– Холлингфорд, ты становишься таким занудой!
– Но ведь пока еще не стал? – с улыбкой возразил он. – Я всегда думал, что ты смотришь на меня как на занудного типа, лишенного фантазии.
– Если ты рассчитываешь услышать комплимент, то я удаляюсь. Ты еще вспомнишь мое пророчество, когда оно сбудется. Ты даже можешь держать пари, и тот, кто выиграет, потратит деньги на подарок принцу Камар-аз-Заману или царевне Будур.
Лорд Холлингфорд вспомнил слова сестры, когда услышал, как Роджер говорит Молли на прощание, уезжая из Тауэрз на следующий день:
– Значит, я могу передать отцу, что вы навестите его на будущей неделе? Вы даже не представляете себе, какое это доставит ему удовольствие. – Он уже совсем было собрался сказать «доставит нам», но шестое чувство подсказало ему, что пока лучше считать, что Молли дала обещание исключительно его отцу.
На следующий день Молли отправилась домой; она была поражена тем, как ей не хочется уезжать из Тауэрз. Девушка вдруг обнаружила, что ей трудно примирить давние воспоминания об этом особняке как о месте, где ей довелось терзаться страхом и одиночеством, с ее новыми нынешними представлениями. Она выздоровела и набралась сил, получила удовольствие, и в жизни ее забрезжила пока еще слабая, но все-таки надежда, в чем она боялась признаться даже самой себе. Поэтому едва ли стоит удивляться, что мистер Гибсон был поражен ее цветущим внешним видом, а на миссис Гибсон произвело неизгладимое впечатление ее вновь обретенные изящество и грациозность.
– Ах, Молли, – проворковала она, – как приятно видеть, что может сделать с девушкой небольшое избранное общество. Даже неделя, проведенная в кругу людей, кои бывают в Тауэрз, как кто-то однажды выразился об одной знатной даме, чье имя я позабыла, «сама по себе является классическим образованием». В тебе что-то неуловимо изменилось – je ne sçais quoi[152], – и это недвусмысленно подсказывает мне, что ты общалась с аристократами. Несмотря на все очарование моей обожаемой Синтии, это как раз то, чего ей недостает. Не то чтобы и мистер Гендерсон придерживался такого же мнения, потому что более преданного возлюбленного трудно себе представить… Он подарил ей парюру[153] из бриллиантов, и я была вынуждена заметить ему, что старалась привить дочери простоту вкусов и что он не должен баловать ее роскошью. Но я была несколько разочарована тем, что они отбыли в путешествие, не взяв с собой горничную. Впрочем, это было единственное упущение, пятно на солнце, так сказать. Дорогая Синтия… Я постоянно думаю о ней и уверяю тебя, Молли, ежевечерне перед сном молюсь о том, чтобы подыскать тебе такого же супруга. Но ты еще не рассказала мне, кого встретила в Тауэрз!
Молли отбарабанила ей целый список имен. Роджер Хэмли шел последним.
– Однако! Этот молодой человек стремительно делает карьеру!
– Хэмли – семейство с родословной, которая куда длиннее, чем у Камноров, – заметила Молли и покраснела.
– Молли, немедленно оставь все мысли о равноправии. Титул – вот что отличает человека. Довольно уже того, что папа придерживается демократических взглядов. Но мы не станем ссориться. Теперь, оставшись одни, мы с тобой должны стать лучшими друзьями, на что я очень надеюсь и рассчитываю. Полагаю, Роджер Хэмли ничего не рассказывал тебе об этом несчастном маленьком Осборне Хэмли?
– Совсем напротив. Он говорит, что его отец буквально обожает малыша, да и сам он, похоже, очень гордится им.
– Так я и думала, что сквайр проникся сильной привязанностью. Пожалуй, тут не обошлось без этой француженки, наверняка это она постаралась. Посуди сама! Вот уже месяц или даже больше он и не вспоминает о тебе, хотя прежде ты была для него всем.
Минуло уже шесть недель с той поры, как о помолвке Синтии было объявлено публично, что могло иметь некоторое отношение к забывчивости сквайра, подумала Молли. Но она ограничилась тем, что сказала:
– Сквайр прислал мне приглашение погостить у них на будущей неделе, если вы ничего не имеете против, мама. Похоже, им нужна компаньонка для миссис Осборн Хэмли, которая чувствует себя там не очень уверенно.
– Даже не знаю, что и сказать. Мне не нравится, что твое имя будет ассоциироваться с француженкой, чье положение довольно двусмысленно и сомнительно. И мысль о том, чтобы лишиться своего дитя – теперь моей единственной дочери, – мне невыносима. Я пригласила к нам Хелен Киркпатрик, но она сможет приехать только через некоторое время. Наш дом нуждается в ремонте и обновлении. Папа наконец-то дал согласие обустроить еще одну комнату, потому что Синтия и мистер Гендерсон, разумеется, приедут навестить нас. И вообще, как мне представляется, визитеров у нас теперь станет намного больше, а из твоей спальни получится превосходный чулан… А тут еще Мария просит предоставить ей отпуск на неделю. Мне всегда очень не хочется лишать кого-либо удовольствия – это моя слабость, признаю, – но нам действительно было бы куда удобнее, если бы ты уехала из дома на несколько дней, так что на сей раз я пожертвую своим желанием иметь тебя в качестве компаньонки и попрошу папу отпустить тебя.
Вскоре к ним пожаловали обе мисс Браунинг и узнали двойную новость. Миссис Гуденоу нанесла им визит в тот самый день, когда они вернулись от мисс Хорнблауэр, и сообщила им потрясающее известие о том, что Молли Гибсон отправилась в гости в Тауэрз. И не для того, чтобы приехать обратно вечером, а чтобы переночевать там и провести в поместье два или три дня, словно она была молодой леди благородного происхождения. И потому обе мисс Браунинг явились, дабы выслушать все подробности бракосочетания от миссис Гибсон, равно как и узнать, как прошел визит Молли в Тауэрз. Но миссис Гибсон пришлось не по вкусу подобное разделение интереса, к тому же в ней вновь проснулась прежняя зависть к Молли, ставшей своей для обитателей поместья Тауэрз.
– Ну, Молли, – произнесла мисс Браунинг, – расскажи нам, как ты чувствовала себя среди важных особ. Но пусть их внимание не вскружит тебе голову, не забывай, что они пригласили тебя исключительно из-за твоего славного отца.
– Полагаю, Молли вполне отдает себе отчет в том, – вставила миссис Гибсон своим мягким и томным голосом, – что своим визитом в такой роскошный дом она обязана любезному желанию леди Камнор успокоить и освободить меня от лишних забот во время свадьбы Синтии. Едва я успела вернуться домой, как тут же приехала и Молли. Да и я сочла бы недопустимым с ее стороны злоупотреблять их гостеприимством дольше необходимого.
Выслушивать подобные речи Молли было крайне неловко, хотя она отлично понимала, что они весьма далеки от истины.
– Итак, Молли, – продолжала мисс Браунинг, – не имеет значения, попала ты туда из-за твоих собственных достоинств, или же заслуг твоего достойного отца, или миссис Гибсон, расскажи нам, чем ты там занималась.
И Молли принялась повествовать им о том, что говорили и делали гости и хозяева, причем рассказ ее получился бы куда занимательнее, если бы она сумела забыть о том, что мачеха критически прислушивается к нему. Поэтому ей пришлось проявить сдержанность и ограничиться беглым обзором, что было верным способом испортить любое изложение. К тому же миссис Гибсон то и дело поправляла ее в том, что являлось непреложным фактом. Но самое большое негодование у нее вызвала прощальная речь миссис Гибсон, которую та адресовала обеим мисс Браунинг, когда они уже собрались уходить.
– Молли не нахвалится этим своим визитом, который она преподносит как невесть что, словно никто и никогда не бывал в таких домах, кроме нее. На следующей неделе она едет в Хэмли – ей надо несколько развеяться и успокоиться, собственно говоря.
Тем не менее с миссис Гуденоу, которая явилась выразить ей свои поздравления, миссис Гибсон разговаривала совсем другим тоном. Между этими двумя особами всегда существовала скрытая неприязнь, и потому беседа развивалась в следующем ключе.
Первой начала миссис Гуденоу:
– Итак! Миссис Гибсон, я считаю своим долгом поздравить вас с замужеством Синтии, а также выразить соболезнования от имени матерей, лишившихся своих дочерей. Но, полагаю, вы не принадлежите к их числу.
Поскольку миссис Гибсон не была до конца уверена, какое «число» матерей заслуживает наибольшей похвалы, то обнаружила, что ей нелегко сформулировать свой ответ.
– Дорогая Синтия! Нельзя не порадоваться ее счастью! – воскликнула она, но при этом сопроводила свою незаконченную мысль многозначительным вздохом.
– Вот именно. Синтия – молодая женщина, у которой всегда будет куча поклонников, поскольку, говоря по правде, ваша дочь – самое красивое создание из всех, что я видела в своей жизни. Но тем больше она нуждается в разумном наставнике. Что до меня, то я очень рада тому, что для нее все сложилось столь замечательно. Говорят, что мистер Гендерсон владеет состоянием намного больше того, что он мог бы заработать адвокатской практикой.
