Выход книги Аксакова вторым изданием вызвал в печати снова ряд восторженных критических откликов. Наиболее значительным из них явилось выступление И. И. Панаева на страницах «Современника». Самой важной чертой «Записок» Аксакова, по его мнению, является то «глубоко поэтическое чувство природы», которое свойственно большому художнику, и та удивительная «простота в изложении», которая отличает истинное произведение искусства. В этой книге «столько простоты, – писал Панаев, – что ее смело можно променять на десятки так называемых романов, повестей и драм, которые пользовались у нас в последнее время даже довольно значительным успехом. В ней столько поэзии, в этой небольшой книжечке, сколько вы не отыщете в целых томах различных стихотворений и поэм, которые привились и точно имеют в себе некоторые поэтические достоинства. Она, может быть, даже для специалиста, для охотника удить не имеет такого значения, какое имеет для художника, для литератора» («Современник», 1854, № 8, стр. 130–131). Словом, «Записки об уженье рыбы» были восприняты современным читателем и критикой как произведение искусства. «Ты так умеешь писать, что и этот предмет делается у тебя литературным», – сообщал Аксакову М. Дмитриев в ответ на получение от него экземпляра «Записок» (ИРЛИ, ф. 3, оп. 13, Д. № 18, л. 1).
Два года спустя «Записки об уженье рыбы» вышли третьим, и последним при жизни автора, изданием (М. 1856). Это издание отличалось от предшествующего немногочисленными стилистическими поправками и незначительными дополнениями. Кроме того, книга была сопровождена специальными примечаниями и заключительной статьей «Ход рыбы против течения воды», принадлежащими перу выдающегося русского естествоиспытателя К. Ф. Рулье. Статья Рулье явилась своего рода естественнонаучным комментарием к некоторым положениям аксаковских «Записок». Впервые в этом издании они вышли с политипажами, подобранными, очевидно, Рулье.
Литературные достоинства книги Аксакова были и впоследствии высоко оценены самыми выдающимися писателями. Для многих из них она служила своего рода эталоном, образцом того, как надо живописать природу. В 1884 г. А. П. Чехов писал своему брату педагогу Ивану Павловичу, что с интересом читает журнал «Природа и охота» и особенно статьи об аквариумах, уженье рыбы. «Хорошие есть статьи, – добавляет Чехов, – вроде аксаковских» (А. П. Чехов, Полн. собр. соч., т. 13, М. 1948, стр. 110). «Запискам об уженье рыбы» воздавал должное и Горький. Во второй части романа «Жизнь Клима Самгина» есть любопытный эпизод. В серьезном, важном разговоре, который ведет большевик Степан Кутузов с Климом Самгиным, неожиданно всплывает имя Аксакова. Кутузов обращается к своему собеседнику: «Вы, Самгин, рыбу удить любите? Вы прочитайте Аксакова „Об уженье рыбы“ – заразитесь! Удивительная книга, так, знаете, написана – Брем позавидовал бы»! (М. Горький, Собр. соч., т. 20, М. 1952, стр. 47).
В настоящем собрании «Записки об уженье рыбы» печатаются по тексту третьего издания, с устранением мелких неисправностей и опечаток.
«Записки об уженье рыбы». – Подобно последнему прижизненному изданию, а также первому Полному собранию сочинений С. Т. Аксакова (СПБ. 1886), выходившему под наблюдением И. С. Аксакова, снабжены политипажами. Политипажи «Записок об уженье рыбы» даны по изданию 1886 г., не повторяющему в этом отношении последнего прижизненного издания 1856 г. Есть основание предполагать, что такого рода отступление от прижизненного издания в Полном собрании сочинений 1886 г. было не только санкционировано сыном писателя, но в свое время авторизовано самим С. Т. Аксаковым. Сохранилось письмо профессора Н. П. Вагнера, указавшего С. Т. Аксакову на существенные недостатки политипажей издания 1856 г. (ИРЛИ, ф. 3, оп. 13, д. № 6).
Моро Жан Виктор (1761–1813) – французский полководец, сражался под началом Наполеона; после конфликта с ним уехал в 1805 г. в Америку; восемь лет спустя вернулся в Европу и в мундире русского генерала воевал против наполеоновской армии.
…о которых напечатано в «Совершенном егере». – Полное название книги: «Совершенный егерь, или Знание о всех принадлежностях к ружейной и прочей полевой охоте», в трех частях, перев. с нем. В. Левшина (СПБ. 1779).
«Сердце мое, рыбка моя, ожерелье! Выгляни на меня…» – Цитата из «Майской ночи» была приведена Аксаковым, вероятно, по памяти. Следует: «Выгляни на миг».
…идиллию «Рыбачье горе» – стихотворение С. Т. Аксакова «Рыбачье горе», см. стр. 258 наст. тома.
Я уже сказал… – Это примечание появилось впервые во втором издании «Записок об уженье рыбы» (М. 1854). Аксаков имеет в виду объяснение, которое он дал ко второму изданию «Записок ружейного охотника» (М. 1852). См. т. 5 наст. изд., стр. 158.
…случилось мне прочесть в «Охотничьей книге» г-на Левшина… – Речь идет о сочинении В. Левшина «Книга для охотников до звериной и прочей ловли, также до ружейной стрельбы и содержания певчих птиц…» в четырех частях, М. 1810–1814.
С. Машинский
Je le vis, je rougis, je palis a sa vue;
Un trouble s'eleva dans mon ame eperdue;
Mes yeux ne voyaient plus, je ne pouvais parler;
Je sentis tout mon corps et transir et bruler.
. . . . . . . . . . . . . . .
Je l'evitais partout.
Que dis-je? Il ne point mort, puisqu'il respire en vous.
Toujours devant mes yeux je crois voir mon epoux.
Je vois de votre amour l'effet prodigieux…
Delivre l'univers d'un monstre qui t'irrite.
La veuve de Thesee ose aimer Hippolyte!
Crois moi, ce monstre affreux ne doit point t'echapper.
Voila mon coeur, c'est la que ta main doit frapper.
Impatient deja d'expier son offense.
Au-devant de ton bras je le sens qui s'avanse.
. . . . . . . . . . . . . . .
Donne…
Sur quel espoir nouveau, dans quels heureux climats
Croyez-vous decouvrir la trace de ses pas?
Oenone, la rougeur me couvre le visage,
Je le laisse trop voir les honteuses douleurs
Et mes yeux malgre moi se remplissent de pleurs.
Ma blessure trop vive aussitot a saigne
Ce n'est plus une ardeur dans mes veines cachees:
C'est Venus tout entiere a sa proie attachee.
Que ces vains ornements, que ces voiles me pesent!
Quelle importune main, en formant tous ces noeuds,
A pris soin sur mon front d'assembler mes cheveux?
Tout m'afflige et me nuit et conspire a me nulre.
Dieux, que ne suis-je assise a l'ombre de forets!
Quand pourrai-je au travers d'une noble poussiere,
Suivre de l'oeil un char fuyant dans la carriere?
Quelle fruit esperes tu de tant de violence?
Tu fremiras d'horreur si je romps le silence.
Indomptable taureau, dragon impetueux,
Sa croupe se recourbe en replis tortueux;
. . . . . . . . . . . . . . .
La terre s'en emeut, l'air en est infecte;
Le flot qui l'apporta recule epouvante.
A travers les rochers la peur les precipite,
L'essieu crit et se rompt: l'entrepide Hippolyte,
Voit voler en eclats tout son char fracasse.
К удивлению моему, г-н Булгарин в прекрасном подарке своем любителям театра, в «Русской Талии», довольно мало и холодно сказал о Шушерине. Шушерин, без сомнения, должен стоять вторым после Дмитревского по своему искусству, тем более, что не имел способов образовать себя учением и примерами, как Дмитревский.
Под техническим термином хорошие средства должно разуметь голос, грудь и лицо.
Ровно через год, в один день и час с Д. В. Веневитиновым.
«Похвальное слово Капнисту» (см. «Атенея» № 5 <1828>
Мы не говорим о тех людях, которые ничего русского не хвалят, и о тех, которые ничего в целом мире не хвалят.
Нам кажется поступок Гикши несообразностью, не он ли с опасностию жизни освобождает после Красицкого? А здесь от маленького шума, ничего еще не видя, бросает его – быть может, на жертву двум разбойникам, с которыми они и сами, будучи вдвоем, легко бы управились.
Прерванное пение баллады было бы очень хорошо, если б было нужно по ходу пиесы; если б это было единственным средством возбудить в старике подозрение, но здесь и без баллады можно было все рассказать, как впоследствии и сделалось.
Нам показалось, декорация не та, которая была в конце второго действия.
Эти прятанья нам кажутся слишком однообразны и сходны с такими же в втором действии и вообще утомительны.
Мысль прекрасная, но, кажется, не сообразная с обстоятельствами: Твердовский, раб злого духа, не может уже повелевать стихиями и умереть повелителем его.
Кажется, падением Твердовского надобно бы кончить оперу; зрители отгадали бы последствия. Финал хотя и очень хорош, но не мог уже произвести никакого впечатления на пораженного зрителя.
