А сани с криками, с пением, со свистом и хлопанием бичей всё неслись во весь дух по извилистой, круто поворачивающей дороге. Вдруг весь кортеж остановился, едва не налетев на Овчажа.
- Эй! Что там?
- Стой!.. Какие-то сани загородили дорогу.
- Кто это?
- Мужик с дровами.
- Сворачивай, собачий сын!..
- Не свернет: лошади не вытянут...
- Столкнуть его в ров!
- Постойте!.. Лучше перенесем его!
- Браво! Перенесем мужика!.. Высаживайтесь, господа!
И не успел Овчаж опомниться, как его окружила блестящая толпа в масках, перьях, богатых нарядах, с саблями, метлами и гитарами в руках. Одни подхватили сани с дровами, другие его самого, втащили на вершину неприступного холма, свезли вниз и поставили в таком месте, откуда он мог добраться домой без большого труда.
- Господи помилуй! - шептал пораженный Мацек, вглядываясь в этих чудаков, среди которых узнал нескольких помещиков из окрестных имений.
- Видать, едут на гулянье к нашему пану, - прибавил он, подумав. - Вот уж удальцы так удальцы, добрые господа!.. Не взбрело бы им в голову, так бы я тут и простоял до утра.
Между тем с холма кричали:
- Дамы боятся ехать под гору...
- Пусть высаживаются, мы доведем их пешком.
И ряженые гурьбой снова побежали в гору.
- Не проедут тут сани...
- Почему не проедут? - закричал чей-то юношеский голос. - Антоний, трогай!..
- Не слажу с лошадьми, ваша милость...
- Так пошел с козел, дурак! Я сам буду править, если ты боишься...
Через минуту громко зазвенели колокольчики, и с вершины холма, как вихрь, пронеслись мимо Овчажа сани, запряженные парой лошадей. Батрак только перекрестился.
С вершины холма снова закричали:
- Анджей! Трогай!..
- Стойте, граф!..
- Не рискуйте, пан...
- Пошел!..
Вторые сани пролетели, как буря.
- Браво!..
- Молодцы!..
- Трогай, Яцентий!..
На этот раз с горы понеслось, едва не сцепившись полозьями, сразу двое саней. В каждых сидели кучер и барин.
Бешеная гонка так избороздила скользкую дорогу, что остальные сани, уже без седоков, могли, не подвергаясь опасности, подняться и съехать, что и было сделано с надлежащей осторожностью.
- Да ну же, скорей! - кричали сверху.
- Пусть каждый подаст руку даме...
- Полонез!.. Дайте полонез!
- Музыка, вперед!..
Люди с факелами встали вдоль дороги, музыканты настроили инструменты, пары приготовились. Полилась скорбная мелодия полонеза Огинского, и из толпы, стоявшей вверху, пара за парой двинулись танцоры, словно разноцветная нить, тянувшаяся из невидимого в темноте клубка.
Овчаж снял шапку, стал за дровнями и высвободил из-под тулупа голову ребенка.
- Смотри, - сказал он, - вглядись хорошенько: такой красоты в другой раз за всю жизнь не увидишь. Вот так процессия - только держись!.. Одни паны да пани, а сколько ж их высыпало, будто овцы на лугу...
В нескольких шагах от Мацека стоял лакей с факелом, так что он отлично мог разглядеть каждую пару нескончаемого шествия и потихоньку объяснял сиротке:
- Видишь этого, с медным котелком на голове, вон на груди у него бляхи - латы зовутся. Это важный рыцарь!.. В былые времена такие полмира завоевали, да нынче уж нету их...
Первая пара проскользнула мимо Овчажа и скрылась за холмом.
- А теперь присмотрись к этому, с седой бородой и с султаном на шапке. Это важный пан и сенатор... В былые времена такие полмиром владели, да нынче уж нету их...
Вторая пара растаяла во мраке.
- Этот, с воротником, - толковал ребенку мужик, - духовное лицо. В былые времена такие знали все, что есть на небе и на земле, а после смерти делались святыми. Да нынче-то уж нету их...
Третья пара исчезла за холмом.
- А этот, пестрый, как дятел, тоже большой пан. Ну, он-то ничего не делал, только пил да плясал. За один раз мог выпить целый кувшин вина, но и денег ему требовалось столько, что под конец нужда заставила его поместье продать. А когда все распродал, тогда и его, бедняги, не стало.
Промелькнула четвертая пара.
- Глянь-ка, видишь, какой улан идет?.. Ух, эти здорово повоевали!.. Весь свет с Наполеоном прошли, все народы победили. Да нынче и этих нет.
- Смотри, смотри-ка туда. Видишь - трубочист, а там кузнец; один играет на гитаре, другой вроде мужика, только на самом деле это паны вырядились просто так, для потехи...
Вот и последняя пара проплыла мимо Мацека; полонез Огинского звучал все тише и, наконец, умолк. Самая трудная часть пути была пройдена, с шумом и смехом все стали снова усаживаться в сани. Опять зазвенели колокольчики, сперва один, потом второй, третий... десятый - целый рой; опять захлопали бичи, зацокали копыта, и ряженые понеслись дальше.
Мацек надел шапку, уложил ребенка в сани, подобрал вожжи и осторожно, по наезженной дороге, двинулся домой. Далеко впереди звенели бубенцы и мелькали красные огоньки; временами ветер еще доносил чей-то громкий возглас... Наконец, все затихло и погасло.
- А хорошо ли это, хоть и панам, изо всего забаву себе делать? пробормотал Овчаж. Ему вспомнились и истлевший под хорами в костеле портрет седого сенатора, - он не раз молился перед ним, - и изодранная картина, изображающая шляхтича с обритой головой, - его крестьяне прозвали окаянным, - и черная гробница закованного в латы рыцаря с мечом в руке и железной рукавицей в изголовье, - этот покоился подле алтаря святой великомученицы Аполлонии. А шляхтичи для потехи сенаторами да рыцарями рядились!
Потом на память ему пришли висевший в ризнице епископ, который умел воскрешать мертвых в случае надобности в свидетелях; монах, по собственному плащу перешедший Вислу, и королева, переправившая под землей из Венгрии в Польшу соль для бедняков. Наконец, перед глазами Мацека встал родной его дедушка, Рох Овчаж. Умный был дедушка! С Наполеоном весь свет обошел, а на старости лет стал причетником в костеле и до того толково все объяснял мужикам, что зарабатывал чуть ли не больше органиста.
- Царство ему небесное! - прошептал Овчаж. Но ему покоя не давала мысль, что нехорошо все-таки поступает шляхта, забавляясь церковной утварью. "С них станется, что они и в ризы вздумают рядиться..." - подумал Мацек.
До хаты еще оставалось, может, с версту, когда позади послышались голоса едущих вдалеке людей, а впереди он увидел Слимака.
- А мы уж думали, что ты застрял под горой, - заговорил Слимак, - но ты, слава богу, едешь. Видал ряженых?
- Ого-го!.. - ответил Овчаж.
- И не разнесла тебя шляхта?
- Как бы не так! Они еще через гору меня переволокли вместе с дровнями.
- Да ну!.. И ничего худого тебе не сделали?
- Ничего. Один только созорничал, шапку мне на глаза нахлобучил, а больше ничего.
- Вот-вот! У них все так. То они тебя разобидят насмерть, то чуть не на руках носят. Как на них найдет, - заключил Слимак.
- Как на них найдет, - повторил Овчаж. - Но уж и мудрят они... Можно сказать, по-барски. Так они, окаянные, разогнали сани да с самой высокой горы, что у меня по спине мурашки побежали. Верно, здорово выпили, оттого-то никто из них шею себе не свернул. А мужику, да еще трезвому, тут бы не остаться в живых.
Через минуту их нагнало двое саней. В первых сидел один человек, во вторых - двое.
- Вы не из этой деревни? - крикнул первый.
- Из этой, - ответил Слимак.
- Тут ряженые проезжали, они не к вам ехали?
- Не к нам, а к пану.
- Так, так... А арендатор Иосель дома?
- Если не мошенничает где-нибудь на стороне, должен быть дома, - сказал Слимак.
- А вы не слыхали, не продал еще ваш помещик имение? - послышался грубый голос из вторых саней.
- Зачем ты болтаешь, Фриц!.. - прикрикнул на Фрица его спутник.
- Затем, что ни черта не стоит все это дело, - сердито ответил грубый голос.
- Эге, да это они! - пробормотал Слимак, всматриваясь в проезжих.
Сани пронеслись мимо.
- Видать, евреи, - сказал Овчаж. - Бородатые и говорят как-то чудно.
- Первый - тот еврей, а эти двое - немцы из Вульки, - ответил Слимак. Помню я их, они еще летом ко мне приставали.
- У шляхты и гулянье не обходится без евреев, - заметил Овчаж. - Не успели проехать, а уж этот следом за ними тянется.
- Как дым за огнем, - прибавил Слимак.
Продолжая разговаривать, они доехали до ворот, где их поджидал Ендрек с фонарем. Мороз все крепчал, и они совсем заиндевели, пока не попали наконец в хату.
Между тем сани с евреем и с двумя немцами из Вульки осторожно спустились в долину, проехали мост, с большим трудом поднялись на первый ярус холмов и остановились у корчмы. Тут до ушей приезжих донеслись обрывки музыки, а в глаза им ударило розовое пламя смоляных бочек, пылавших перед господским домом. Немцы вылезли из саней и вошли в корчму, оттуда выскочил шинкарь Иосель и вполголоса заговорил с одиноким седоком. Наконец, низко ему поклонившись, он велел вознице ехать в имение.
Едва сани тронулись, из корчмы выбежал один из немцев с криком:
- Эй! Эй!
Сани остановились. Немец оперся на козлы и заговорил:
