это сделала. Несколько мгновений моя рука лежала у него на плече, потом он положил на нее свою. И тут нам обоим удалось немного поспать, от силы часа два-три, но таким глубоким сном, каким я, кажется, не спала уже годы. Лампа на тумбочке рядом со мной осталась гореть. За окном занимался рассвет, но я его не увидела.
– Что ты сказала? – спросил он. Ему все еще было не по себе.
– Я сказала: мне можно подниматься на твою территорию, и я – неприкосновенная гостья, понятно? Я прихожу и ухожу, когда захочу. А твоя неприкосновенность сохраняется лишь до тех пор, пока ты на деревьях, на твоей территории, но стоит только тебе ступить на землю моего сада, как ты станешь моим рабом и будешь закован в цепи.
Итало Кальвино. Барон на дереве
6
За три года до этой рождественской ночи, на ферме, передо мной в дверях стоял полицейский. Он стоял молча, сцепив пальцы, и выжидая, после того как произнес эти две страшные фразы:
– Ваш муж замешан в убийстве. Имя убитого – Никола Дельфанти.
Занималась заря, но свет, разливавшийся над полями, был еще слабый, какой-то неживой. Полицейский попросил разрешения войти. У меня не было причин не пускать его, но я медлила с ответом и не двигалась с места, чтобы освободить ему проход, так что ему пришлось повторить просьбу, а затем протиснуться между моим плечом и дверным косяком. Его коллега вошел вслед за ним, опустив голову в замешательстве.
Я огляделась и представила себе, какое впечатление на полицейских должна была произвести эта обстановка: стол, где со вчерашнего вечера остались неубранными посуда и приборы на одного, брошенная на ковре пара сапог, облепленных грязью, – все свидетельствовало о небрежности одинокого человека, который не ждал гостей.
– У меня еще не застелена постель наверху, – сказала я.
Затем я включила все освещение, лампы в гостиной, на кухне, в коридоре и на лестнице, в комнате Коринны и Томмазо, в комнате Данко и Джулианы, – спустя годы я все еще продолжала их так называть, – и, наконец, в нашей комнате. Сначала за мной пошли оба полицейских, потом только один. Включив все освещение, я словно говорила им: вот, смотрите, все перед вами, никаких темных углов, никаких секретов, ничего похожего на то, что вы ищете. Берн давно уже не ходит по этим комнатам, хоть я и представляла себе это почти каждый вечер, прежде чем улечься в одинокую постель, я почти видела, как он широкими шагами мерит пространство, даже разговаривала с ним, да, разговаривала вслух. Эти зажженные лампы словно давали им понять: новость, которую вы пришли сообщить мне сегодня утром, просто не может быть правдой.
Ваш муж замешан… Имя убитого – Никола Дельфанти.
Я понимала отдельные фразы, но связь между ними от меня ускользала. Как две половинки двух разбитых ваз, думала я, – пытаешься их склеить, но черепки одной не подходят к остову другой.
Я не предложила полицейским никакого угощения, ни чашки кофе, ни стакана воды. Позднее я пожалела о том, что проявила такую невоспитанность. Когда они обследовали комнаты и мы снова оказались втроем у входа, тот из них, кто, по-видимому, имел право высказываться, произнес: «Думаю, мы вернемся, чтобы провести более тщательный осмотр. Может быть, прямо сегодня. Буду вам признателен, если в ближайшие часы вы никуда не будете отлучаться».
Затем они ушли. И на ферме вновь воцарилось спокойствие. Я села на садовые качели. Какая-то утренняя мошка вилась вокруг меня: я отгоняла ее от одного уха, она начинала жужжать над другим. Я была не в состоянии думать, хотя мысли у меня были, я в этом уверена, они даже громоздились друг на друга, но извлечь из них смысл не получалось. С каждой минутой я все сильнее ощущала странную, незнакомую мне прежде форму смятения. Я слышала скрип качелей, хотя мне казалось, что они не двигаются. Я сознавала, что спокойствие продлится недолго, но в это конкретное мгновение не происходило ничего: были я и ферма, а еще были произнесенные слова – дуновение воздуха, рассеявшееся в окружающей атмосфере.
Около девяти вечера зазвонил домашний телефон. Ну вот, начинается, сказала я себе, но не сразу встала с качелей. Я вдруг с необычайной и необъяснимой четкостью стала осознавать все те действия, которые вплоть до этой минуты совершала автоматически: вот я встаю, иду к телефону, беру трубку, говорю «алло».
Это была сотрудница телефонной компании. Ее беспокоило, что мой счет за интернет-трафик мог оказаться завышенным. Я дала ей договорить, фиксируя все, что слышала, но не усваивая существенного. Потом сказала ей, что там, где я живу, нет интернета, и это еще чудо, что у нас действует мобильная связь, хоть на нее и оказывают влияние капризы погоды. Видимо, что-то в моем голосе напугало ее, потому что она быстро завершила разговор.
Секунду я смотрела на молчавший телефон, словно в ожидании важного звонка. Потом опять уселась под навесом. Полицейский советовал мне не уходить далеко; я его послушаюсь. Не двинусь с места до тех пор, пока нелепая, дикая версия происшедших событий, которую я услышала утром, не будет опровергнута.
Они вернулись сразу после обеда, на трех машинах, и несколько раз буксовали, прежде чем им удалось припарковаться. У них был ордер на обыск, и вели они себя совсем по-другому, чем утром. Решительный тон, почти что агрессивный. Они попросили меня оставаться снаружи, пока в доме будет проходить обыск. Только позже я узнала, что это было незаконно, что они не имели права ничего трогать, двигать, открывать и доставать иначе как в моем присутствии. А тогда я не стала возражать и села под лиственницей. Подняв голову, я заметила кое-где в ветвях желтизну. Я сорвала несколько пожелтевших листиков и стала рассматривать их на свету.
Затем тот полицейский, который говорил со мной утром, подошел и сел рядом.
– Начнем сначала, – сказал он. – Вы не против?
– Как скажете.
– Утром вы заявили, что ваш муж не бывает в этом доме уже долгое время.
– Триста восемьдесят четыре дня.
Казалось, он был удивлен:
– Вы абсолютно уверены?
В вечер нашей свадьбы Берн стоял на скамье, как раз на том месте, где сейчас сидел полицейский. Того, в чем я была уверена, было гораздо больше, чем этот тип мог себе представить. Я опустила голову, что означало «да».
– Должен ли я из этого сделать вывод, что вы и ваш муж больше
