- Все, что вы перечислили, верно, ваше величество, но далеко не полно.
- Что же ты можешь добавить? - высокомерно спросил Реза-шах.
Хакимульмульк стал в позу человека, готовящегося нанести врагу смертельный удар.
- Я могу только добавить, ваше величество, что за последние сто лет своей истории у Ирана не было более позорного периода, чем эти пятнадцать лет.
Ошарашенный этим неожиданным ударом, Реза-шах медленно поднялся с места.
- А не ты ли эти пятнадцать лет ежедневно раболепствовал и ползал передо мной на брюхе? - хрипло сказал он. - Не вы ли, хакимульмульки, хикматы исфагани, серхенги сефаи?!
И Реза-шах, пошатываясь, вышел из-за стола и потянулся руками к горлу Хакимульмулькз. Но везир, отодвинувшись на шаг, сказал с убийственным хладнокровием:
- Господин Реза-шах! Я уполномочен заявить вам, что союзники предоставили вам двадцать четыре часа для сборов. Завтра вы должны покинуть Тегеран. Лучше займитесь дорожными приготовлениями.
Как подсеченный упал Реза-шах в кресло.
- Вы еще подлее меня! - хрипло выговорил он. - Имей вы власть, которой был облечен я, вы бы никому не давали пощади. Меня утешает, что, уходя, я оставляю власть подобным вам людям.
Это было по иранскому солнечному летосчислению в двадцать пятый день месяца шахривера 1320 года, что соответствует шестнадцатому сентября 1941 года.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
В четверг, семнадцатого сентября, когда советские войска вступили в Тегеран, улицы были переполнены народом. Тысячи тысячи людей встречали советских бойцов и командиров рукоплесканиями и восторженными приветствиями. Стройные ряды советских воинов, двигавшихся по широкой Киреджской дороге, их строгая выправка, бодрый вид, загорелые вдумчивые лица олицетворяли собой мощь и духовную силу представляемой ими Советской страны.
В город входила не обычная армия. Эта армия несла народу весть о новом мире, новой жизни, которая до сих пор казалась миллионам трудящихся людей прекрасной, но далекой, неосуществимой мечтой.
Поэтому весь трудовой люд следил за могучим маршем этой армии. Десятки тысяч людей толпились на тротуарах, на балконах и крышах домов, взбирались на стены, на столбы, чтобы вдоволь налюбоваться армией свободной страны, поглядеть в лица советских воинов, в которых труженики столицы узнавали своих далеких, но родных братьев.
- Знидебад эртеши сорх! Да здравствует Красная Армия! Ур-ра! раздавались со всех сторон радостные крики.
Кто-то, вырвавшись вперед, осыпал проходивших воинов цветами.
Стиснутые в толпе Фридун, Курд Ахмед, Арам, Риза Гахрамани, Ферида и Серхан молча, с любовью глядели на проходившие части, и сердца их учащенно бились. С восхищением вглядывались они, как и тысячи людей вокруг, в лица проходивших воинов, в их костюмы, знаки различия, стараясь не пропустить ни одной детали.
А советские воины все шли и шли мимо бесчисленных ликующих толп, и на их лицах играла улыбка, глаза выражали сочувствие к людям труда, дружелюбие к угнетенному народу.
Клевета, обман и ложь, которые изо дня в день распространялись правящими кругами в продолжение многих лет, оказались не в состоянии поколебать в сердце народа любовь и доверие к имени Ленина, к великой Стране Советов, расстроить торжественную, вылившуюся в стихийную демонстрацию встречу народа с Советской Армией.
Охваченные неудержимой радостью, люди бросались в объятия друг друга, целовались, иные плакали.
Фридун тихонько указал Курд Ахмеду на двух железнодорожных рабочих. Крепко обнявшись, они расцеловались.
- Дожили, братец, до светлого дня! Дожили!
- А мы чего стоим? - проговорил Фридун и заключил Курд Ахмеда в объятия.
- Да, это исторический день, который не будет забыт ни нынешним поколением, ни будущим. Его будут помнить и дети наши и внуки! - сказал задумчиво Курд Ахмед.
- Эй, дитя Шираза! - вдруг раздался недалеко от них восторженный возглас.
Они обернулись и увидели, как двое бедно одетых мужчин пробиваются навстречу друг другу.
- Здорово, сын Ардебиля! - ответил второй.
Встретившись наконец, они обнялись.
- Какой праздник! - воскликнул тот, кого назвали ширазцем. - Лучше, чем Новруз-байрам!
- Ты раньше найди себе хоть чувяки на ноги, а потом уже празднуй! процедил стоявший поблизости долговязый господин в коверкотовом костюме и с изящной тростью в руке.
- Не беспокойся, найду и чувяки, господин, - сказал ардебилец. - А что до праздника, так большего мне и не надо: ведь прогнали Реза-шаха! Этого мне до конца жизни хватит.
- Ну, гора впереди, ты ее еще не перевалил! Реза-шах ушел - его сын пришел. Посмотришь на эти улицы завтра! - прошипел господин со злобой. Ведь завтра пятница - хороший день. Выйди-ка на юг Тегерана и погляди, кто сюда двигается!
Ширазец угрожающе взглянул на господина.
- Значит можно поздравить тебя! - с ехидством сказал он. - Господа англичане спешат к тебе на помощь? Уж не шпион ли ты, сударь?!
Втянув голову в плечи, долговязый господин юркнул в толпу.
Фридун оглядел товарищей испытующим взглядом.
- Нам предстоит жестокая борьба, друзья! Она по-настоящему развернется только теперь...
С течением времени создавались и начинали действовать рабочие организации, выходили демократические газеты.
Фридун, Курд Ахмед, Риза Гахрамани, Серхан, Ферида и Арам Симонян работали без устали, поспевая всюду. Втянулись в работу Судаба и Хавер.
Курд Ахмед, Фридун и Риза Гахрамани вместе с несколькими видными общественными деятелями, вернувшимися из южной ссылки, были руководящими работниками организации.
Вместе с тем после первых минут растерянности и паники начали оживать и силы реакции. Видя опору в английских войсках, они усиливали свою деятельность, тем более что правительственный аппарат все еще находился в их руках.
Выйдя из дому, Курд Ахмед и Фридун отправились на один из больших народных митингов. Он был создан с целью оказать давление на правительство. С первого же шага они оказались в шумной, быстро движущейся толпе. Казалось, будто все население города стремится в одном направлении.
Здесь можно было увидеть людей самых различных слоев - рабочих, крестьян, купцов, духовных лиц, интеллигентов, мелких торговцев, - но преобладающее большинство составлял трудящийся люд.
Слышались отдельные выкрики:
- Зиндебад азадеи Иран! Да здравствует свободный Иран!
- Мурдебад режимы истибдад! Долой деспотический режим!
- Долой Пехлеви!
- Долой правительство реакционеров!.. Затем раздавались громовые возгласы "ура".
Через каждые сто шагов можно было видеть новые группы демонстрантов, поднявших своего оратора на плечи.
Одна из таких групп несла высоко над собой оратора, в котором Фридун и Курд Ахмед узнали Ризу Гахрамани. Это шли железнодорожники. Среди них находился и машинист Серхан со своим кочегаром и старый стрелочник.
- Долой кровавую деспотию! Мы требуем хлеба! Мы требуем работы! Накормите наших детей! - отчетливо выкрикивал Риза Гахрамани, встречая всеобщее одобрение.
Потом он обратился с призывом:
- Кликнем трижды "ура" во славу свободы!
И по всей бесконечной толпе прокатилось троекратное громовое "ура".
На улице Фирдоуси толпа замедлила шаг, потом, уплотнившись до предела, остановилась.
Фридун и Курд Ахмед стали пробиваться к балкону двухэтажного дома, где была устроена трибуна. В это время послышался треск мотоциклов. Оказалось, это прибыл в сопровождении трех жандармов старший агент жандармерии.
Очутившись перед группой железнодорожников во главе с Ризой Гахрамани, старший агент предложил им разойтись, так как они "мешают уличному движению".
- Долой слуг деспотии! - вместо ответа крикнул Риза Гахрамани.
- Разойдись! Не нарушайте порядка!.. - И агент потянулся за револьвером.
Но Риза Гахрамани под одобрение толпы еще раз воскликнул:
- Долой слуг деспотии! Долой Пехлеви!
Внезапно раздался выстрел. Поднятая вверх рука Ризы Гахрамани упала. На его рубашке показались пятна крови.
- Разоружить этих собак! - раздались возмущенные голоса, и в то же мгновение старший агент был сбит с мотоцикла и брошен наземь.
Толпа принялась избивать жандармов.
Фридун и Курд Ахмед пробились к Ризе Гахрамани. Один из рабочих, разорвав свою сорочку, перевязал раненого. При виде друзей Риза Гахрамани радостно улыбнулся.
- Ведите меня наверх! На трибуну! - настойчиво просил он. Но он терял силы, бледнел, с трудом держался на ногах.
Рабочие отвели его в сторону. Поручив им срочно доставить раненого к врачу, Фридун и Курд Ахмед стали снова пробиваться к трибуне.
Неожиданно они столкнулись с большой группой демонстрантов, в большинстве состоявших из женщин. Впереди Фридун заметил Хавер, Фериду и Судабу. Они часто поворачивались к своей группе и провозглашали лозунги борьбы и свободы.
Сейчас Судаба показалась Фридуну совершенно иной. Даже красота девушки как бы приобрела новый оттенок, озарилась большой светлой мыслью. Фридун вспомнил о своей первой встрече с Судабой после освобождения из тюрьмы. Тогда, увидев его, девушка едва удержалась, чтобы не броситься ему на грудь.
