Пэлем Вудхауз - Последняя битва свирепого Биллсона

Пэлем Грэнвил Вудхауз

Последняя битва свирепого Биллсона

I

"Королевский театр" находится в самом центре мерзлого крохотного городишка Ллунинднно. Против главного входа в театр стоит фонарный столб. Подходя к этому столбу, я увидел какого-то человека. Человек был высокого роста, и, судя по его внешнему виду, с ним только что случилась катастрофа. Пальто его было забрызгано грязью. Шляпу он потерял. Услышав мои шаги, он обернулся, и при свете фонаря я узнал знакомые черты моего старого друга Стэнли-Фетерстонго Акриджа.

- Господи! - вскрикнул я. - Что ты тут делаешь?

Нет, это не галлюцинация. Это живой настоящий Акридж, собственной персоной. Что может Акридж делать в Ллунинднно, в этом мрачном, грязном валлийском городишке, населенном угрюмыми, небритыми людьми с подозрительными глазами!

Акридж в недоумении глядел на меня.

- Старина, - сказал он, - сегодняшняя встреча- самый удивительный случай в мировой истории! Вот уж кого не надеялся здесь увидеть!

- Я тоже. Что с тобой случилось? - спросил я, разглядывая его забрызганное грязью пальто...

- Случилось? - переспросил Акридж и вдруг покраснел от внезапного гнева. - Меня выставили за дверь.

- Выставили за дверь? Кто? Откуда?

- Из этого проклятого театра, старина! Взяли с меня деньги выставили. Никогда, старина, не ищи правосудия, ибо его нет в этом мире. После первого акта я вышел подышать воздухом, а в это время какой-то негодяй занял мое место. Я взял его за уши и хотел поднять с кресла, как вдруг на меня набросилась дюжина наемных убийц и выставила меня за дверь. Меня! Ты понимаешь? Меня! Ведь это было мое место. Подождите, - закричал он, бросая яростные взгляды в сторону двери, - я вам еще покажу...

- Не стоит, - сказал я, стараясь его успокоить, - что ты горячишься? Это может случиться со всяким. Деловой человек должен уметь со смехом переносить подобные неприятности.

- Да, но...

- Пойдем выпьем!

Это предложение заставило его поколебаться. Пламень гнева потух в его глазах. Он погрузился в глубокую задумчивость и наконец произнес:

- Взять бы камень и перебить бы все окна в этом проклятом театре!

- Брось, не стоит!

- Пожалуй, ты прав.

Он взял меня под руку, и мы пошли на главную улицу, озаренную окнами кабаков. Кризис миновал.

- Старина, - сказал Акридж, ставя свою опустевшую кружку на столик. - Я до сих пор не могу опомниться. Как ты попал в этот гнусный город?

Я объяснил ему, в чем дело. В Ллунинднно приехал знаменитый проповедник Ивэн Джонс. Завтра он будет говорить проповедь. Лондонская газета, в которой я работаю, послала меня послушать его и написать отчет о его проповеди.

- А ты что здесь делаешь? - спросил я.

- Что я здесь делаю? - переспросил Акридж. - Кто, я? Неужели ты еще не слыхал?

- Чего?

- Ты не видел афиш?

- Каких афиш? Я приехал только час тому назад.

- Старина! Ты не имеешь ни малейшего представления о том, что волнует весь город.

Он осушил еще одну кружку пива и вывел меня на улицу.

- Смотри!

Он показал мне афишу, висевшую на стене какого-то фабричного склада. Хотя улицы в Ллунинднно освещены очень плохо, я все же прочел: ЗАЛ ОДДФЕЛЛО

Матч бокса в десять раундов

ЛЛОЙД ТОМАС

(чемпион Ллунинднно)

против

СВИРЕПОГО БИЛЛСОНА

(чемпион Бермондси)

- Матч состоится завтра, - сказал Акридж. - Скажу тебе по секрету, старина, это дело принесет мне кучу денег.

- Ты снова антрепренер Биллсона? - спросил я, удивленный его упрямой настойчивостью. - Я думал, что ты после первых двух неудач не захочешь с ним связываться.

- На этот раз он отнесся к делу вполне серьезно. Я отечески поговорил с ним.

- Сколько он получит?

- Двадцать фунтов стерлингов.

- Двадцать фунтов стерлингов? Где же твое огромное состояние? Ведь на твою долю достанется только десять фунтов.

- Нет, старина. Ты ничего не понял. На этот раз я веду дело по-другому. Я - устроитель матча.

- Устроитель?!

- Да, один из устроителей. Помнишь Исаака О'Бриена? Его настоящее имя Иззи Прэвин. Мы разделим с ним весь сбор пополам. Иззи приехал в Ллунинднно неделю тому назад, снял зал и развесил афиши. Мы с добрым Биллсоном явились сюда только вчера. Мы дадим ему двадцать фунтов, его противник тоже получит двадцать фунтов, а мы с Иззи разделим весь остальной доход пополам. Вот это капитал, старина! О таком богатстве не мечтал и Монте-Кристо. Благодаря этому проповеднику Джонсу город завтра будет полон крестьян, съехавшихся из всех окрестных деревень. Джонс проповедует утром, а вечером наш матч. Лучшие места по пяти шиллингов, места на галерке по два с половиной, "стоячие" места по шиллингу. Тут же буфет с лимонадом и копченой рыбой. Такого доходного предприятия не видано еще с основания мира.

Я поздравил его.

- А как чувствует себя Биллсон? - спросил я.

- Он великолепно тренирован. Одним ударом свалит с ног быка. Приходи к нам в гостиницу завтра утром.

- Утром не могу. Я пойду слушать Джонса.

- Ах, да! Ну, тогда приходи днем. Только не позже трех, потому что Биллсон должен отдохнуть перед выступлением. Наш адрес - Керлионская улица, дом семь. Спроси трактир "Шляпа с перьями" и поверни сразу налево.

II

На другой день, отправившись к Акриджу, я был в приподнятом состоянии духа. Я только что выслушал пламенную проповедь. Ивэн Джонс действительно прекрасный оратор. Его слова пронзали сердца крестьян, как пламень. Это был настоящий пророк, похожий на пророков, описанных в Библии. На меня, просвещенного столичного жителя, слова его, конечно, не действовали, но простодушные провинциалы внимали ему, как зачарованные. Он говорил больше часу, ни разу не замолкая. Когда он кончил, я встал и пошел искать трактир "Шляпа с перьями". Найти его было нетрудно. Огромная вывеска, изображавшая шляпу и перья, висела на самом видном месте улицы.

Это был сомнительного вида трактир в сомнительной части города. Из его открытой двери вырывались звуки, напоминавшие грохот битвы. Я ясно различал звон разбиваемых стаканов. Когда я вплотную подошел к двери, оттуда выскочил хорошо знакомый мне человек и пустился бежать без оглядки. Через секунду на пороге появилась какая-то женщина.

Это была маленькая женщина с огромной шваброй в руках. С швабры капала липкая грязь. Она потрясала ею, как пикой. Бегущий человек обернулся, взглянул на швабру и побежал еще быстрее.

- Эй, мистер Биллсон! - закричал я ему вдогонку.

Но я выбрал неудачное время для разговоров. Он помчался дальше, даже не взглянув на меня. Когда он завернул за угол, женщина сказала ему несколько грозных напутственных слов, победоносно встряхнула шваброй и скрылась за дверью трактира. Я пошел дальше. За углом ко мне подошел мистер Биллсон.

- Простите, я не узнал вас, - сказал он.

- Вы так торопились, - сказал я.

- Ы! - произнес мистер Биллсон и умолк.

- Кто такая эта ваша знакомая с шваброй? - бестактно спросил я.

Мистер Биллсон смущенно взглянул на меня. Ему совершенно не следовало смущаться. Даже самые храбрые герои не раз в страхе обращались в бегство при виде взбешенной женщины.

- Она вышла из задней комнаты, - сказал он в замешательстве. Увидела меня и подняла скандал. Мне пришлось бежать. Не могу же я бить женщину, - галантно прибавил мистер Биллсон.

- Конечно, не можете, - согласился я. - Но за что она рассердилась на вас?

- Я делал добро, - благочестиво сказал мистер Биллсон.

- Делали добро?

- Да. Я выливал пиво из стаканов.

- Какое пиво? Из каких стаканов?

- Пиво тамошних пьяниц. В этом трактире целая толпа нераскаянных грешников. Все они сидели за столиками и пили пиво. Я вылил все пиво на пол. Ходил от столика к столику, брал стакан и выливал пиво. Эти бедные грешники нисколько не были удивлены.

- Не могу себе этого представить.

- Чего?

- Держу пари, что они были очень удивлены.

- Ы! - сказал мистер Биллсон. - Пить пиво грешно. Пиво - исчадие ада. Пиво шипит, как змея, и жалит, как ядовитая ехидна.

Я невольно причмокнул от одной мысли о таком прекрасном пиве, которое шипит, как змея, и жалит, как ехидна. За последнее время редко встретишь такое пиво, но в старину я пивал его часто. Почему ни с того ни с сего Биллсон невзлюбил этот прекрасный напиток? Я ничего не мог понять, но чтобы не раздражать его, решил переменить тему.

- Сегодня вечером я приду посмотреть, как вы будете драться, - сказал я.

Он с изумлением взглянул на меня.

- Кто? Я?

- Да. В зале Оддфелло.

Он покачал головой.

- Я не буду драться в зале Оддфелло, - ответил он. - Я нигде никогда больше не буду драться.

Он внезапно замолк и насторожился, как собака, почуявшая дичь. Мы стояли возле трактира, который назывался "Синий Кабан". Окна трактира были гостеприимно раскрыты, и оттуда доносилось миролюбивое бряцанье стаканов.