К моменту полной ликвидации лодзинского гетто в нем оставалось 850 человек. Прорыв наших танков спас им жизнь.
Структура лодзинского гетто. Свои бумажные и металлические деньги. Почта и почтовые марки. Школы, театры, типографии, 40 текстильных фабрик. Много заводиков. Санатории. Фототека. Историческое бюро. Больницы и медицинская скорая помощь. Подсобные хозяйства, поля, огороды. 100 лошадей. Были введены ордена и медали за труд. Хаим Румковский - директор гетто, еврей-интеллигент, статистик. Румковский объявил себя первосвященником. В роскошных молитвенных одеждах он служил в синагоге, раздавал права на брак, на разводы, карал тех, кто имел любовниц. Он женился в 70 лет на молоденькой юристке, имел любовниц-школьниц. В честь его слагались гимны, он объявил себя вождем и спасителем евреев. Гестапо целиком опиралось на него. В гневе он избивал людей палками, наносил пощечины. До войны он был неудачником, разорившимся купцом. Он погиб следующим образом: когда в эшелон погрузили его брата, он, веря в свое могущество, заявил гестапо, что, если брат не будет освобожден, он сядет в эшелон вместе с ним. Румковский сел в эшелон и был отправлен в Освенцим. Вместе с ним пошла на смерть молодая жена. Румковский гордился тем, что когда-то из Берлина было отправлено письмо Хаиму Румковскому без указания города и оно было доставлено ему в Лодзь.
Лодзь - польский Манчестер. 15000 портных шили в гетто на немецкую армию. Им выдавали 400 гр. хлеба в день и 900 гр. сахара в месяц. В это время в варшавском гетто выдавалось 80 гр. хлеба. Бибов - человек очень умный, методичный, ласковый. Шеф гестапо - Братфиш.
Генигшус - пуля в затылок.
Религиозность в гетто резко пала, да и вообще евреи-рабочие нерелигиозны.
Бибов засылал в гетто много витаминов.
Помощник Румковского еврей Гертлер был в связи с гестапо, но сделал много добра. Человек он был очень добрый, и его очень любил народ.
Когда Гертлер вошел в силу и стал пользоваться большим уважением у немцев, Румковский его смертно возненавидел.
Еврейская полиция внутри гетто.
Больница в гетто вызывала восторг врачей из Европы. Профессор заявил: "Такой клиники я не видел в Берлине".
Гляйт - лист на жизнь.
В варшавском гетто было 300 врачей.
Геройская смерть доктора Вайскопфа в лодзинском гетто, который пытался перегрызть горло Бибаху.
Во главе восстания в варшавском гетто стоял лодзинский инженер Клопфиш.
Польская деревня.
Всех польских крестьян немцы выгнали из домов, отобрали землю, скот, утварь и поселили в скверных хибарках, заставив батрачить на немцев. Немцы были местные, а часть (160000) - пришлые из Украины, Волыни.
Детей польских крестьян не учили. С 12 лет дети работали принудительно.
Костелы были закрыты, оставили один из 20, остальные превратили в склады.
Батракам платили 20 марок в неделю и давали пищу. Детям платили 6 марок в месяц.
Продукцию немцы сдавали в магазины в городах. Им платили 20 марок за 100 килограммов ржи, 7-9 марок за сто килограммов картофеля.
Немец-крестьянин имел право оставить себе продуктов в количестве, достаточном, чтобы прокормить себя и семью.
Поляка-крестьянина послали в Дахау за то, что он еще до прихода немцев сказал соседу-немцу: "Зачем говоришь по-немецки, тут не Берлин".
В деревне сотский староста - остбауэрфюрер.
Несколько деревень объединял комиссар.
Вопросы о земле решались в городской или районной организации НСДАП.
Еще до войны на партийных собраниях нацисты собирались якобы для молитвы.
Немцы шли двумя волнами: одна - в 1941 году, другая - в 1944 году.
Немцы продавали полякам хлеб налево по 5 марок кило, пшеничную муку по 25 марок кило, кило сала - 200 марок.
Поляков учителей, врачей, ксендзов, адвокатов тысячами вывозили в Дахау и убивали.
Наш край немцы называли "вартегау".
Батраков закрепили, запрещали перемещаться - рабы.
Полякам запрещалось заходить в магазины, парки, сады.
В трамвае нельзя было ездить по воскресеньям, а в моторном вагоне всю неделю.
У бауэрфюрера Швандта было три мужчины батрака и три женщины. Он огромный толстяк, батракам ничего не платил, до войны у него были пивная и мелочная лавки. До войны он имел 4 моргена, а сейчас у него 50 моргенов.
Выполнение обязательных поставок немцам проверяла комиссия.
Полякам водки не давали, а немцам выдавали по праздникам.
Некоторые немцы не верили, что придут русские, и смеялись над теми, кто делал большие телеги для вывоза вещей. Так они не верили до последнего дня.
Крестьян называли "подлюги".
Поляков приговаривали к трем месяцам тюрьмы за пользование зажигалками, заряженными бензином.
Познань. Завод Фокке-Вульф, завод бронепоездов, автозавод, завод, производящий автоматы и гранаты, завод покрышек, завод Голяск - раньше делал мыло, теперь - винтовки, фабрика Голля выпускала шоколад, теперь патроны для винтовок. Производство крахмала, патоки, кантона, бумаги и пр.
Городок Шверценц. 11 километров от Познани. Мы живем на углу, рядом с контрольно-пропускным пунктом. Чудовищный грохот военной техники и день и ночь.
Появилась фигура, которую я никогда не видел: тайно выглядывающие из-за занавесок гражданские немцы.
Пехота едет в каретах, колясках, кабриолетах. Сверкают лак и зеркальное стекло. Ребята курят махорочку, заправляются, играют в карты. Подводы в обозах украшены коврами, ездовые покоятся на перинах. Солдаты не едят казенную пищу - свинина, индюшатина, курятина. В пехоте появились румяные, полные лица, чего никогда не было.
Немцы-гражданские, которых догнали наши танки, сейчас идут обратно. Их бьют, распрягают лошадей, поляки их грабят. "Куда вы идете?" - спрашиваю. Отвечают по-русски: "В Россию".
Здесь немцы пяти видов: черноморские, балканские, прибалтийские, фольксдейтше, райхсдейтше.
Уличные бои в Познани.
Командир полка жалуется: "Вот ворвались мы в одну из улиц, к нам кинулись жители, кричат: "Спасители, освободители наши!" Тут меня немцы контратаковали и отбросили, выскочила их самоходка - я гляжу, те же жители повыскакивали и давай немцев обнимать. Ну, тут я приказал дать картечью".
Чуйков ведет уличные бои в Познани. Он считается после Сталинграда высшим мастером уличных боев. Суть сталинградского боя в том, что наша пехота создала клин между силой немецкого мотора и слабостью немецкой пехоты. И вот академик Чуйков попал в силу обстоятельств и закономерностей, которые сильней его, - здесь в Познани то же сталинградское положение, но с обратным знаком. Он яростно атакует немцев на улице Познани силой огромной техники и малой пехоты. А мощная немецкая пехота упорно ведет свой безнадежный бой.
Освобожденная девушка Галя, говоря о галантных особенностях военнопленного мужского интернационала, сказала мне: "У французов разные применения".
В районе Познани.
На втором этаже двухэтажной виллы, в холодной, ярко освещенной комнате сидит Чуйков. На столе звонит телефон, командиры частей докладывают о ходе уличных боев в Познани. В перерывах между звонками и докладами оперативных работников Чуйков мне рассказывает о прорыве немецкой обороны в районе Варшавы:
"Режим немецкого дня мы изучали месяц. Днем немец уходил из первой траншеи, ночью он ее занимал. Всю ночь перед началом наступления мы его агитировали по радио, давали музыку и танцы и под шумок вытянули на передовые все свои силы. В 8 ч. 30 мин., когда он уходил обыкновенно с первой линии, мы дали залп из 250 стволов. В первый день мы прорвали первую линию. Мы слышали по радио, как командарм 9 звал свои дивизии и ни хрена не дозвался. Тут же мы разбили две танковые дивизии, подтянутые из глубины. В это утро был молочный туман. В общем, так: налет, огневой вал - и пошли. Задержали его на наковальне первой линии и ударили его молотом артиллерии. Опоздай мы на час, мы бы били по пустому месту. А немец считал, что мы стратегически выдохлись. Здесь Ландвер и Фольксштурм".
Чуйков слушает телефон, тянется к карте и говорит: "Минуточку, сейчас надену очки". Читает донесение, радостно смеется и ударяет адъютанта карандашом по носу; говорит: "Правый фланг Марченко уже чувствует огонь Глебова. Огневая связь есть, скоро будет живая". Кричит в телефон: "Если они вырываются на запад, выпусти их в ноле и дави, как клопов, проклятых!"
"Теперь немцу вклиниться - смерть, он не вернется из клина. Бойцу надоело в обороне, жажда кончать войну, два-три дня разминались, а потом пошли по 30-50 километров в день.
Забарахлились малость - танк идет, а на крыле поросеночек. Людей мы теперь не кормим, наше невкусно. Обозные едут в каретах, играют на гармошках, как махновцы.
Форт в Познани - наши ходят сверху, а он стреляет. Тогда саперы вылили полторы бочки керосину и подожгли - они, как крысы, выскочили.
А знаете, что удивительно - при всем нашем опыте войны и при замечательной нашей разведке, мы одного пустячка не приметили - не знали, что Познань первоклассная крепость, одна из сильнейших в Европе. Думали, что населенный пункт, хотели с ходу взять, вот и напоролись".
