делать ей больно. Он так грубо ее ласкал, что если поначалу у нее и были какие-то неясные желания, то потом они напрочь исчезали, потому что Марина сжималась в комок и ждала, что вот он опять ее укусит или до боли сожмет. Когда Михаил впивался в нее зубами, она едва сдерживалась, чтобы с размаху не залепить ему оплеуху…
Господи, ну почему он не прекратит грызть ее спину!..
И тут откуда-то на нее упала одна холодная капля, другая… Как хорошо!
— Девушка, девушка, — шепотом позвал ее мужской голос.
Марина открыла глаза: перед ней стоял незнакомый мужчина. Видимо, он только что вылез из моря — на коже его еще блестели капельки воды, а в руке он сжимал ласты и маску.
— Нельзя сейчас спать, вы сгорите. Пора реактивного солнца…
— А почему вы шепчете? — удивилась Марина. — Здесь еще кто-то спит?
Мужчина громко хохотнул, но тут же закрыл ладонью рот.
— Видите? Я много лет проработал в кузнечно-прессовом цехе, где все громыхало и, чтобы тебя услышали, нужно было перекричать этот грохот. Оттого я до сих пор не могу соразмерять свою громкость.
— Спасибо, что разбудили, — горячо поблагодарила Марина.
Вот почему во сне у нее болела кожа. Она попросту обгорела на солнце. Еще немного, и дальнейший отдых превратился бы для нее в кошмар.
Мужчина собрался было уходить, но глянул, как она морщится, натягивая бикини, и решительно произнес:
— Идите за мной!
Почему-то она покорно за ним последовала, пробираясь по узкой тропинке среди острых каменных плит, и подивилась про себя, как далеко она сгоряча забралась.
Марина смотрела в спину своему проводнику и думала, что он похож на большого медведя, вставшего на задние лапы не для того, чтобы напасть на человека, а для того, чтобы… поесть малины, например. Но шел он при этом легко и бесшумно, как ходят бывшие спортсмены. Или разведчики. Наверное. Этих людей она видела лишь в кинофильмах, но представляла их себе именно такими.
— Моя сестра точно настучала бы вам по спине! — сказала Марина.
Надо же как-то завязывать разговор, а то он идет будто под конвоем.
— Почему? — Он слегка повернул к ней голову.
— Вы так же сутулитесь, как и я.
— Что есть, то есть, — согласился он. — По-моему, это у меня еще со школьных лет. На линейке я стоял правофланговым, как самый высокий из ребят, понятное дело, стеснялся и своего роста, и неизбежных для долговязых мальчиков кличек, вроде фитиль или останкин.
— Останкин? — удивленно переспросила она и улыбнулась. — Ах да, имеется в виду телебашня!
Марина и сама была достаточно высока — лишь чуть-чуть ниже Мишки. И не нашла ничего лучше, как ради него вообще отказаться от каблуков. И горбиться стала из-за того же.
«Выпрями спину!» — будто наяву услышала она голос сестры. Она так и сделала — грудь тоже пошла вперед, и надо же, в ту самую минуту провожатый к ней повернулся. Он хотел что-то сказать, но лишь шевельнул губами и отвернулся.
«Хохочет надо мной, — подумала Марина. — Как я браво несу перед собой свои груди!»
Но если бы прежде она засмущалась, может, даже растерялась бы, то теперь подумала, что ее грудь, может, и не как у Мэрилин Монро, всего лишь четвертый размер, но тоже ничего. Так что Марина вполне может ее выпячивать и не бояться насмешек…
Между тем они вышли на цивилизованный пляж, и ее нечаянный знакомец слегка сбавил шаг, чтобы Марина могла идти рядом.
Он привел ее к своему лежаку и коротко бросил:
— Садитесь.
А сам полез в полиэтиленовый пакет и достал стеклянную банку, на которой было написано: «Шоколадный крем».
— Как чувствовал, взял его с собой, — сказал мужчина будто самому себе.
— Шоколадный крем?
— Не обращайте внимания, этикетка не соответствует содержанию. На самом деле это облепиховое масло с какими-то травами. Состав мне неизвестен, это мамино ноу-хау, но назначение его совершенно определенное: от ожогов.
Он отвинтил крышку и положил на ладонь немного желтовато-коричневой мази.
— Повернитесь.
— Нет! — Марина отшатнулась и увидела изумление в его глазах, сменившееся, как ей показалось, насмешкой.
Чего она испугалась? Того, что посторонний мужчина притронется к ее обнаженной спине? Пусть даже с врачебной целью…
— Предпочитаете покрыться волдырями? — спокойно спросил он.
Этот его тон отрезвил Марину. Что он подумает? Дикарка или ханжа. А ведь она ни то, ни другое. «Ни то ни се!» — хихикнул внутренний голос.
— Простите. — Марина повернулась к нему спиной, стараясь унять неизвестно откуда взявшуюся дрожь.
События последних дней не прошли для нее даром. С виду она спокойна, расслаблена, общается с незнакомыми людьми безо всякого напряжения, а на самом деле натянута как струна. Не может нормально реагировать на происходящие, вполне обычные, события.
Такое впечатление, будто Марина несколько лет сидела в одиночной камере и не видела никого, кроме надзирателей, а теперь ее неожиданно выпустили в свет, от которого она за время заточения отвыкла…
— Ничего, — усмехнулся он. — Не кажется ли вам, что мы оба только и делаем, что извиняемся?
Боялась она совершенно напрасно. Он не сделал ей больно. Руки у него хоть и выглядели устрашающе большими, на поверку оказались чуткими и осторожными. Он равномерно размазал лекарство по ее спине и стал осторожно его втирать.
Марина никогда не думала, что может быть такое: незнакомый мужчина касался ее спины, а у нее пульсировала какая-то точка внизу живота. Она никогда прежде не была такой чувствительной. И даже чувственной. Ей стало стыдно, и она едва сдержалась, чтобы тут же не подхватиться и бежать куда глаза глядят.
А он между тем сказал спокойно:
— Отодвиньте бретельки, а то я их испачкаю.
И долго искал что-то в своем пакете, пока Марина намазывала руки и ноги.
— Кто ваша мама — знахарка? — спросила Марина, чтобы сгладить возникшее у нее чувство неловкости.
— Можно сказать и так. Она врач-гомеопат. И эта мазь — одна из ее разработок.
