- Вот видите, наконец-то я здесь! Вы не удивлены? Старый Хейторп покачал головой.
- Мне, право, очень нужно было повидать вас. Вы не заходили к нам целую вечность. Да еще эта ненастная погода! Как вы себя чувствуете, дорогой опекун?
- Как нельзя лучше. - И, посмотрев ей прямо в серо-зеленые глаза, добавил: - У меня нет для вас ни пенса.
Она и глазом не моргнула, только беспечно рассмеялась.
- Неужели вы думаете, что я пришла за этим? Хотя я в самом деле сильно на мели, дедушка!
- Как всегда.
- Я вам все расскажу, дорогой, мне станет легче. Если бы вы знали, как туго мне сейчас приходится!
Стараясь принять печальный вид, она опустилась в низкое кресло, распространяя сильный аромат фиалок.
- Мы в ужаснейшем положении. В любую минуту имущество наше может пойти с молотка, а мы - оказаться на улице. У меня не хватает духу открыться детям - они так счастливы, бедняжки. Джока придется взять из школы, а Филлис прекратит уроки музыки и танцев. Полнейший кризис. И все из-за синдиката "Мидлэнд". Я рассчитывала получить по крайней мере двести фунтов за новый рассказ, а они его не взяли.
Крошечным платочком она смахнула слезинку с глаза.
- Это очень обидно, дедушка. Я просто мозги иссушила, работая над рассказом.
Старый Хейторп проворчал что-то похожее на "вздор!".
Испустив глубокий вздох, свидетельствующий лишь о большом объеме ее легких, миссис Аарн продолжала:
- Не могли бы вы дать мне хотя бы сто фунтов?
- Ни шиллинга.
Она снова вздохнула, глаза ее скользнули по комнате, и она проговорила тихим голосом:
- Вы же отец моего дорогого Филипа. Я никогда на это не намекала, но вы же отец, поймите. Он был так похож на вас, и Джок тоже.
Ни один мускул не дрогнул на лице старого Хейторпа. Легче было добиться ответа от языческого идола, которому приносят цветы, песни, жертвы: "Мой дорогой Филип!" Провалиться мне на этом месте, если она сама не заездила его! И какого дьявола она ворошит старое?" Взгляд миссис Ларн все еще блуждал по комнате.
- Какой чудесный дом! Все-таки вы должны помочь мне, дедушка. Представьте, а если ваших внуков выкинут на улицу!
Старик усмехнулся. Он вовсе не собирался отречься от родства - это она так думает, а не он. Но он и не допустит, чтобы на него наседали.
- А это может случиться. Неужели вы останетесь равнодушным? Ну, пожалуйста, спасите меня еще раз. Ведь вы, наверное, можете что-нибудь для них сделать.
Он шумно вздохнул:
- Надо подождать. Сейчас не могу дать ни пенса. Я сам беден, как церковная крыса.
- Не может быть, дедушка!
- Да, да, так оно есть.
Миссис Ларн снова испустила энергичный вздох. Она, разумеется, не верила ему.
- Ну что ж! - проговорила она. - Вас будет мучить совесть, когда мы все вместе придем как-нибудь вечером и станем петь под вашими окнами, вымаливая милостыню. Да, кстати, вы не хотите повидать Филлис? Она в холле. Такая хорошенькая растет. Ну хотя бы пятьдесят фунтов, дедушка, милый!
- У меня ничего нет.
Миссис Ларн в отчаянии воздела руки.
- Вы в этом раскаетесь. Я вишу на волоске.
Она глубоко вздохнула, и от нее снова повеяло фиалками. Потом, поднявшись, она подошла к двери и позвала:
- Филлис!
Когда девушка вошла, у старого Хейторпа впервые за много лет дрогнуло сердце. Ее появление было точно весенний день в январе - какая противоположность этой надушенной кукле, ее матери! Как приятно ощущать прикосновение ее губ к своему лбу, слышать ее звонкий голос, видеть грациозные движения и знать, что этой девочкой он может гордиться! Она хорошей породы, как и тот бездельник, ее братец Джок (не в пример тем внукам, которые родятся у этой святоши, его законной дочери, если найдется идиот, который женится на ней, или у тупицы Эрнеста).
После их ухода он с особым удовольствием думал о шести тысячах фунтов, которые перепадут им от сделки с Джо Пиллином. На общем собрании ему придется расписать выгоду этой покупки. Следует ожидать серьезных возражений: ведь грузооборот падает. Нерешительный народ пошел, все какие-то вялые, осторожные. А эти типы в правлении - как они пытались отвертеться от ответственности! Пришлось уговаривать их поодиночке. Чертовски трудно протолкнуть это дело! А оно стоящее: если умело взяться, суда будут приносить доход, и немалый.
Старик спал, когда пришел камердинер, чтобы одеть его к обеду. Слуга восхищался им, насколько можно восхищаться человеком, который не способен без посторонней помощи надеть штаны. Он не раз говорил горничной Молли: "Хозяин-то был, видать, большой любитель женского пола, такого нужно было поискать. Он и сейчас заглядывается на тебя, это уж точно!" А горничная, хорошенькая ирландка, отвечала: "Ну и пусть себе на здоровье, если ему это доставляет удовольствие. Лучше пусть так на меня смотрят, чем сверлят глазами, как наша хозяйка".
За обедом старый Хейторп всегда сидел на одном конце большого стола розового дерева, а его дочь - на другом. Это было самое важное событие дня. Заткнув салфетку за верхний вырез жилета, старик со страстью принимался за еду. Он нисколько не утратил вкуса к пище, и желудок его работал отлично. Он и сейчас мог есть за двоих и пить больше, чем выпивает обычно один человек. Во время обеда он избегал разговора и наслаждался каждым куском и глотком. "Святоша" не могла сказать ничего такого, что заинтересовало бы его, и он тоже - ничего, что было бы интересно ей. Она испытывала ужас перед "застольными радостями", как она выражалась, перед вожделениями здоровой плоти. Он знал, что она незаметно старается ограничить его рацион. Черта с два он допустит это! Какие еще удовольствия остались в его возрасте? Посмотрим, какова она будет, когда ей стукнет восемьдесят. Впрочем, она не доживет: слишком тощая и добродетельная!
Однако сегодня, когда подали куропатку, Адела заговорила:
- Кто это к вам приходил, папа?
Уже разнюхала? Уставив на нее маленькие синие глаза, он пробурчал с набитым ртом:
- Дамы!
- Это я видела. Но кто они?
Он испытывал сильное искушение сказать: "Члены одной из моих внебрачных семей". В действительности то были самые лучшие члены его единственной внебрачной семьи, но желание преувеличить брало верх. Он, однако, сдержался и продолжал есть, и лишь побагровевшие щеки выдавали его скрытое раздражение. Он смотрел в ее серые, ясные и холодные глаза и знал, что она думает: "Он слишком много ест".
- Мне жаль, папа, что вы не считаете нужным посвящать меня в свои дела, - сказала она. - И вам не следует пить рейнвейн.
Старый Хейторп взял высокий зеленый бокал, осушил его до дна и, сдерживая гнев, продолжал разделываться с куропаткой.
Адела поджала губы, выпила глоток воды и продолжала:
- Я знаю, что их фамилия - Ларн, но это ничего не говорит мне. И, может быть, это к лучшему?
Сдерживая гнев, старик сказал с усмешкой:
- Они - моя сноха и внучка.
- Как, разве Эрнест женат? Нет, ты шутишь! Старик рассмеялся и покачал головой.
- Уж не хотите ли вы сказать, папа, что вы были женаты до того, как женились на моей маме!
- Нет.
Какую рожу она скорчила!
- Значит, это был не брак... - сказала дочь с презрением. - И они сидят у вас на шее. Не удивительно, что вы вечно без денег. И много у вас этой родни?
Усилием воли старик снова сдержал гнев, но на лбу и шее угрожающе вздулись вены. Если бы он сейчас заговорил, то наверняка бы задохнулся. Он перестал есть, положил руки на стол и попытался встать. Ему не удалось это, и, осев в кресло, он уставился на неподвижную, чопорную фигуру дочери.
- Не делай глупостей, папа, и не устраивай сцен в присутствии Меллера. Доедай обед.
Он молчал. Он не останется здесь, раз его оскорбляют и пытаются им командовать! Никогда еще не ощущал он так остро свою беспомощность. Это открытие поразило его. Колода, которой приходится терпеть что угодно! Колода! И, решив подождать, пока вернется слуга, он взял в руку вилку.
Снова раздался ханжеский голос дочери:
- Вы, папа, вероятно, не догадываетесь, какой это удар для меня. Не знаю, что подумает Эрнест...
- Эрнест может проваливать ко всем чертям!
- Только без ругани, папа, прошу вас.
Гнев старого Хейторпа прорвался. Он зарычал. Как он мог все эти годы жить в одном доме с этой женщиной и есть с ней за одним столом!
Вернулся слуга, и старый Хейторп, отложив вилку, приказал:
- Помогите мне встать!
Тот медлил, как громом пораженный, держа поднос со сладким. Встать из-за стола, не закончив обед, - это неслыханно!
- Помогите мне встать!
- Меллер, мистеру Хейторпу нехорошо. Поддержите его с другой стороны.
Старик стряхнул руку дочери.
- Я вполне здоров. Помогите мне встать. Впредь буду обедать у себя в комнате.
Слуга помог ему встать на ноги, и он медленно вышел, но, оказавшись в своем святилище, не сел, подавленный острым сознанием собственной беспомощности. Он стоял, ухватившись за стол, немного покачиваясь, ожидая, пока слуга закончит подавать обед и принесет портвейн.
