девочкой и ни разу себя не скомпрометировали. И тем не менее вы
веселились больше, чем самые отъявленные шалуньи, которым то и дело
достается за проказы. Я отлично понимаю, каким образом вам удалось
держать в подчинении других девочек: вы их подавляли своей
добродетелью. Но скажите мне вот что: встречали вы когда-нибудь
примерного мальчика? Энн. Конечно. Правда, каждому мальчику случается делать глупости; но
возьмите Тави - он всегда был примерным. Тэннер (пораженный). Да! Это совершенно верно! Почему-то вы никогда не
пытались искушать Тави! Энн. Искушать? Джек! Тэннер. Да, леди Мефистофель, искушать! Мальчики всегда внушали вам
неистребимое любопытство, и вы чертовски ловко умели обмануть их
осторожность и проникнуть в самые сокровенные их тайны. Энн. Какой вздор! Вы сами постоянно рассказывали мне бесконечные истории о
разных своих "злодеяниях" - глупых мальчишеских проделках. И это вы
называете сокровенными тайнами! У мальчишек тайны такие же, как у
взрослых мужчин; а что такое тайна мужчины, вы знаете. Тэннер (упрямо). Нет, не знаю. Может быть, вы мне скажете? Энн. Пожалуйста: это то, о чем он рассказывает всем и каждому. Тэннер. А я могу поклясться, что ни одной душе не рассказывал того, что
рассказывал вам. У нас был уговор не иметь секретов друг от друга. Это
придумали вы и уверили меня, что мы будем рассказывать друг другу
решительно все. А я и не замечал, что вы мне никогда ничего не
рассказываете. Энн. Вас не интересовали мои дела, Джек. Вам всегда хотелось говорить только
о себе. Тэннер. Да, это так; к сожалению, это так. Но какой дьявольской
проницательностью должна была обладать маленькая девочка, чтобы
подметить слабую струнку и так мастерски играть на ней ради
удовлетворения собственного любопытства! Да, мне хотелось порисоваться
перед вами, придать себе в ваших глазах больше интереса. И вот я
пускался на всякие рискованные проделки, просто для того, чтоб было о
чем вам потом рассказать. Я дрался с мальчишками, к которым не
чувствовал злобы, лгал там, где совершенно спокойно мог бы сказать
правду, крал вещи, которые не были мне нужны, целовал девочек, которые
мне не нравились. Все это была лишь бравада; в этом не было страсти, а
потому не было и смысла. Энн. Я ни разу не выдала вас, Джек. Тэннер. Верно; но вы не задумались бы меня выдать, если б захотели
прекратить это. Просто вам это нравилось. Энн (вспыхнув). Неправда! Вот уж неправда, Джек! Никогда мне не нравились
ваши скучные, грубые, глупые, мелочные, вульгарные выходки. Я всегда
надеялась, что вы наконец совершите что-нибудь по-настоящему
героическое. (Овладев собой.) Вы не обижайтесь, Джек; но все то, что вы
делали, так мало походило на то, чего я от вас ждала. Часто мне становилось не по себе от ваших проделок; но выдать вас и подвести
под наказание я не могла. И потом ведь вы были еще мальчиком. Я верила,
что когда-нибудь вы перерастете все эти мальчишества. Может быть, я
ошиблась. Тэннер (насмешливо). Пусть совесть вас не мучает, Энн. Из двадцати рассказов
о моих подвигах не меньше девятнадцати было чистым враньем. Я очень
скоро заметил, что вы не любите правды. Энн. Конечно, многое вы просто выдумывали, и я это отлично понимала. Но... Тэннер. Вы хотите напомнить мне, что самое постыдное было не выдумано? Энн (ласково - к его величайшему ужасу). Я ни о чем вам не хочу напоминать.
Но я знала тех, кого это касалось, и кое-что слышала не только от вас. Тэннер. И все-таки даже то, что на самом деле было, я всячески приукрашивал
в рассказе. Взрослые настолько толстокожи, что унижения
впечатлительного от природы мальчика им кажутся забавными; но сам он
так остро, так мучительно чувствует эти унижения, что не может в них
признаться, - ему остается лишь страстно отрицать их. Впрочем, оно,
пожалуй, и лучше, что я немного фантазировал, - потому что единственный
раз, когда я сказал вам чистую правду, вы пригрозили меня выдать. Энн. Неправда. Никогда этого не было. Тэннер. Было. Помните черноглазую девочку по имени Рэчел Розтри?
Энн невольно хмурит на мгновение брови.
Я затеял с ней роман; однажды вечером мы встретились в саду, долго
гуляли обнявшись - хоть это было очень неудобно, на прощанье
поцеловались и вообще старались, чтобы все было как можно романтичнее.
Затянись этот роман, он бы мне надоел до смерти; но он кончился очень
быстро. Вскоре после этого вечера Рэчел со мной поссорилась, потому что
узнала, что я все рассказал вам. Кто ей сказал об этом? Вы сами. Вы
подвесили над ее головой дамоклов меч и держали ее в постоянном страхе
и унижении, угрожая выдать эту преступную тайну. Энн. И правильно сделала. Я считала своим долгом помешать ее недостойному
поведению; она мне по сию пору благодарна. Тэннер. Неужели? Энн. Во всяком случае, должна быть благодарна. Тэннер. Но моему недостойному поведению вы не считали своим долгом мешать? Энн. Помешав ей, я тем самым помешала и вам. Тэннер. Вы уверены? Вы помешали мне рассказывать вам о своих похождениях; но
откуда вы знаете, что они прекратились? Энн. Вы хотите сказать, что у вас потом были такие же отношения с другими
девочками? Тэннер. Нет. С романтическими бреднями я после Рэчел покончил. Энн (не вполне убежденная). Почему же вы перестали поверять мне ваши секреты
и так отдалились от меня? Тэннер (загадочным тоном). Видите ли, именно в эту пору у меня появилось
нечто такое, что я хотел сохранить для себя одного и не намерен был
делить с вами. Энн. Уж, наверно, я не стала бы просить у вас то, что вам было жалко отдать. Тэннер. Это была не коробка конфет, Энн. Это было нечто такое, что вы
никогда не позволили бы мне считать своим. Энн (недоверчиво). Что же это было? Тэннер. Моя душа. Энн. Ах, давайте говорить серьезно, Джек. Ну кому нужны эти глупости? Тэннер. Я как нельзя более серьезен, Энн. Вы тогда не заметили, что и у вас
появилась душа. А между тем это так и было. Не случайно вы вдруг
почувствовали, что карать и перевоспитывать Рэчел - ваш нравственный
долг. Раньше вы успешно строили из себя пай-девочку, но мысль о долге
по отношению к другим пришла вам в голову впервые. Вот и со мной
случилось то же. До той поры я вел жизнь юного пирата и был не
совестливее лисы в курятнике. Но тут я начал кое в чем сомневаться, я
почувствовал, что у меня есть обязанности, я вдруг обнаружил, что и
честь и правдивость - не только красивые слова, которыми любят
перекидываться взрослые, а принципы, заложенные во мне самом. Энн (спокойно). Да, по-видимому, вы правы. Это было начало зрелости. Вы
становились мужчиной, я - женщиной. Тэннер. А вы не думаете, что это было начало еще чего-то? Что, собственно, в
устах большинства означает стать мужчиной или стать женщиной? Вы
знаете: это означает полюбить. Но любовь для меня началась гораздо
раньше. Любовь играла свою роль в самых ранних мечтах, фантазиях, снах, которые я
могу припомнить, - разрешите мне сказать: которые мы можем припомнить,
- хотя в то время мы этого не понимали. Нет. Та перемена, что
совершилась во мне, означала рождение духовной страсти; и я утверждаю,
на основании своего личного опыта, что духовная страсть - единственная
подлинная, чистая страсть Энн. Нечистых страстей вообще не должно быть, Джек. Джек. Что значит - не должно быть? Какая сила может заставить страсть
следовать требованиям долга? Разве только другая, еще более сильная
страсть. Энн. Наше духовное начало должно обуздывать страсти, Джек. Вы говорите
вздор. Тэннер. Духовное начало! А разве оно не есть страсть? Или все страсти - от
дьявола, как и все прекрасные мелодии? Если б оно не было страстью,
самой могущественной из всех страстей, - другие страсти смели бы его на
своем пути, как листок, подхваченный ураганом. Именно эта страсть,
рождаясь, делает из мальчика мужчину. Энн. Есть другие страсти, Джек. И очень сильные. Тэннер. Все другие страсти я знал и раньше, но они были мелки и бесплодны
детская жадность и детская злоба, любопытство и своенравие, привычки и
суеверия, нелепые и смешные для зрелого разума. Когда они вдруг
запылали, точно зажженный факел, - это был не собственный их огонь, а
лишь отсвет просыпающейся духовной страсти. Эта страсть возвеличила их,
придала им направленность и смысл; она встретила толпу слепых
вожделений и превратила ее в организованную армию стремлений и
принципов. Из этой страсти и родилась моя душа. Энн. Я замечала, что вы становитесь разумнее. До этого вы были настоящим
разрушителем. Тэннер. Разрушителем? Ерунда! Я просто был скверным мальчишкой. Энн. Ах нет, Джек, именно разрушителем! Вы перепортили все молодые ели,
отсекая ветки деревянным мечом; вы перебили своей рогаткой стекла в
