рассортировать: для мальчиков и для девочек, для подростков и для малышей; и при этом никого не пропустить и никому не вручить неподходящую вещь.
– Будет ужасно, – поясняла Эмили лорду Уолдерхерсту и мисс Коре, которые начали осыпать ее вопросами, – если подросток получит деревянную лошадку, а маленький мальчик – крикетную биту и мяч. А представьте разочарование двух девочек, в том случае, когда младшей достанется шкатулка для рукоделия, а старшей кукла? Каждому нужен соответствующий подарок. Дети с нетерпением ждут праздника, разве можно кого-то огорчить?
Уолдерхерст взирал на нее бесстрастно.
– Кто же делал все это для леди Марии, когда вас здесь не было? – осведомился он.
– О, находились другие люди. Правда, леди Мария сетовала, что с трудом… – Эмили просияла: – Она ангажировала меня на проведение праздника в Маллоу на следующие двадцать лет. Леди Мария так добра!
– Действительно, – проворчал маркиз, как показалось Эмили, вполне добродушно. – Она добра по отношению к своим прихотям, а еще по отношению к Марии Бейн.
– Она добра ко мне, – упрямо повторила Эмили. – Вы не представляете, как я радуюсь подобным заботам.
– Эта женщина умеет радоваться всему, – произнес лорд Уолдерхерст, когда они с Корой удалились. – Надо же иметь такой характер! За такие хлопоты надо платить десять тысяч в год.
– Она так мало имеет, – сказала Кора, – что все ей кажется прекрасным. Эмили очень приятная женщина. Мы с мамой от нее в восторге. Подумываем пригласить в Нью-Йорк; пусть развлечется.
– Нью-Йорк ей понравится.
– Вы бывали там, лорд Уолдерхерст?
– Нет.
– Тогда вы просто обязаны приехать. Теперь многие англичане посещают Нью-Йорк, и всем нравится.
– Не исключено, – ответил Уолдерхерст. – Я подумывал о путешествии. Континент наскучил, Индию знаю вдоль и поперек, а вот Пятая авеню, Центральный парк, Скалистые горы…
– Непременно стоит, – кивнула Кора.
Сегодня определенно был ее день. Перед ланчем лорд Уолдерхерст предложил ей и ее матери совершить прогулку в своем личном фаэтоне. Маркиз любил управлять экипажем, и фаэтон с лошадьми прибыли в Маллоу вместе с ним. Он приглашал покататься только своих фаворитов, и хотя сам сохранял невозмутимость, событие вызвало на лужайке некоторую сумятицу. Во всяком случае, когда фаэтон пронесся по аллее с мисс и миссис Брук на почетных местах, некоторые гости обменялись взглядами и подняли брови.
Леди Агата отправилась к себе в комнату и написала длинное письмо на Керзон-стрит. Миссис Ральф толковала о проблемной пьесе с молодым Хэриотом и группой других слушателей.
После полудня явились новые посетители, дабы осчастливить мероприятие своим присутствием. Леди Мария славилась многодневными вечеринками и приглашала соседей принять участие в гулянье.
В два часа пополудни процессия сельских ребятишек, их родителей и друзей во главе с группой местных музыкантов промаршировала по аллее мимо дома в специально отведенную часть парка. Леди Мария и ее гости выстроились на широкой лестнице и приветствовали ликующую толпу радушными поклонами, взмахами рук и улыбками. Все были в приподнятом настроении.
Когда сельчане собрались в парке, к ним присоединились участники вечеринки. Фокусник из Лондона дал представление под огромным деревом – дети обнаружили у себя в карманах белых кроликов, а в их шапках оказались апельсины. Ребятишки визжали от восторга. Гости леди Марии прохаживались вокруг и хохотали вместе с ними.
После представления началась большая чайная церемония. Действительно, какой может быть праздник, пока дети не напьются чаю и не наедятся булочек и пирожных – особенно если это сливовые конвертики!
Дети рядами расселись на травке, а леди Агата и миссис Ральф начали раздавать им угощение. Мисс Брук в этот момент беседовала с лордом Уолдерхерстом. Она сидела под деревом в шляпке, украшенной маками, и с зонтиком от солнца цвета маков и выглядела весьма привлекательно.
– Я должна помочь раздавать пирожные, – сказала она.
– Это обязанность моей кузины Марии, – заметил лорд Уолдерхерст, – хотя она и не будет этого делать. И я не буду. Расскажите мне лучше о подвесной железной дороге и о пятьдесят-тысяч-пятьсот-какой-то улице.
Он говорил несколько развязно, и был так обаятельно флегматичен, что Кору Брук это даже слегка раззадорило.
Эмили Фокс-Ситон бодро и учтиво раздавала угощение и руководила подачей продуктов на стол. После того как налили чаю взрослым, она обошла все столы и уделила внимание каждому, и в своем чистосердечном радушии нашла время присоединиться к леди Марии и ее окружению, которые восседали под остролистом. Там она съела пару бутербродов, выпила чашку чаю и заодно побеседовала с несколькими пожилыми дамами, с которыми успела подружиться. Эмили была невероятно довольна собой, хотя иногда чувствовала потребность посидеть несколько минут и дать отдых усталым ногам. Дети обращались к ней как ко всемогущей и милостивой госпоже. Она знала, где хранятся игрушки и какие призы ожидают победителей состязаний. Она олицетворяла закон и порядок, а также ведала подарками. Остальные дамы прогуливались в нарядных платьях, улыбающиеся и восторженные, джентльмены пробовали заниматься спортом и обменивались джентльменскими шутками, а эта единственная леди, казалось, сама была частью праздника. В простом льняном платье с белыми ленточками да бескозырке с пряжкой и бантом, она тем не менее принадлежала к ближнему лондонскому кругу ее светлости, и ей симпатизировали больше, чем прочим дамам. Праздник в Маллоу вышел чудесным и веселым, как никогда, и в том была ее заслуга.
Шли часы. Дети играли, соревновались в беге и веселились до упаду. Взрослые фланировали по парку, собирались в группы и беседовали или слушали деревенский оркестр. Гости леди Марии, вдоволь насмотревшись на народные гулянья, возвращались в сад в приподнятом настроении, чтобы пообщаться и посмотреть игру в теннис, которая как раз затевалась на корте.
Воодушевление не оставляло Эмили Фокс-Ситон, а вот ее румянец поблек. Она стояла под буковым деревом, наблюдая финал церемонии; руки и ноги болели, по-прежнему улыбчивое лицо покрывала бледность. Леди Мария и ее приближенные покинули скамейки под остролистом, чтобы председательствовать на закрытии праздника. Присутствующие спели национальный гимн, затем разразились тройной овацией в честь ее светлости. Овации исходили из самого сердца, и Эмили от избытка чувств едва не расплакалась. Во всяком случае, ее ясные карие глаза увлажнились; она была из тех, кого легко растрогать.
Лорд Уолдерхерст стоял подле леди Марии и также выглядел довольным. Эмили заметила, как он что-то сказал ее светлости, и та улыбнулась. Затем маркиз с обычным невозмутимым видом шагнул вперед.
– Мальчики и девочки, – произнес он четким раскатистым голосом, – я хочу, чтобы вы как можно громче три раза поблагодарили леди, которая подарила вам этот незабываемый праздник. Ее светлость сказала мне, что такого веселья в Маллоу еще никогда не наблюдалось. Троекратное «спасибо» для мисс Фокс-Ситон!
Эмили ахнула и ощутила, как к горлу подкатывает комок. Ее без предупреждения словно превратили в королевскую особу, и она не знала, что делать.
Вся публика, дети и взрослые, мужчины и женщины,
