Редактор подтверждает, что слышал.
- На другое утро после его ареста я поехал в "Гробницу", чтобы присутствовать на допросе у местного судьи. Когда я проходил через личный кабинет судьи и будто ненароком обвел взглядом комнату, чтоб ознакомиться с местом действия, - как это вошло у нас в привычку, - я приметил в одном углу... дорожную сумку.
И что же я увидел на той дорожной сумке? Верьте мне или не верьте зеленого попугая на жердочке, в натуральную величину.
- Эта сумка с изображением зеленого попугая на жердочке, - сказал я, принадлежит одному английскому еврею, Аарону Мешеку, и никому другому - ни живому, ни мертвому!
Поверьте моему слову, нью-йоркские полицейские чины так и раскрыли рты от изумления.
- Откуда вы это узнали? - говорят они.
- Еще бы мне не узнать зеленого попугая, - говорю я, - когда там у нас эта птица такого мне задала жару. Я всю страну исколесил в погоне за ней.
- И сумка была в самом деле Мешека? - спросили мы покорно.
- А как же! Конечно, его! Мешек сидел в это самое время в этой самой "Гробнице", по другому обвинению. Мало того. Как выяснилось, в его сумке в этот самый момент лежали кое-какие документы, имевшие касательство к мошенничеству, за которое я тогда безуспешно пытался его арестовать, да, в этой самой... сумке с попугаем!
Такие вот необычайные совпадения и вот такие ловкие приемы составляют особенность этой важной разновидности служения обществу. И в практике эти приемы постоянно совершенствуются, изощряются - поскольку они должны постоянно приноравливаться к самым разным обстоятельствам, противополагая себя все новым ухищрениям, какие только может придумать извращенная изобретательность. Всегда настороже, всегда в предельном напряжении умственных способностей, работники сыска изо дня в день, из года в год должны находить все новые способы борьбы против новых хитростей и уловок, измышляемых соединенной фантазией всех беззастенчивых нарушителей закона в Англии, ни на шаг не отставать в изобретательности от противника. На суде материал тысячи таких историй, какие мы тут рассказали, - иногда, по самому сплетенью обстоятельств романтически чудесных, - бывает заключен в стереотипную фразу "на основании полученных мною сведений, я сделал то-то и то-то". А ведь надо было, тщательно выверяя выводы и всю дедуктивную цепь, безошибочно направить подозрение на данное лицо; захватить это лицо, куда бы оно ни укрылось и что бы оно ни предприняло, чтобы не быть обнаружену. Преступник схвачен; предстал перед судом, и все. На основе сведений, которые я, офицер сыскной полиции, получил, мною это сделано; и согласно заведенному для этих случаев обычаю, я больше ничего не говорю.
Эта шахматная партия на живых фигурах, разыгрываемая перед немногими зрителями, нигде не записывается. Игрока поддерживает его интерес к игре. Суд довольствуется ее результатами. Если дозволено сравнить великое с малым, представим себе Леверье, или Адамса *, сообщающим публике, что он на основании полученных им сведений открыл новую планету; или Колумба, сообщающим современной ему публике, что на основании полученных им сведений он открыл новый материк; вот так же сыщики сообщают, что они выявили новое мошенничество или давнишнего преступника, а процесс выявления остается неизвестным.
Итак, к полуночи наша встреча с интересными и, необычными гостями закончилась. Но поистине завершило вечер происшествие, имевшее место уже после того, как сыщики от нас ушли. К одному из них, едва ли не самому ловкому - тому, который считался первым знатоком "фасонной банды", - когда он шел домой, залезли в карман!
ТРИ РАССКАЗА О СЫЩИКАХ
Перевод Н. Вольпин
I. ПАРА ПЕРЧАТОК
- Случай не из обычных, сэр, - сказал инспектор Уилд, офицер сыскной полиции, который вместе с сержантами Дорнтоном и Митом как-то в июле еще раз зашел к нам в редакцию скоротать вечерок, - и мне подумалось, что вам, пожалуй, интересно будет с ним познакомиться.
Он связан с убийством молодой женщины, Элизы Гримвуд - помните? лет пять назад, на Ватерлоо-роуд. Ее все называли "Графиня" - за красивую внешность и гордую осанку; и когда я увидел бедную Графиню (я ее знавал и мог опознать), мертвую, с перерезанным горлом, в ее спальне на полу, вы мне поверите, что мне полезли в голову разные мысли, от которых человеку становится невесело на душе.
Но это к делу не относится. Я туда пришел наутро после убийства. Освидетельствовал тело, произвел общий осмотр спальни, где оно лежало. Откинув собственной своей рукой подушку на кровати, я нашел под ней пару перчаток. Пару лайковых мужских перчаток, очень грязных; на подбивке с внутренней стороны буквы "Тр." и крестик.
Значит, сэр, забрал я эти перчатки и показал мировому судье, который вел это дело. И что ж он говорит?
- Уилд, - говорит, - это бесспорно находка, и такая, что может иметь большое значение; теперь, Уилд, от вас требуется одно: разыскать владельца этих перчаток.
Я, конечно, думал то же самое и не стал тратить время впустую. Осмотрел я внимательно перчатки и пришел к заключению, что они побывали в чистке. От них, понимаете, шел запашок серы и смолы - чищеные перчатки, сильно или слабо, а непременно попахивают. Пошел я с ними в Кеннингтон * к одному своему знакомому, который работает по этой части, и выложил их перед ним.
- Как по-вашему, были эти перчатки в чистке?
- Да, - говорят он, - перчатки в чистке были.
- А могли бы вы определить, у кого?
- Понятия не имею! - говорит он. - Я только могу определить, у кого они не были в чистке: у меня! Но вот что я вам скажу, Уилд. В Лондоне наберется от силы восемь или десять мастеров по чистке перчаток (их тогда, по-видимому, столько и было). Я, думается мне, могу дать вам все их адреса, и вы сможете разузнать, кто их чистил.
Дал он мне, значит, свои указания, и я ходил туда, и ходил сюда, и виделся с тем, и виделся с другим; но хотя они все подтверждали, что перчатки побывали в чистке, я все никак не мог найти того мужчину, женщину или ребенка, который чистил эту самую пару перчаток.
А тут, понимаете, то человека нет дома, то ждут человека к двум часам, и всякое такое - за всем этим ушло у меня на розыски три дня. На третий день, вечером, иду я с того берега из Сэррея, по мосту Ватерлоо, замученный, измотанный вконец, уже теряя надежду, и думаю: загляну-ка я в театр Лицеум *, удовольствие будет стоить один шиллинг, а мне это освежит мозги. Итак, взял я себе за полцены место в партере, в задних рядах, и сел рядом с одним молодым человеком, тихим и скромным. Видя, что я не знаток (я нарочно прикинулся таким), он стал мне называть имена актеров, исполняющих роли, и между нами завязался разговор. Когда спектакль кончился, мы вышли вместе, и я сказал:
- Вы такой приятный человек и такой компанейский - может быть, не откажетесь пропустить со мною, стаканчик?
- Вы так любезны, - говорит он, - что я не откажусь пропустить с вами стаканчик.
Мы, следовательно, зашли в какой-то кабачок поблизости от театра, расположились в тихой комнате наверху и заказали по пинте портера с элем и по трубке.
Курим мы свои трубки, потягиваем свой портер с Элем - сидим, разговариваем, очень так приятно, и вдруг молодой человек заявляет:
- Извините, я посидел бы подольше, но я должен вовремя прийти домой. Мне сегодня предстоит проработать всю ночь до утра.
- Работать всю ночь до утра? - говорю. - Уж не пекарь ли вы?
- Нет, - рассмеялся он, - я не пекарь.
- Я и то не думал, - говорю я. - На пекаря вы не похожи.
- Нет, - говорит он. - Я чистильщик перчаток.
В жизни своей не бывал я так удивлен, как в ту минуту, когда услыхал от него эти слова.
- Вы чистильщик перчаток? В самом деле? - говорю я.
- Да, - говорит он, - именно.
- Так не можете ли вы, - говорю я, вынимая из кармана те перчатки, сказать мне, кто чистил эту пару? Тут у меня с ними вышла, говорю, целая история. Я обедал на днях в Ламбете * - случайно завернул. Непритязательный ресторанчик. Публика всякая... И вот какой-то джентльмен оставил эти перчатки! Тут я, понимаете, еще с одним джентльменом заключил пари на соверен, что я сумею выяснить, кому они принадлежат. Я уже израсходовал семь шиллингов в попытках разгадать эту загадку; но если бы вы могли мне помочь, я бы с радостью уплатил еще столько же. Видите, тут внутри стоит "Тр." и крестик.
- Вижу, - говорит он. - Господи! Я же превосходно знаю эти перчатки! Я видел не одну дюжину пар от того же владельца.
- Да не правда? - говорю я.
- Истинная правда! - говорит он.
- Так вы, верно, знаете, кто их чистил? - говорю я.
- Знаю, конечно, - говорит он. - Их чистил мой отец.
- Где живет ваш отец? - говорю я.
- Да тут за углом, - говорит молодой человек, - совсем близко, в двух шагах от Эксетер-стрит. Он вам сразу скажет, чьи они.
- Вы не могли бы сейчас же пойти туда со мной? - говорю.
- Конечно, могу, - говорит он, - но только, знаете, не рассказывайте вы моему отцу, что мы познакомились с вами в театре, ему это не понравится.
