- Еще только одно, - сказал Тюрлюпэн. - Этот господин де Жослэн проиграл вам также, надо думать, свой кошелек с деньгами. У меня нет с собою ни одного су.
- Кошелек! - воскликнул писец. - Нет, кошелька я вам не дам. Дворянину денег не нужно, дворянин заставляет других платить за себя.
* * *
В четверть первого ночи Тюрлюпэн постучал в двери родового замка Лаванов. Послышались голоса, шаги, звяканье ключей. Дверь приоткрылась. Свет фонаря упал на плюмаж шляпы Тюрлюпэна и скользнул вниз до кончиков его ботфорт.
- Ваше имя?
- Рене де Жослэн, сьёр де Кеткан.
- Чем желаете вы служить ее светлости герцогине?
- Своею шпагою.
- А если вы ее потеряете?
- Тогда своею головой.
- Кто дал вам такое поручение?
- Бог и бретонская знать, - воскликнул Тюрлюпэн.
Дверь с визгом отворилась. Между двумя рядами одетых в черное и лиловое лакеев Тюрлюпэн прошел в ярко освещенные сени. Он зажмурил глаза. Свет ослепил его.
- Мы ждали вас, сударь, - раздался звонкий юношеский голос. Приветствую вас в этом доме.
На широкой лестнице стоял молодой герцог де Лаван и размашистым жестом снял шляпу перед Тюрлюпэном.
Глава XII
В этот же час огромная, молчаливая толпа стояла на площади, расположенной между бойнями и церковью Сен-Жак-де-ла-Бушри. Закутанные в плащи, промокшие под дождем, стояли они там - носильщики, зазывалы, уволенные лакеи, кабатчики, бочары, нищие, воры, возчики, лодочники, писцы без должности и заработка, старьевщики, водоносы, ярмарочные певцы, тощие фигуры, питавшиеся овсяным хлебом и отрубями, подбиравшие отбросы на овощных рынках, поденщики, привратники, наемные убийцы, бандиты, отверженные и преследуемые, только по ночам выползавшие из своих нор, - все они стояли и ждали того одного, кому принадлежали телом и душою.
По приказу, передававшемуся из улицы в улицу, из дома в дом, собрались они на этой площади. Дождь их не разогнал. Молча и терпеливо стояли они, и так безмолвно было это ночное сборище, что на середине площади слышно было журчание водяной струи, падавшей в большую каменную раковину из выгнутого рога тритона.
Люди с факелами, в одиночку и небольшими группами, сновали вдоль домов, и тогда из мглы выступали то широкие стены боен, то каменный парапет и четыре колонны церковного портала. Издали доносился шум катившейся телеги. Тяжелые дождевые облака медленно и грозно ползли по беззвездному небу.
Внезапно ночную тишину прорезал крик, в котором звучало страшное сочетание восторга и боли. Близ фонтана с тритоном грохнулся наземь какой-то человек, корчась в судорогах и экстазе.
- Он тут, - доносился его голос, - он пришел, он среди нас. Чувствую, сердце мое плавится на его огне. Чувствую, молотом ударяет он в мою грудь. Здесь я, здесь. Делай со мной, что хочешь!
И почти в тот же миг на паперти церкви раздался громкий возглас:
- Господин де Сен-Шерон!
Толпа зашепталась, пришла внезапно в движение. Факелы, собравшиеся над юродивым, рассыпались в разные стороны, пересекли площадь, нырнули в мрак, снова выплыли и собрались на церковной паперти, на которой вдруг стало светло как днем.
За живой стеною мускулистых фигур, за гвардией се неких лодочников-телохранителей появился "господин Гаспар". Он перешагнул через каменный парапет. В ярком свете факелов видны были морщины на его лбу и красные пятна на впалых щеках, предвестники ранней смерти.
Он поднял руку. Мгновенно замер гул перешептывающихся голосов на просторной площади, и слышен был только тихий плеск воды в фонтане.
И над безмолвной толпой зазвучали его слова:
- День настал, будьте наготове. Справедливость велит нам встать и покинуть с оружием в руках жалкие свои хижины, охладевшие очаги. Когда наступит час большой игры в волан, забейте в барабаны, поднимите в городе тревогу, оцепите его, забаррикадируйте улицы и насильственно положите своим бедствиям конец. Кары достоин только умеренный. Кто щадит своих врагов, тот губит сам себя. Бог их отдал в наши руки. Мы должны уничтожить их всех, не пощадить ни одного, ни мужчины, ни женщины, ни старца, ни младенца, ни доброго, ни злого, ни великого, ни малого, чтоб ни один из них не остался в живых и чтобы их имена вместе с ними угасли в памяти людей.
Глава XIII
- Мы еще не приступили к совещанию, - сказал Тюрлюпэну герцог де Лаван, ведя его вверх по широкой мраморной лестнице, - ибо изгнанная знать Франции еще не представлена среди собравшихся здесь, а мы пришли к решению, что ни один значительный вопрос не может быть подвергнут обсуждению, пока не появится представитель Вандомского рода. Я жду его с нетерпением. Сегодня мы удовольствовались тем, что уладили спор, возникший между господином де ла Рош-Пишемэром и моим кузеном де Люином. Это было довольно неприятное дело и стоило нам больших хлопот, ибо господин де Люин, будучи герцогом и пэром государства, имеет привилегию не драться, а у господина де ла Рош-Пишемэра нет никаких оснований...
Он прервал свое сообщение, чтобы ответить на поклон дворянина, чье угрюмое и раздраженное лицо показалось в одном из окон галереи.
- Это он, - шепнул он, - господин де ла Рош-Пишемэр, тот самый, о котором я только что говорил. Черт побери, надо быть всегда начеку. Чуть только назовешь его имя, он уж тут как тут.
Он еще раз, улыбаясь, кивнул дворянину, который исчез во мраке галереи. Затем опять обратился к Тюрлюпэну.
- Но поговорим, сударь, о вас. Вы из Бретани? Признаюсь, мне любопытно узнать, какой наказ получили вы от своих друзей.
- У меня, - сказал Тюрлюпэн, - один только наказ: доказать вам при всех обстоятельствах свою преданность.
И будучи очень доволен тем, что он так хорошо запомнил слова писца, он поглядел на потолок, где нарисована была Аврора в золотой колеснице, рассыпающая цветы по розовым облакам.
- Вот это так! - воскликнул молодой герцог.- Это речь доблестного человека. Я не премину передать герцогине о ваших благородных намерениях, делающих честь и вам, и нашему дому... Остановились ли вы где-нибудь в городе, сударь? Тут нелегко найти гостиницу, где хорошо служат и кормят. Наряду с интендантами казны, содержатели гостиниц первые воры на свете.
- Вы совершенно правы, - сказал Тюрлюпэн, твердо решив не уходить из этого дома, куда проник с таким трудом.
- Окажите же мне честь остановиться у меня, - попросил герцог. - Вы мне доставите этим удовольствие. Порадуйте меня. Эй, мэтр Илэр!
Дворецкий, до этого мига державшийся на почтительном отдалении, подбежал к ним.
- Приготовьте в левом угловом павильоне комнату для господина де Жослэна, любезно согласившегося быть моим гостем, да разведите в камине пожарче огонь, - приказал герцог, - комнату Сатурна, или комнату Сирен, или комнату Цирцеи.
Тюрлюпэн удовлетворенно кивнул головою, услышав о жарком камине. У вдовы Сабо он зябнул в постели по ночам. Одно только не понравилось ему, что ему придется делить комнату с другими людьми, с Сатурном или Сиренами. Он предпочел бы ночевать в ней один,
- Я сплю чертовски чутко,- сказал он.- Стоит только кому-нибудь произвести самый легкий шум или напевать про себя - и я просыпаюсь.
- Ваша милость не будет иметь оснований жаловаться, - поторопился уверить его дворецкий. - Комната расположена уединенно. Конюшни и каретные сараи находятся по другую сторону дома. - Где осталась поклажа вашей милости?
- Моя поклажа? Я оставил ее в гостинице, где позавтракал, - сказал Тюрлюпэн, как учил его писец в хижине лодочника. И от себя прибавил:
- Я завтра велю нескольким мошенникам-лакеям доставить ее сюда.
Дворецкий отошел. Тюрлюпэн счел своевременным дать ход делу, ради которого он явился.
- Где находится ее светлость герцогиня? - спросил он без обиняков молодого герцога.
- Герцогиня? Она удалилась в свои покои. Сегодня, сударь, вам уже не удастся повидать ее. Она провела весь день в женском монастыре аббатства Пор-Руаяль. Вы знаете, сударь, кончина герцога, отца моего, ввергла ее в крайнюю скорбь. Но мы находим некоторое утешение в сознании, что душа его, утомленная суетными мирскими треволнениями, обрела теперь истинный покой.
Некоторое время юный герцог де Лаван молчал, уйдя в свои мысли. Потом опять оживленно и приветливо обратился к Тюрлюпэну:
- Я, сударь, буду иметь теперь честь представить вас моей сестре, мадемуазель де Лаван. Вы у нее застанете кое-кого из моих друзей. Она будет очень рада познакомиться с вами.
Глава XIV
Не без смущения, но твердо решившись вести себя по-дворянски во всех отношениях, Тюрлюпэн вошел, рядом с герцогом де Лаваном, в комнату, стены которой были в ошеломляющем изобилии покрыты мифологическими фигурами. Был там и царь Цеорей со своим двором, и морское чудовище, и прикованная к скале Андромеда, и Персей, летящий с облаков для ее спасения. Мраморные изваяния стояли в нишах - влюбленные пары, пастухи и пастушки, обнимавшие друг друга. В кресле полулежала мадемуазель де Лаван, пятнадцатилетнее дитя, худенькое и нежное. Два кавалера, опершись о край стола, стояли перед нею, и у одного из них в руке была итальянская лютня. В глубине комнаты сидел перед камином господин де ла Рош-Пишемэр и мрачно смотрел на тлеющие угли, которые бросали красноватые отблески на желтый атлас его рукавов.