Джером Клапка Джером
Мальвина Бретонская
Джером К. Джером
Мальвина Бретонская
перевел Д.М.Прокофьев
Вступление
Доктор в эту историю так и не поверил, хотя утверждает, что она сильно переменила весь его взгляд на жизнь.
- Конечно, того, что было на самом деле, - того, что происходило у меня под носом, - продолжал Доктор,- я не оспариваю. Да и потом - случай с миссис Мэриголд. Признаю, что это было несчастьем, да и осталось им особенно для Мэриголда. Но само по себе это ничего не доказывает. Эти "пушистенькие", хихикающие женщины - частенько всего лишь шелуха, какую они сбрасывают с себя вместе с первой молодостью - и невозможно определить, что находится под ней. Что касается остальных, то здесь все зиждется на простой научной основе. Идея "витала в воздухе", как мы говорим... мимолетное наитие. А когда оно выработалось, все и кончилось. Что же до всего этого дуралейства, как в сказке про Джека и бобовое дерево...
С темнеющего нагорья донесся голос заблудшей души. Он возвысился, начал стихать и замер вдали.
- Поющие камни,- пояснил Доктор, остановившись, чтобы снова набить себе трубку. - Попадаются в этих местах. Полости, образовавшиеся в ледниковый период. И всегда их слышно как раз в сумерки. Воздушный поток в результате резкого падения температуры. Вот так и возникают всякие такие идеи.
Зажегши трубку, Доктор зашагал дальше.
- Я не говорю,- продолжал Доктор, - что всё это случилось бы и без нее. Вне всякого сомнения, именно она создала необходимые психические условия. Это у нее было - что-то вроде атмосферы. Этот ее причудливый архаичный французский... Король Артур и круглый стол, и Мерлин; они как бы воссоздали все это. Плутовка - единственное объяснение. Но пока она на тебя смотрела - из этой своей загадочной отстраненности...
Предложения Доктор не довершил.
- Что же до старика Литтлчерри,- внезапно опять заговорил Доктор,- то ведь это его специальность - фольклор, оккультизм да прочий подобный вздор. Постучись вы к нему в дверь с истинной Спящей Красавицей на руках, так он лишь засуетится вокруг нее с подушечками да выразит надежду на то, что она хорошо выспалась. Нашел как-то зернышко - отковырял от одной древней окаменелости - и прорастил в горшке у себя в кабинете. Невзрачнейший сорняк, какой только на глаза может попасться. А говорил о нем так, словно Эликсир Жизни переоткрыл. Если и не произносил такие слова, то так себя держал. Одного этого бы хватило, чтобы вся каша заварилась, а тут еще эта экономка его старая - полоумная ирландка, у которой голова битком забита эльфами, банши да одному богу ведомо, чем еще.
Доктор снова впал в молчание. Из глубины деревни один за другим вспыхивали огоньки. Через горизонт неким светящимся драконом ползла длинная, узкая полоска света, обозначив путь "Великого Западного экспресса", украдкой подбирающегося к Свиндону.
- Это было совершенно из ряда вон,- продолжал Доктор, - совершенно из ряда вон - от начала до конца. Но если вы готовы принять объяснение старика Литтлчерри...
Доктор споткнулся о продолговатый серый камень, наполовину скрытый травой, и еле удержался на ногах.
- Остатки какого-то старого кромлеха, - пояснил Доктор. - Где-то здесь, если б мы копнули поглубже, то наткнулись бы на связку ссохшихся костей, сгорбившуюся над прахом доисторической корзинки с обедом. Прелюбопытные окрестности!
Спуск был каменистый. Доктор больше не заговаривал, пока мы не добрались до околицы деревни.
- Интересно, что с ними сталось? - размышлял Доктор. - Чудно' все это. Хотелось бы мне докопаться до истины.
Мы дошли до калитки Доктора. Доктор толкнул ее и вошел. Обо мне он, казалось, позабыл.
- Обаятельная плутовка, - донеслось до меня его ворчанье, пока он возился с дверью. - И всё, конечно, с самыми благими намерениями. Но что до всех этих небылиц...
Я собрал по крупицам информацию из совершенно расхожих версий, предоставленных мне Профессором и Доктором, а также, - относительно последующих событий, - опираясь на сведения, известные всей деревне.
I. История.
Началось это все, по моим подсчетам, году в 2OOO до н.э., или вернее (так как цифры не самое сильное место древних летописцев), - когда Ирландией правил король Херемон, Гарбундия была королевой Белых Дам Бретани, а любимицей у нее была фея Мальвина. Именно с Мальвиной и связана в основном эта история. В пользу ее записаны разные вполне приятные происшествия. Белые Дамы принадлежали к числу "добрых" и, в целом, жизнью своей подтверждали такую репутацию. Но в Мальвине бок о бок со многим, достойным похвалы, уживался, по-видимому, еще и не заслуживающий ничего, кроме порицания, дух озорства, находивший выражение в проделках, простимых, или, во всяком случае, понятных для пикси, скажем, или пигвиджина, но совершенно не приличествующих благопристойной Белой Даме, считающей себя другом и благодетелем человечества. Всего лишь за отказ потанцевать с ней (в полночь, на берегу горного озера - ни время, ни место, явно не расчитанное на пожилого джентльмена, к тому же, возможно, страдающего ревматизмом) она превратила однажды почтенного владельца рудников в соловья, что повлекло за собой перемену привычек, которая делового человека наверняка должна была привести в крайнее раздражение. В другой раз одну-таки важную королеву угораздило поссориться с Мальвиной по какому-то глупому пункту этикета, касавшемуся ящериц, и, проснувшись на следующее утро, она обнаружила, что превратилась, судя по несколько туманному описанию, оставленному древним летописцем, в некое подобие огородного кабачка.
Согласно Профессору, готовому утверждать, будто имеется достаточно свидетельств исторического характера, доказывающих, что некогда Белые Дамы представляли собой реально живущее сообщество, превращения такие следует воспринимать в аллегорическом смысле. Как нынешние сумасшедшие мнят себя фарфоровыми вазами да попугаями, и мыслят и ведут себя соответственно, так и легко должно было существам с высшим разумом, утверждает Профессор, оказывать гипнотическое влияние на окружающих их суеверных дикарей, по интеллекту вряд ли намного превосходивших детей.
- Возьмите Навуходоносора. (- Я цитирую Профессора.- ) В наши дни на него пришлось бы накинуть смирительную рубашку. Живи он не в южной Азии, а в северной Европе, легенды рассказали бы нам, будто это какой-нибудь Кобольд или Стромкарл превратил его в сложное слияние змеи, кошки и кенгуру.
Как бы то ни было, страсть к переменам - в других людях - похоже, все сильнее завладевала Мальвиной, пока она не стала чем-то вроде нарушителя общественного порядка и, в конце концов, угодила в неприятности.
Инцидент этот уникален в анналах Белых Дам, и летописцы с явным удовольствием посмаковали его. Произошло все из-за помолвки единственного сына короля Херемона - принца Гербота - с принцессой Берхтой Нормандской. Мальвина не сказала ни слова, но, как видно, решила дождаться своего часа. Нужно помнить, что Белые Дамы Бретани были не просто феями. При определенных условиях они были способны преображаться в обыкновенных женщин - что, по-видимому, должно было оказывать будоражащее влияние на их отношения с совершеннолетними смертными мужского пола. Возможно, и принц Гербот был не совсем безвинен. Юноши в те, к несчастью, непросвещенные дни, вероятно, не всегда бывали воплощением осмотрительности и пристойности в обращении с дамами, будь то с белыми или нет. Хотелось бы думать о ней как можно лучше.
Но даже и это лучшее незащитимо. В день, на который была назначена свадьба, она, судя по всему, превзошла самое себя. Какой конкретно вид придала она бедному принцу Герботу; или какой вид она внушила ему, что он принял, - это, с точки зрения моральной ответственности Мальвины, едва ли имеет значение; летопись не уточняет: очевидно, что-то настолько нелицеприятное, о чем уважающий себя летописец не мог даже намекнуть. Поскольку другие отрывки в книге не дают оснований посчитать излишнюю брезгливость одним из литературных недостатков автора, то деликатный читатель может лишь поблагодарить за такое опущение. Уж слишком бы мерзко оно оказалось.
Это возымело, - с точки зрения Мальвины, конечно, - желаемый эффект. Судя по всему, принцесса Берхта бросила один лишь взгляд, а затем упала без чувств на руки своим фрейлинам. Женитьбу отложили на неопределенный срок, а Мальвина, как можно с печалью подозревать, довольно посмеивалась. Триумф ее был недолговечен.
На беду ее, король Херемон оказался неустанным покровителем искусства и науки того периода. Среди друзей его нашлись признанные волшебники, джинны, Девять Корриган или Фей Бретани - словом, все, кто мог оказывать влияние, и, как показали дальнейшие события, того и желал. Послы осаждали королеву Гарбундию; и у Гарбундии, пожелай она даже, как во многих предшествующих случаях, стать на сторону своей фаворитки, не оставалось иного выбора. Фею Мальвину воззвали вернуть принцу Герботу его собственное тело и всё, что в нем содержалось.
