и сказал, что нашел еще восьмерых бывших пациентов Георгия Андреевича, которые живут в ПНИ [15], хотя до этого были, судя по всему, дееспособными. Мы пока не понимаем, совпадение это или нет, но договорились так: их организация поищет возможные связи и мотивы в документах, а мы поработаем на месте. Слышишь, Саша? Так вот. Я стала искать семью Максима в соцсетях, и оказалось, что они все живут в соседнем от меня дворе, а с младшей сестрой Максима, Алиной, я дружила все детство, прикинь? Но с самим Максимом не была знакома, он лет на пятнадцать старше. Я напишу Алине и попробую у нее что-нибудь узнать, вот.
– Они все повязаны, все преступники, это было понятно сразу, – сказала Саша.
– Давай не будем делать поспешных выводов, окей? – сказала Даша.
– Напиши ей прямо сегодня, – сказала Саша и зашла обратно в здание.
Она не могла больше терпеть эту больницу, эти идиллические пейзажи с пациентами, умиротворенными огородной работой. Это все было неправдой, ложью, иллюзией, выстроенной умелым фокусником в месте, где все давно сожгли, где остались только угли и обрубки. Какая же мразь этот Георгий Андреевич, он же и мне предлагал, он же говорил в самом начале, что они хотели с матерью сделать из Жени инвалида. Какая же мразь эта мать. Саша выцепила из студии Женю, бросила на стол ключи от пристройки и вытянула себя и Женю наружу, к асфальтовой дороге, где уже дожидалось вызванное Сашей такси. Она не стала ждать маршрутку, в тот день она не смогла бы вынести еще и площадь-сковородку, трупные запахи у дороги, поэтому надеялась промахнуть через центр города прямо к своим подгорным лугам. Саша закрыла глаза, выжидая, когда закончатся дорожные ямы, потом гладь центрального района, потом частносекторские выбоины, когда начнется езда по земле и щебню, потому что только в этот момент она откроет глаза.
Но на внутренней стороне век было слишком пусто, и Саша видела всех червей, копошившихся в ней, все свои сомнения, все тревоги. Саша пыталась разглядеть, из чего состоят эти клубки, которые мучили ее, и поняла, что сильнее всего ее злит собственное влипание в систему, которая держится на врачах-преступниках, а больнее всего колет джумберовское предательство. У нее не было доказательств, не было признания самого Джумбера, но она чувствовала, а если чувствовала, значит, знала, что ее используют. Человек, который объезжает Сашу, как механическую лошадь, слишком быстро стал для нее важным, он одурачил ее, а теперь, после разговора с ним, после разговора с Дашей, Саша чувствовала себя матрасом, на котором сначала трахались, а потом оттащили его к помойке, подожгли и обоссали.
Из-за этого ощущения, омерзительного образа, Саша не могла привычно сидеть, ходить, есть и дышать до самого вечера, а когда ей все-таки удалось уснуть, Саша увидела, как поезд пробивает торговый центр, как разлетается его стеклянная кожа, как поезд едет дальше, врезается в Суворовку и взрывается вместе с ней.
Утром Сашу разбудил Леша, он пришел прямо к ней домой, без предупреждения и очень рано. Саша была вся клокочущая, черви умножились, ее сон с множественными перерывами не отрезал предыдущий день, а продолжил его, подпитав еще большей яростью. И когда Саша услышала стук в окно, а потом увидела Лешу, она сделалась недовольной, она не сказала ничего обидного только потому, что Лешу будто придавило девятиэтажкой. Женя еще спал, поэтому Саша и Леша говорили на веранде, и когда Саша спросила, что случилось, то Леша ответил: умерла мама. Та самая мама, любимая мама, жившая на севере. Он зарыдал и прилип к Саше, обмяк на ней, как сырое тесто. Саша знала правила жизни с людьми, поэтому не оттолкнула Лешу, а пригладила, но ей хотелось оттолкнуть его, потому что его обмякшесть и горе, огромность которого Саша не могла бы даже представить, налипали на нее и залезали во все дыхательные органы. Саша пыталась улететь мыслями куда-то на Остапку, за нее, чтобы просто выполнять утешительные функции. И у нее получалось, она даже села прямо на деревянные доски и потянула с собой Лешу, чтобы он мог на ней распластаться и принимать ее сухие поцелуи в щеки, ее короткие поглаживания. Но все развалилось, все вернулось к Сашиному гневу, когда Леша сказал, что уезжает на север, чтобы похоронить мать.
– Не уезжай, – Саша оторвала от себя Лешу. – Пожалуйста.
– Что? Почему?
Леша поднял свое мокрое лицо, заплаканное, как у ребенка.
– Ты должен остаться.
– Что случилось?
– Я пока не знаю, что случилось, но что-то происходит прямо сейчас, ты не должен бросать меня здесь одну. Пожалуйста.
– Но это моя мама! Она умерла!
Лешин выкрик получился совсем ребеночьим, дребезжащим, он вытолкнул из Саши все терпение, которое сдерживало ее гнев, все заученные правила жизни с людьми. Саша встала, нависла над Лешей.
– А вот я легко пропустила похороны своей матери, да и твоей матери уже без разницы.
Леша тоже встал, он больше не плакал. Саша впервые увидела, как выглядит Леша, когда злится. Он в одну секунду стал чужим, отталкивающим, в нем собрались все мужские лица, когда-либо обижавшие Сашу.
– Ты вообще слышишь себя?
– Я говорю тебе, что мертвых не вернешь, а я живая, и ты должен остаться здесь.
– Я ухожу.
Леша сбежал по верандовой лестнице, перепрыгнул через низкий придомовый заборчик и пошел по лугам вниз.
На следующий день Саша написала Астроному в личные сообщения, чего не делала раньше, и спросила, не знает ли он, когда приедет обратно Леша. Знаю, ответил Астроном, через две недели, то есть девятнадцатого августа. Две недели!
В тот же день Саша получила комиссию с продажи двух квартир, двушки и однушки, которые принадлежали семье, решившейся наконец уехать из Южного Ветра. Первым делом Саша пошла в ювелирный магазин и купила себе бриллиантовые серьги. Они были совершенно не нужны Саше, она вообще не носила золото и драгоценные камни, но тут купила, и у нее остались еще деньги, так что Саша пошла дальше, в магазин с техникой, где взяла телефон для Жени, на будущее. Потом, подумав, купила еще и планшет, чтобы подарить его Ване.
Ваня, конечно, отказался от подарка. Он даже испугался, когда Саша выложила на квасной прилавок коробку, испугался сильно и сказал, что родители убьют. Саша ответила, что родители – это временно, это как тяжелая болезнь, которая кажется нескончаемой, но потом все равно проходит, еще Саша сказала, что если Ваня не возьмет планшет, то она обидится. После этого Саша отвернулась от Вани и его кваса, забыв про
