Первое, что я заметил, сделав продольный разрез мозга, это был размер шишковидной железы: она была в три раза больше обычной. Я с большой осторожностью извлек ее и положил в соляной раствор. Вся тайна заключалась в этой небольшой железе, величиной с зернышко люпина.
Я почувствовал, что то, что мне оставалось сделать было едва ли не самым трудным: я должен был сделать срезы и рассмотреть их под микроскопом, чтобы удостовериться в тех изменениях, которые произошли в этих клетках. Я знал, что найду все необходимые для этого инструменты: Дамиан неизбежно должен был пользоваться ими каждый раз.
Я не ошибся. В углу находился современный инструмент для получения необходимых срезов. Все было у меня под рукой, словно Дамиан знал, что мне это понадобится. Я получил несколько срезов, которые я подкрасил, чтобы исследовать их при помощи микроскопа. Первый срез, который я рассматривал, представил мне знакомую картину. Клетки очень походили на раковые. Никакого сомнения в том, что это было именно то, что я увидел в микроскоп в квартире № 15 по улице Ибн аль-Валид. Тогда я подумал, что речь идет о зародышевой ткани. Но это было не так, это был срез шишковидной железы. Рак? Нет, поскольку не было деления в клетках. Единственной общей точкой с раком была живучесть клеток, скорость их роста и их жадность к красящему веществу. Клетки шишковидной железы были в состоянии сильной активности, и ничего более.
Я уверен, что Дамиан добился этого результата при помощи эликсира, который он впрыскивал себе и при помощи лучей, которые он не раз использовал в качестве возбудителя. Я начал кое-что понимать. Но каким образом Дамиан получал свой эликсир из экстрактов раскрывающихся почек, паучьих желез и сперматозоидов? В чем именно состояла химическая обработка? В тех записи, которые он оставил, содержались подробности в зашифрованном виде. И тот, кто знал ключ к шифру, навсегда умолк. В любом случае, эликсир был здесь, и, может быть, можно было проанализировать его и свести к составляющим его элементам. Здесь был также аппарат для производства лучей; технически было возможно понять, как он устроен. Сколько надежд! Но было и другое, что, по моему мнению, было куда важнее, чем все эти надежды; более ценный опыт, чем все эти химические опыты... живой опыт.. Чтобы я попробовал! Чтобы я сам пережил опыт этой игры... Чтобы я прожил миллион лет, чтобы я увидел прошлое!
Вся эта идея пугала меня, сковывала мою волю и одолевала мои чувства. Я забыл обо всем и помнил лишь об одном: принять эликсир и направить на себя эти магические лучи, чтобы увидеть то, чего не видели ничьи глаза, и услышать то, чего не слышали ничьи уши. Съесть плод с запретного дерева... древа познания... и проникнуть в обетованный рай!
Я буквально растворился в этой идее; она затмила мой разум. Я был точно ребенок перед великолепным пирогом, о котором он знает, что тот отравлен, но, истекая слюной, хочет непременно попробовать его! Движимый непреодолимым инстинктом, похожим на ту самую силу, которая привлекла Адама к яблоку, я почувствовал, что судьба схватила меня. Все мои живые силы несли меня к этой тайне. Да, я хотел жить миллион лет, рождаться миллион раз, познать подобное бессмертие.
Спонтанным жестом я наполнил шприц голубой жидкостью и воткнул его себе в вену. По мере того, как его содержимое медленно смешивалось с моей кровью, я испытал какое-то свежее ощущение, неясное оживление, словно дрожание листьев под весенней росой... состояние пробуждения... порыв... опьянение... силу, расцвет, подобный распусканию почек. Странное чувство новизны, стремление ко всему сразу, поскольку, в моих глазах, все казалось предназначенным для того, чтобы привлекать меня. Нектар, очищенный источниками счастья!
Зазвонил таймер. Я вспомнил о десяти минутах. У меня было десять минут для того, чтобы подготовиться для приема радиации. Мои медицинские познания и мой опыт в антропометрии черепа помогли мне установить компас и тонкие рычаги аппарата, зафиксировать три катодных трубки на точное место в отношении моей головы таким образом, что пучки лучей могли скреститься в центре мозга, на шишковидной железе. Затем я нажал на кнопки вольтметра и амперметра, мне оставалось лишь нажать на красную кнопку, чтобы начать начало конца.
С безграничной страстью, точно речь шла о губах самой прекрасной женщины, я нажал на кнопку. Трубки слабо вспыхнули, и раздался глухой свист.
9.
То, что произошло, невозможно описать никакими словами. Любой словарь оказался бы здесь бессилен. Если я говорю, что меня охватил ужас, то этот "ужас" не имел ничего общего с тем, что знаком и привычен нам - он был другого рода, не имеющий обозначения в обычном языке, мне казалось, что мозг мой испаряется, что разум улетучивается. Можно было бы сказать, что некая пелена приоткрылась над каким-то пугающим миром, над неким лабиринтом, где теряются все смыслы. Красное пыльное небо окутывало все; это был мир, где смешивались бесчисленные тени морей, гор и долины; древние города с мощеными улицами и сводами галерей: люди в давно устаревших одеждах; неясные голоса.
Этот внезапный переход сопровождался судорогами, которые связали мой язык, лишили меня дара речи, парализовали меня и я стал подобен двум широко открытым от удивления глазам, подобным двум дырам в гипсовой маске, устремленным в пустоту.
Но по мере того, как проходило время, меня стало охватывать другое ощущение, совершенно отличное от первого. Я начинал чувствовать, что этот странный мир, который открылся мне, не был совершенно непривычным. Он был, до некоторой степени, даже близким; я узнавал некоторые его стороны: это был более подлинный, более реальный мир, чем наш обычный. Мне почти удавалось называть предметы, которые я видел, останавливать людей, которые бежали в многочисленных потоках, называть их по имени. Это был мир и люди, которых я знал; мир, где я уже когда-то жил. Как мне описать его, чтобы вы могли представить это себе? Представьте себе мир, различные элементы которого пересекались бы друг с другом, образы которого переплетались бы, подобно разрисованным витражам, налагаемым один на другой: когда каждый образ позволяет видеть, благодаря своей прозрачности, те, которые находятся внизу. В каждом человеке можно было увидеть другого, третьего, четвертого и так до бесконечности. Были также звуки, цвета, события, время, эпохи и века в этих в этих кишащих людьми напластованных мирах. Однако, с точки рения разума это совсем не казалось неким смешением; каждый элемент здесь различался от другого, и что еще более любопытно, казался вразумительным и естественным.
В этом мире каждый индивид казался не изолированным, но множеством индивидов и лиц, подобно кадрам на киноленте, если ее рассматривать невооруженным глазом. В этом мире можно было увидеть не данного конкретного человека, но его историю на всем ее протяжении и его эпоху. В свою очередь время в этом пространстве улавливалось не интуитивно - оно имело свои конкретные и прекрасно видимые измерения. Это был ничуть не легендарный, а реальный подлинный мир. Некий мир, который знал меня так же хорошо, как и я его.
Вот среди бесконечной толпы идет какой-то человек, смотрит на меня, улыбается и называет меня по имени - Исаак. Да, именно так меня зовут Исаак. Я прекрасно знаю, что это мое имя. Мы идет вместе с ним пропустить стаканчик-другой в трактир, устроенный в каком-то старом доме. Я знаю это место, и трактир, и прислугу. Завидев меня, все приветствуют меня с улыбкой, которая выдает давнее знакомство. Мой приятель Дакран рассказывает мне о женщине, которую он купил на невольничьем рынке, о запахе ее пота, о ее пышных бедрах. Я смеюсь и пью; нам подают жареное мясо с пряностями, и мой приятель говорит мне: "Попробуй эти пряности, они преотличные, их привезли из Басры!"
И вдруг у входа в трактир слышится звон щита, кольчуги и оружия, затем крик, приглушенный стон и чьи-то быстрые шаги. Мы встаем, слегка пошатываясь. У двери испускает дух воин с перерезанным горлом. Я отнимаю руку, обагренную кровью, и вижу прямо перед собой вооруженного до зубов воина, который говорит мне: "Проклятый Исаак! Убийца! С твоих рук капает кровь!" Я оглядываюсь: мой спутник убежал, спасая свою шкуру.
- Проклятый Исаак! Торговец ядом! Ты - само проклятье для жителей Багдада.
- Друг мой, да смилуется над тобой Аллах, я торгую не ядами, а лекарственными растениями.
- Лекарственными растениями или же талисманами и заклинаниями? Неверный! Нечестивец!
- Я не занимаюсь чародейством; оставь меня, да смилуется над тобой Господь! Я - чужестранец, перс, я не из этих краев.
- Сегодня же вечером ты, перс-чужестранец, погостишь в тюрьме, а завтра предстанешь перед великим справедливым судьей, а послезавтра, если позволит Аллах, тебя зароют в землю!
- Клянусь Богом, я невиновен.
- Именем какого Бога, клянешься ты, неверный?
- О люди, я невиновен.
