Брехт Бертольд
Швейк во Второй мировой воине
Бертольд Брехт
Швейк во Второй мировой воине
Перевод А. Голембы и И. Фрадкина
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Швейк - торговец собаками в Праге.
Балоун - его друг, фотограф.
Анна Копецка - хозяйка трактира "У чаши".
Молодой Прохазка - ее поклонник, сын мясника.
Бретшнейдер - агент гестапо.
Буллингер - шарфюрер войск СС.
Анна - служанка.
Кати - ее подруга.
Гитлер.
Гиммлер.
Геринг.
Геббельс.
Фон Бок.
Второстепенные персонажи.
ПРОЛОГ В ВЫСШИХ СФЕРАХ
Воинственная музыка. Гитлер, Геринг, Геббельс и Гиммлер вокруг глобуса. Все они сверхъестественных размеров, кроме Геббельса, который мал до
невероятия.
Гитлер.
Господа коллеги, поскольку несколько ранее
Я железной рукой покорил Германию
То на очереди теперь весь мир остальной.
Расстояния нам не помеха,
Танки, штурмовики и крепкие нервы - вот в чем
залог успеха!
(Он кладет руку на глобус. По глобусу расползается
кровавое пятно.)
Геринг, Геббельс и Гиммлер кричат "хайль!"
Но, пока это у меня не вылетело из головы,
Отвечайте мне, шеф полиции, каковы
Чувства м_а_л_е_н_ь_к_о_г_о ч_е_л_о_в_е_к_а к моей
великой персоне?
Не только здесь, на отеческом лоне,
Но также у чехов и австрияков?
Везде ли восторг одинаков?
Дорог ли я этим мелким людишкам?
Любят они меня или не слишком?
Пойдут ли они за мной в огонь и воду
Или покинут меня, моим антиподам в угоду?
Как они относятся ко мне - душ их инспектору,
Государственному мужу, полководцу, оратору и
архитектору?
Словом: как они на меня взирают?
Гиммлер.
С воодушевлением.
Гитлер.
Готовы ли они к жертвам и лишениям,
Рады ли они каждой жертве тяжкой,
Расстанутся ли они с последней рубашкой,
Которая мне может понадобиться для моих
предприятий.
Ведь при всей моей гениальности
Я нуждаюсь в помощи своих скромных собратий,
Воюя, смогу ли я на них опираться?
Гиммлер.
В этом не смею я сомневаться.
Гитлер.
Хочу надеяться. Однако все же,
Когда в часы бессонницы я ворочаюсь на своем
ложе,
Донимает меня, неотвязней всех прочих вопросов
странных,
Вопрос: что говорит обо мне м_а_л_е_н_ь_к_и_й
ч_е_л_о_в_е_к в европейских странах?
Гиммлер.
Мой фюрер, он любит вас, на вас все его
упования,
Европа вас любит точь-в-точь как Германия.
Она обожествить вас готова, право...
Геринг, Геббельс, Гиммлер.
Слава фюреру! Слава! Слава!
I
В трактире "У чаши" завтракают Швейк и Балоун. Хозяйка Анна Копецка
обслуживает пьяного эсэсовца. У стойки сидит молодой Прохазка.
Копецка. Пять кружек пльзенского вы уже выпили, ну и хватит с вас. Не умеете вы много пить.
Эсэсовец. Еще кружку принесите. Учтите: это приказ, понятно вам, что это значит? Если вы будете благоразумны и перестанете рыпаться, вы об этом не пожалеете, я вас посвящу в тайну.
Копецка. Я не желаю ничего знать. Я вам потому и не даю больше пива, чтобы вы не выбалтывали ваши тайны, а мне не пришлось за это отвечать.
Эсэсовец. Ну то-то! Это вы умно рассудили; лучше я и сам не смог бы вам посоветовать. Кто узнает эту тайну, будет расстрелян. В Мюнхене было покушение на Адольфа. Еще бы чуть-чуть, и готово - спекся!
Копецка. Помолчите-ка лучше. Вы пьяны.
Швейк (очень любезно, из-за соседнего столика). Простите, это о каком Адольфе идет речь? Я знаю двух Адольфов. Один был приказчиком у аптекаря Пруши, а сейчас он в концлагере; он, говорят, хотел продавать концентрированную соляную кислоту только чехам. И потом я знаю еще Адольфа Кокотку, сборщика собачьего дерьма. Он тоже в концлагере; он будто утверждал, что самое лучшее дерьмо - у английского бульдога. Обоих мне не жалко.
Эсэсовец (поднявшись и вытянув руку). Хайль Гитлер!
Швейк (также поднявшись и вытянув руку). Хайль Гитлер!
Эсэсовец (угрожающе). Вам, кажется, что-то не нравится?
Швейк. Никак нет, пан эсэсовец, мне все очень нравится.
Копецка (принеся кружку пива). Получите вашу кружку пльзенского, теперь уж все равно. Но только сидите спокойно и не выбалтывайте секретов вашего фюрера, которых, кстати, никто и знать не хочет. Здесь не место политике. Я честная трактирщица: если кто придет и закажет пива, я ему подам, а остальное меня не касается.
Молодой Прохазка (когда она снова стала за стойку). Зачем вы им мешаете, пани Анна? Пускай люди развлекаются как хотят.
Копецка. А затем, пан Прохазка, что нацисты возьмут да и прихлопнут мою "Чашу"!
Швейк (уселся снова). Если это было покушение на Гитлера, оно бы удалось.
Копецка. Помолчите, пан Швейк, вас это меньше всего касается.
Швейк. А я все же думаю, не потому ли это случилось, что картошки не хватает. Без нее ведь ни туда ни сюда. А кто виноват? Только порядок, потому что все рационировано, и любой паршивый пучок зелени значится в продовольственной карточке. Одним словом, порядок образцовый, я даже слышал, что Гитлер сумел создать такой порядок, который свыше сил человеческих. А там, где всего вдоволь, там не бывает порядка. Если я только что продал таксу, то в кармане у меня и бумажные кроны шуршат и мелочь звенит - и все вперемешку; а вот если я на мели и есть у меня, может, только одна крона и один медяк, то откуда же тут взяться беспорядку? В Италии, после того как к власти пришел Муссолини, поезда стали ходить точно по расписанию. На него было уже не то семь, не то восемь покушений.
Копецка. Пейте свое пиво и не валяйте дурака. Ведь случись что-нибудь неладное, нам всем придется из-за вас кашу расхлебывать.
Швейк. Мне вот только непонятно, Балоун, почему ты при этом известии нос повесил. Во всей Праге не найти второго такого чудака.
Балоун. Вам, конечно, легко говорить, что во время войны с продуктами бывает туго, а я вот со всеми моими продкарточками и двумястами граммами мяса в неделю с прошлогоднего сочельника еще ни разу не пообедал как следует! (Указывая на эсэсовца.) Этим-то и горя мало, ты только взгляни, какие они упитанные. Мне нужно его кое о чем расспросить. (Подходит к эсэсовцу.) Сосед, разрешите только узнать, что вы кушали в обед, отчего это у вас такая жажда? Небось что-нибудь сильно поперченное. Может, гуляш? А?
Эсэсовец. Вас это не касается, это военная тайна. Рубленый шницель.
Балоун. Под соусом? Вероятно, со свежими овощами? Я не хочу, чтобы вы разглашали тайну, но капуста, надеюсь, была мелко нашинкована? Ведь именно в этом весь секрет. Помню, как-то в Пардубицах - это было, извините, еще до Гитлера, - в ресторане "Лебедь", я отведал однажды шницель. Так он был даже лучше, чем у Платнера.
Копецка (обращаясь к Швейку). Уведите, пожалуйста, пана Балоуна подальше от этого эсэсовца. Вчера он все ввязывался в разговор с паном Бретшнейдером из гестапо, - кстати, не понимаю, почему его сегодня нет. Так вот, пан Балоун так долго выспрашивал о продовольственных рационах в германской армии, что его чуть было не арестовали как шпиона.
Швейк. Тут уж ничего не поделаешь, Чревоугодие - его неодолимый порок.
Балоун (эсэсовцу). Вы не знаете, правда ли, что чешские добровольцы, которых немцы вербуют для похода на Россию, получают такое же довольствие, как немецкие солдаты? Или это ложный слух?
Копецка. Пан Балоун, не приставайте вы к нему; он ведь не на службе. И вообще постыдились бы вы, как чех, задавать ему такие вопросы.
Балоун (с виноватым видом). Что вы, пани Копецка, у меня и в мыслях не было ничего дурного. Иначе я не стал бы так прямо спрашивать - я ведь знаю ваши убеждения.
Копецка. У меня нет убеждений, у меня есть трактир. Я хочу лишь, чтобы "посетители соблюдали хотя бы элементарное приличие, а вы уж бог знает до чего дошли, пан Балоун!
Эсэсовец. Вы хотите вступить в легион?
Балоун. Я просто так спросил.
Эсэсовец. Если это вас интересует, я вас провожу на вербовочный пункт. Довольствие вы будете иметь самое первоклассное. Ведь Украина станет житницей Третьей империи. Когда мы стояли в Голландии, я посылал домой столько посылок, что кое-что перепадало даже моей тетке, которую я вообще не выношу. Хайтлер!
Балоун (вставая за ним). Хайль Гитлер!
Швейк (подойдя к Балоуну и эсэсовцу). Надо говорить не "хайль Гитлер", а "хайтлер", как этот господин, который в таких делах знает толк. Тогда сразу будет видно, что для тебя это дело привычное и что ты всегда так выражаешься, даже дома и во сне.
Копецка (приносит эсэсовцу стопку сливовицы). Пейте, прошу вас.
Эсэсовец (обнимает Балоуна). Ты, стало быть, хочешь пойти добровольцем против большевиков? Одобряю. Ты, правда, чешская свинья, но ты разумен. Я отправляюсь с тобой на вербовочный пункт.
Копецка (заставляя его снова сесть). Пейте свою сливовицу, это вас успокоит. (Обращаясь к Балоуну.) У меня прямо руки чешутся вышвырнуть вас отсюда. Чести и достоинства нет у вас ни на грош, и все из-за вашего сверхъестественного обжорства. Неужели вы не слыхали песню, которую сейчас повсюду поют? Так я вам ее спою сейчас: вы выпили всего лишь две кружки пива, и голова у вас пока еще должна бы соображать. (Поет песню "О жене фашистского солдата".)