Ахмаду Курума - Аллах не обязан

Ахмаду Курума

Аллах не обязан

Роман

Перевод с французского Нины Кулиш

Посвящаю эту книгу вам, дети Джибути:

ведь она была написана по вашей просьбе

А также моей супруге, за ее терпение

I

Я подумал и решил, что окончательное и полное название моего трепа будет такое: "Аллах не обязан быть справедливым во всех своих земных делах". Ну вот. Теперь приступаю.

Ну, значит... во-первых... Звать меня Бирахима. Я негритенок. Не потому, что я черномазый, что я мальчишка. Нет! Я негритенок, потому что с грехом пополам говорю по-французски. Так уж повелось. Будь ты взрослый дядька, будь ты старик, будь ты араб, или китаец, или белый, будь русский или американец, но если ты говоришь по-французски с грехом пополам, люди скажут: он говорит, как негритенок, и ты все равно получаешься негритенок. Это закон разговорного французского языка, тут ничего не поделаешь.

И во-вторых... В учебе я недалеко продвинулся: проучился два класса начальной школы и сбежал. Сбежал потому, что все вокруг мне говорили: школа сейчас - нестоящее дело, как пук старой бабушки. (Так выражаются чернокожие африканцы, когда хотят сказать про какую-нибудь вещь, что она ничего не стоит. Они говорят так потому, что у дряхлой, еле живой бабушки пук совсем тихий и не сильно вонючий.) Школа - она как пук старой бабушки потому, что даже с дипломом университета ты не устроишься медбратом или учителем в одной из прогнивших банановых республик франкоязычной Африки. (Банановая республика это такая, где одна только видимость демократии, а на самом деле все определяется корыстными интересами кучки людей и коррупцией.) Два класса начальной школы не сильно помогают в жизни. Ты узнаёшь кое-что, но этого тебе недостаточно; и ты становишься, как говорят африканские негры, с двух сторон поджаренной лепешкой. Ты уже не такой невежественный и дикий, как другие африканские негры у себя в деревнях: ты разбираешь и понимаешь, что говорят образованные негры и тубабы (то есть белые), кроме англичан и черных американцев в Либерии. Но ты ничего не смыслишь в географии, грамматике, всяких там склонениях, спряжениях и изложениях; и ты не можешь заработать на жизнь в какой-нибудь паршивой, насквозь коррумпированной республике вроде Гвинеи, Кот-д-Ивуара и так далее и тому подобное.

В-третьих, я нахальный, я неухоженный, точно козлиная борода, и выражаюсь, как последний подонок. Не говорю, как приличные чернокожие африканцы: дерьмо! мразь! сволочь! - а произношу разные слова на языке малинке, например: фафоро! (Фафоро означает: клянусь членом моего отца, или просто отца, или твоего отца.) Или: ньямокоде! (Ньямокоде означает: паскуда или паскудство.) Или: валахе! (Валахе означает: клянусь Аллахом.) Малинке - это мой народ. Это такие чернокожие африканские негры, которых много живет на севере Кот-д-Ивуара, в Гвинее и в других банановых, насквозь прогнивших республиках вроде Гамбии, Сьерра-Леоне, Сенегала там, ну и так далее.

А в-четвертых... Хочу извиниться за то, что обращаюсь к вам вот так, запросто. Я ведь еще ребенок. Мне десять или двенадцать лет (два года назад бабушка говорила, что мне восемь, а мама - что мне десять), и я люблю поговорить. Воспитанный ребенок слушает, а не болтает... Не заводит долгую речь, точно птица-жандарм в ветвях фигового дерева. Это дозволено лишь старикам с густыми седыми бородами, ибо пословица гласит: колено не носит шляпу, пока голова еще на плечах. Таков обычай в наших деревнях. Но мне давно уже наплевать на деревенские обычаи, поскольку я побывал в Либерии, поскольку я убил множество людей из "калаша" (то есть автомата Калашникова) и долго употреблял каниф и другие тяжелые наркотики.

И в-пятых... Чтобы рассказать вам мою поганую, проклятущую жизнь на более или менее понятном, более или менее приемлемом французском языке, чтобы не ошибиться, подбирая нужное слово, я запасся четырьмя словарями. Это прежде всего толковые словари "Ларусс" и "Малый Робер", затем "Словарь лексических особенностей французского языка в Черной Африке" и, наконец, словарь Хэррапа. Словари помогают мне найти нужные слова, проверить нужные слова, и главное объяснить их. Объяснять приходится потому, что этот мой треп будут читать самые разные люди: фермеры-тубабы (то есть белые), чернокожие африканские дикари и вообще весь контингент читающих по-французски (контингент - это означает: все, сколько есть). "Ларусс" и "Малый Робер" помогают мне найти, проверить и объяснить чернокожим неграм Африки значение нужных мне слов французского языка, на каком говорят во Франции. "Словарь лексических особенностей французского языка в Черной Африке" объясняет французским тубабам значение африканских слов. А словарь Хэррапа объясняет слова на пиджин инглиш тем, кто совсем не понимает этот язык.

Как я раздобыл эти словари? Это долгая история, и сейчас мне неохота ее рассказывать. Сейчас мне некогда, неохота болтать лишнее. Вот и все. Фафоро (клянусь папиным срамом)!

И в-шестых... Надо признаться: я не был умником и паинькой, я заслужил проклятие, потому что обидел маму. Чернокожие негры в Африке говорят: если ты разгневал мать и она умерла с гневом в сердце, то она прокляла тебя, и теперь ты проклят. Ничего у тебя не будет ладиться, и самому тебе будет неладно.

Я не умница и не паинька, потому что меня преследуют ньямы многих людей. (Ньяма - очень важное слово у чернокожих негров в Африке, его необходимо объяснить белым французам. Согласно "Словарю лексических особенностей французского языка в Черной Африке", ньяма - это тень, которая остается от человека после смерти. Такая тень превращается в злую силу, неотступно преследующую того, кто убил ни в чем не повинного человека.) А я убил много ни в чем не повинных людей в Либерии и в Сьерра-Леоне, где я участвовал в межплеменных войнах, где я был маленьким солдатом, где я одурял себя тяжелыми наркотиками. Меня преследуют ньямы, поэтому у меня все скверно, и самому мне скверно. Ньямокоде (паскудство)!

Всего шесть пунктов, и ни единым больше, - и вот я перед вами, такой как есть, и в придаток - моя неправильная и дерзкая речь. (На самом деле надо говорить не "в придаток", а "вдобавок". Слово "вдобавок" требует объяснения: чернокожие негры в Африке такие несмышленые. По словарю "Ларусс", вдобавок это когда тебе что-то говорят сверх положенного, в довесок.)

Да, вот что я собой представляю; картина не очень-то радостная. Теперь, когда я представился, перейду к делу: расскажу мою дерьмовую, проклятущую жизнь.

Садитесь и слушайте. И записывайте все, что услышите. Аллах не обязан быть справедливым во всех делах своих. Фафоро (клянусь папиным членом)!

Перед тем как попасть в Либерию, я был не ребенок, а само совершенство. Я спал где придется, тащил еду где попало и какую попало. Бабушка искала меня целыми днями: это называется "уличный мальчишка". Я был уличным мальчишкой. До того как стать уличным мальчишкой, я ходил в школу. А еще раньше я был билакоро в деревне Тогобала (по "Словарю лексических особенностей", билакоро означает: необрезанный мальчик). Я скакал через канавы, бегал по полям, ловил в зарослях мышей и птиц. Настоящий негритянский мальчик-африканец, дитя джунглей. А до всего этого, в самом начале, я был малышом и жил в хижине у мамы. Малыш бегал от маминой хижины к хижине бабушки. А перед этим я ползал на четвереньках по маминой хижине. Перед тем как ползать, я был в животе у мамы. А еще до этого я, возможно, носился по воздуху, извивался змеей или плавал в воде. Мы всегда бываем чем-нибудь до того, как оказаться в мамином животе: змеей, деревом, быком, мужчиной или женщиной. Это называется прошлой жизнью. Я жил прошлой жизнью. Ньямокоде (паскудство)!

Первое, что мне приходит в мозги... На правильном французском языке не говорят "в мозги", надо говорить "в голову". Первое, что мне приходит в мозги или в голову, когда я думаю о маминой хижине, это огонь, пламя жаровни, раскаленные уголья. Не знаю, сколько мне было месяцев, когда я пропек себе локоть (пропечь по "Словарю лексических особенностей" означает: приготовить на угольях). Мама не подсчитала мои годы и месяцы; ей было некогда, она все время мучилась, все время плакала.

Я забыл вам сказать кое-что важное, очень важное, страшно важное. Моя мама ходила на ягодицах. Валахе (клянусь Аллахом)! На ягодицах. Опираясь на руки и на левую ногу. Левая нога у нее была слабая, тонкая, точно пастуший посох. А правая, которую она называла раздавленной змеиной головой, была изуродована, искалечена язвой. Язва, по словарю "Ларусс", - это незаживающая рана, откуда течет гной. Так называется рана на ноге, которую нельзя вылечить и которая убивает больного. Мамина язва была обложена листьями и укутана старой набедренной повязкой (укутана, по "Ларуссу", значит обернута.) Правую ногу мама всегда держала на весу. Передвигалась она рывками, на ягодицах, словно гусеница (рывками - это когда вдруг остановка, а потом рраз - и снова вперед). А я ползал на четвереньках. Я это помню и могу рассказать. Но мне не хочется, чтобы об этом знали все. Потому что это секрет; потому что когда я об этом рассказываю, то вздрагиваю от страха, огонь снова жжет мне тело. Я копошился на полу, она пыталась меня поймать. Но я увертывался, я был проворнее. Она пыталась поймать меня, держа правую ногу на весу, передвигаясь на ягодицах, рывками, опираясь на руки. Я уполз далеко, не хотел, чтобы меня поймали, и упал на раскаленную жаровню. Раскаленная жаровня сделала свое дело, поджарила мне руку. Она поджарила руку бедного малыша, каким я был тогда, потому что Аллах не обязан быть справедливым во всех своих земных делах. На руке остался шрам; он всегда у меня в голове и в животе, как говорят чернокожие африканцы, он у меня в сердце. Шрам всегда у меня в сердце, он во всем моем существе, так же как запахи матери. Ужасающие запахи моей матери пропитали мое тело (ужасающий - значит очень-очень неприятный, а пропитать - значит намочить, наполнить жидкостью, - так сказано в "Ларуссе"). Ньямокоде (паскудство)!