В 1-й, январской, книжке обращает на себя внимание «Охотничий дневник» царя Алексея Михайловича, этого истинного патриарха, царственного представителя русских охотников, который вполне чувствовал всю поэзию охоты и художественно относился не только к самому делу, но ко всем мелочам и подробностям его обстановки. Царь Алексей Михайлович, не говоря о других его царственных и человеческих достоинствах, самое умилительное и самое достолюбезное лицо для каждого охотника. Я уверен, что многие места в «Уряднике», или в «Уставе сокольничья пути», непременно писаны или диктованы им самим. Надобно быть истинным охотником в душе, с поэтической стороны смотрящим на дело, чтобы так метко, так тепло и увлекательно выражаться. Хотя «Дневник» есть только перечень государевой охоты, но он живо представляет царственного охотника во все часы дня и даже ночи, при всех переменах погоды, во всей его охотничьей деятельности. Письма же царя Алексея Михайловича к стольнику Матюшкину, которыми заключается эта любопытная статья г. Забелина, просто прелесть и драгоценность.
Статья «Куропатка серая, полевая» также очень интересна не только для охотника, но и для всякого любителя натуральной истории. Политипаж, изображающий стаю куропаток на отдыхе, превосходен как по своему составлению, так и по исполнению. Охотник не может смотреть на него равнодушно. Вот они, эти красивые по своему перу и миловидные по своему складу наши туземки, неотлетные, серые куропатки: иные почти совсем зарылись в снег, другие закопались в него до половины; иные остаются на поверхности снега и как будто дремлют, надувшись и оттопырив свои перышки, отчего кажутся гораздо толще и круглее, иные собираются усесться на отдых и уже готовятся разгребать снег своими голыми, резвыми на бегу, красивыми ножками; а между тем по голым сучьям, опушенным снегом, наклонившимся над стаей отдыхающих куропаток, прыгают бески, щеглята и снегири, с любопытством заглядывая в разрытый и разбросанный снег и думая найти в нем какую-нибудь для себя поживу. Во втором нумере «Журнала охоты» статьи «Английские законы об охоте» Г. и «Охотничьи метательные оружия», с политипажами, г. Константина Петрова замечательны и любопытны: первая сообщает нам, какое значение имеет охота в Англии, где еще в 1017 году по рождестве Христове были изданы законы об охоте англосаксонским завоевателем Канутом, законы, из которых многие теперь еще существуют; вторая, то есть история охотничьего метательного оружия, представляет полное и добросовестное исследование этого важного предмета, его постепенного развития и усовершенствования, до которого дошло оно теперь. Статья Жюль-Жерара «Арабы и львы» исполнена самого живого интереса, даже и для всякого любознательного читателя. Наконец, статья И. Бильфельда «Олений рев», окончание которой напечатано в № 3, украшенная двумя прекрасными литографиями, рисует разнообразную и великолепную картину высокой охоты в окрестности Кизляра за дичью первоклассною, охоты, мало известной у нас внутри России, а потому заслуживающей еще большего любопытства и внимания. На первой литографии (№№ 2 и 3 журнала) изображен олень, ревом своим оглашающий пустынное пространство и тишину темной ночи; закинув ветвистые рога на спину, он зовет зычным ревом к себе подругу, чутко слушая, не отзовется ли где ее ответный голос. На второй литографии олень, как видно, услыхав какие-то знакомые звуки, в пылу страсти ничего не разбирая, бросился в воду и распугал стадо уток в прибрежном камыше, усевшихся там на ночлег: одни с испугом разлетаются в разные стороны, а другие, вероятно встревоженные прежде, опять возвращаются уже вереницей на прежнее место. В № 3 отлично хорошо написана статья «Грач», но она, конечно, интересна только для любителей натуральной истории, а не для ружейного охотника. У нас в России грачей не едят, хотя мясо молодых и жирных очень вкусно; никто не считает их дичью, и никто не стреляет, разве только для того, чтоб отогнать их от березовой рощи, которую сушат они устройством своих безобразных гнезд. Но статья моя далеко бы превзошла назначенные ей пределы, если б я стал распространяться о всех любопытных и замечательных статьях, напечатанных в десяти книжках «Журнала охоты», как, например: «Перепелки на острове Кипре», «Дикая индейка», «Охота на кагуара, или американского льва» и пр. Не буду говорить также о превосходно нарисованных и вырезанных политипажах, из числа которых изображение «альпийского охотника» превзошло все прежние политипажи Рихау.[110]
Я остановлюсь только на «Воспоминаниях охотника» г. Ф. Арсеньева и на «Записках ружейного охотника Костромской губернии» А. В – ва. Оба рассказа написаны очень живо и драматично, но рассказ г. В – ва лучше и вполне переносит читателя в костромские лесные места. В № 10 «Журнала охоты» помещены две в высшей степени замечательные статьи: «Охота в горах» (из записок о Шотландии) самого редактора, г. Мина, и «Охота в окрестностях Усть-Сысольска» г. Ф. Арсеньева. В статье г. Мина дело еще не дошло до охоты, но его очерк шотландских гор, морского залива и чудных величественных, изменяющихся картин, производимых и солнцем и дождем, его живые описания встречавшихся с ним людей так интересны и занимательны, так рисуют страну, о которой говорит он, что заставляют нас ожидать удовольствия от продолжения его статьи. Я прошу г. Мина не поскупиться на отрывки из его путешествия по Шотландии, которую он, как я слышал, исходил пешком вдоль и поперек. «Охота в окрестностях Усть-Сысольска» г. Арсеньева, на берегах рек Вычегды и Сысолы, в громадных лесах Северной России, в этой сказочной стороне (как говорит сочинитель), любопытна для каждого охотника по своей новости, свежести картин и особенностям. По этому прекрасному образчику читатель вправе надеяться встретить то же достоинство в последующих его статьях.
Высказав искренно мое мнение о «Журнале охоты», я прибавлю два желания: 1) чтобы книжки были потолще и 2) чтобы они состояли из статей об охотах преимущественно русских.
Словарь трудных для понимания слов
Встречающихся в «Записках об уженье рыбы» и охотничьих произведениях С. Т. Аксакова
Аир – болотное растение с длинными листьями.
Бастыльник – сорная крупная трава, бурьян.
Безосый – без ости, см. осистый.
Бобровая струя – пахучие выделения особых желез бобра.
Бокалдина – колдобина.
Верхнее чутье – способность собаки чуять не по следу, а по воздуху.
Вешняк – мельница, действующая только во время весеннего разлива вод; ворота в плотинах с подъемным засовом для спуска вешней воды.
Возреться – увидеть, обнаружить.
Выборзок – помесь борзой собаки с дворняжкой.
Гнездарь – ловчая птица, вынутая из гнезда и выращиваемая в неволе.
Гребло – дощечка, брусок, палочка, которою ровняют сыпучие тела с краями меры; мера в гребло – вровень с краями.
Емь – объем лапы ловчей птицы.
Ергак – тулуп из короткошерстных шкур шерстью наружу.
Жабры (чертовы жабры) – растение, луговой пырей.
Задев – коряги, пни и хворост на дне реки, озера или пруда.
Ильм – дерево, похожее на вяз.
Казулька – репейник.
Канюк – хищная птица.
Карбыш – один из видов хомяка.
Карша – коряга, суховатый пень; замытое в песке под водой дерево.
Кутырь – рыбий пузырь.
Лежень – бревно в горизонтальном положении, подкладываемое под какое-нибудь сооружение.
Липеть – едва держаться.
Лужать – зарастать луговой травой.
Лукать, лукнуть – метать, швырять.
Лутошка – липка, с которой снята кора, содрано лыко.
Лучок – специальное приспособление с сетью для ловли птиц.
Малик – заячий след по снегу или песку.
Мастерить (о гончей собаке или охотнике-всаднике) – метаться от следа в сторону, чтобы перехватить зверя на повороте.
Материк (реки или пруда) – самое глубокое место, стрежень.
Межень – средний уровень воды в реке.
Мокредина – лужа, болотце.
Наклестка (нахлестка) – перекладина, поперечный брус.
Наточить – нацедить, насыпать.
Нарыск – след лисы.
Недотка – бредень из редкой и грубой ткани.
Нестомчивость – неутомимость.
Осистый (остистый) – от слова ость, или ось, означающего длинный волос меха или щетинистый усик на оболочке каждого зерна колосовых растений.
Остаметь – остолбенеть.
Отава (атава) – трава, выросшая в тот же год на месте скошенной.
Отруб – поперечник, поперечное сечение.
Отъемник – большой, отдельно стоящий лес.
Пал – выжигание старой и сухой травы на лугах, применявшееся при примитивных формах земледелия для увеличения плодородности земли.
