Ознакомительная версия.
На всех ступенях молитвенного делания человек обязан стремиться, вознося прошения, благодарение или хвалу, молиться от всей души, стараясь отрешаться от всего суетного, земного. Если молящийся никак не может обрести способность искренне молиться, он должен посоветоваться со своим духовником. Часто с приезжающими я долго молюсь, громко и отчетливо произнося каждую, фразу, стараясь всю свою душу вложить в каждое слово и потом поясняю смысл и значение молитвы. Наиболее искренними и устремленными к Богу бывают молитвы просительные, ибо любой молящийся, даже не достигший духовного совершенства, в просительных молитвах искренен до конца – он просит исцеления, дарования милости, помощи близким, ниспослания жизненных благ, о спасении от смерти, болезней, о том, что вызывает у него боль и страдания»
* * *
Запись беседы о молитве воспроизведена по памяти. Две беседы о молитве о. Арсения, записанные мной, носили общий характер и велись с вновь приехавшими людьми. С каждым новым человеком, приходившим к нему и становившимся его духовным чадом, о. Арсений всегда проводил личную беседу о молитве ко Господу и о взаимоотношениях с людьми. Считал и требовал от человека обязательного и неукоснительного выполнения ежедневного молитвенного правила. Вначале спрашивал, какое правило выполняет пришедший, выслушав, советовал, – какие молитвы включить или исключить, в зависимости от духовного облика пришедшего. Рекомендовал тщательно просмотреть прошедший день, свои действия, мысли, разговоры, осознать, что совершил плохого, и, вознося молитвы к Богу, просить у Него прощения о соделанном и стараться не повторять плохого в следующие дни. Длительных молитвенных правил о. Арсений не одобрял, говоря, что молящийся к концу своего моления устает и молитвы повторяет бездушно, механически, однако некоторых благословлял молиться по часу и больше.
Советовал молиться утром и вечером в установленные раз и навсегда часы, рекомендовал родителям, имеющим детей, молиться всей семьей, но так, чтобы ребенок не уставал; вначале помолиться кратко с детьми, а потом продолжать молиться взрослым, выполняя установленное правило. Советовал молиться, идя на работу или с работы, повторяя все правило или отдельные молитвы из него, считая, что такая молитва избавляет человека от пустых и ненужных мыслей. Постоянно напоминал: «молитесь Богу, но не забывайте молиться о людях, совершайте добро. Молитва к Богу и любовь к человеку должны быть в единении, одно без другого не живет».
ВОСПОМИНАНИЯ ОТЦА АРСЕНИЯ
9–10 января 1975 г.
Юрий и я на Рождественские праздники приехали на десять дней к о. Арсению, остановились у Платоновых, где летом постоянно снимали комнату.
Шел третий день Рождества Христова, 9 января 1975 г. Последние дни самочувствие о. Арсения резко ухудшилось. Два доктора Ирина и Люда жили у Надежды Петровны уже несколько дней, наблюдая за его состоянием. Литургию в этот день служили о. Николай с о. Германом и о. Павлом. Отец Арсений лежал на диване. От постоянной слабости, одышки и аритмии он не мог не только вставать, но и сидеть.
По окончании литургии и после завтрака о. Арсений попросил придти к нему всех приехавших в этот день: Люду, Ирину, Юрия, о. Николая, о. Германа и о. Павла, Надежду Петровну, Наташу и меня. Мы молча сели в кресла, на стулья, скамеечку для ног. Отец Арсений был задумчив, лежа на диване, машинально перебирал бахрому закрывавшего его пледа. Стояла тишина. Подняв склоненную голову, долго смотрел на иконы, трижды перекрестился и тихим голосом сказал:
«Дорогие мои и любимые друзья и духовные дети, жизнь медленно и неумолимо покидает мое бренное тело, такова воля Господа. И сейчас хочу рассказать вам отрезки своей жизни, на основе которых формировалось мое духовное мировоззрение и определялась дальнейшая дорога, ведущая к познанию Бога и руководству врученной мне Господом паствой и отдельными людьми, встреченными в жизни.
Я прожил долгую жизнь, две трети которой окружали меня люди, несущие божественную радость и свет. Первой была моя мама Мария Александровна (однажды я уже говорил о ней), человек одаренный, мудрый, проникнутый глубочайшей верой в Бога, именно глубочайшей. Она относилась ко мне двойственно: как к родному сыну, и как к творению Божию, которое обязана была сохранить и воспитать в глубокой вере Творцу. Она считала себя ответственной перед Ним, ибо Он вручил ей человеческую душу. Я был третьим ребенком в семье, брат умер в два года, сестра – четырех лет, и мама, когда я родился, дала обещание Господу вложить в меня веру, правдивость и любовь к людям, и она воспитала меня так. В шестнадцать лет, увлекаясь древнерусским искусством, уже мечтал о монашестве. Потом была Оптина пустынь, в которую под руководство старцев попасть было трудно, но по милости Божией был принят, и руководили мной старцы о. Анатолий и о. Нектарий. Два года прожил в Оптиной пустыни под руководством старца о. Нектария и старца о. Анатолия. Почему двух старцев? Многих это удивляет; вероятно, это по замыслу старцев входило в систему моего духовного воспитания. Бывало, придешь к о. Нектарию, долго всегда ждать приходилось. Спрашиваешь, а он отвечает: «Иди к о. Анатолию, он скажет». Приду к о. Анатолию, тоже ответит: «Идите спросите у о. Нектария». Вначале терялся и даже до слез обижался, но потом осознал: «Значит, так надо», – и это впоследствии определило мое духовное мировоззрение, когда по благословению о. Нектария и о. Анатолия в сане иеромонаха был послан служить «в мир», в приходскую церковь.
В монастыре, находясь в послушании у старцев, нельзя иметь своей воли, а должно поступать так, как говорит духовный наставник, вне зависимости от того, нравится это или не нравится, ибо принятием воли старца послушник совершенствуется, отсекается от помыслов, грехов, живет волей старца, имеющего благодать от Господа, знающего его душу, знающего, что ему духовно необходимо для достижения монашеского совершенства. Круг общения в монастыре невелик, постоянно одни и те же люди, монахи, которых знаешь и ежедневно видишь, монастырские работы, постоянная молитва в церкви, келье, на работе, минимум разговоров и наставления старцев. Покорность и смирение при общении с послушниками, монахами. Не надо думать, что взаимоотношения с окружающими были безоблачными в монастыре, иногда они были настолько тяжкими, что душа сжималась от боли, это были искушения, попускаемые Господом. Приходя к старцу, раздавленный и угнетенный, хотел все рассказать, но он уже знал, да, все знал и по характеру твоего отношения к совершившемуся определял уровень твоего духовного совершенства или падения и поучал воспринимать случившееся с молитвой как волю Господню.
Твое мнение, полученное унижение, обида во внимание не принимались, принималась только смиренность перед Богом и понимание: ты настолько еще несовершенен, что происшедшее есть результат твоей греховности и является справедливым. Старец в монастыре – твой отец, наставник, руководитель во всем, своей воли у тебя нет, есть полное отречение от твоего суетного «я».
Получив от старца о. Нектария и старца о. Анатолия благословение идти служить в мир, в приходской храм (это в те времена было совершенно необычным), я был глубоко удивлен и растерян. Не знаю, кто говорил обо мне Святейшему Патриарху Тихону, но меня пригласили к нему, он принял, разрешил служить в приходском храме, где настоятелем был протоиерей Павел. Патриарх минут десять говорил со мной, благословил и сказал пророческие слова о моем иерейском пути, говорить их не буду, слишком сокровенны они. Скажу одно: находясь в ссылках, лагерях, выводимый на расстрелы, избиваемый на допросах и почти умирающий на морозных этапах, верил словам великого святителя земли Русской – Патриарха Тихона, что исполнятся его предначертательные слова и вновь приду к вам, моим духовным детям. Верил дерзновенно, ибо это были слова Патриарха.
Я, малоопытный иеромонах Арсений, пришел к настоятелю храма о. Павлу. Высокий, осанистый, чуть-чуть грузноватый, с добрым и приветливым лицом, скептически оглядел меня, попросив рассказать о себе. Рассказывал долго и подробно: о жизни до монастыря, о детстве, образовании, увлечении древнерусским искусством и зодчеством, жизни в Оптиной пустыни. Отец Павел не задал ни одного вопроса, сказал: «Вы из интеллигенции, у меня тоже такие прихожане есть, все у них какие-то искания и искания, себя даже в вере найти не могут, вот и будете с ними разбираться, я плохо их понимаю. В Оптиной пустыни не был, о старце Нектарии, старце Анатолии и старцах Никоне и Варсонофии слышал много. Говорят, старцы великие, но Москва – не Оптина, город шумливый, грешный.
С незапамятных времен мои прадеды, деды попами были, и хорошими попами, я всю жизнь к иерейству стремился, семинарию окончил, потом Академию, но со старчеством не встречался. Есть в Москве священники, общины создали, хотят в миру оптинским путем идти, Бог им в помощь. Знаете, батенька (у о. Павла было любимое выражение «батенька»), трудно быть в миру, да еще в Москве, священником, представить себе не можете! Это не монастырь, где все по часам расписано. Я бы с радостью в монастырь ушел, да не могу прихожан оставить, женат, дети, хотя и взрослые, но дети». Знал ли о. Павел Господнее произволение? Был он арестован и в Архангельской области умер в ссылке от голода через шесть лет после этого разговора. «Церковь власти рушат, иереев в лагеря посылают, кому храм оставлю? Отец Михаил – человек хороший, но рюмку любит. Знаешь, о. Арсений! На тебя оставлю», – и благословил меня.
Ознакомительная версия.
