- Кларенс, - сказала она, - с меня хватит. Езжай в Лондон двухчасовым поездом.
- Что? Куда?
- Повидайся с этим человеком и скажи, что, если они поженятся, Анджела не получит ни гроша. Я очень удивлюсь, если он тут же не сбежит.
Лорд Эмсворт задумчиво смотрел на круглый бок Императрицы. Его кроткое лицо тоже как-то искривилось.
- Почему ей за него не выйти? - спросил он.
- За Джеймса Белфорда?
- А что такого? Она его, кажется, любит.
- Ты идиот, Кларенс. Анджела выйдет за Хичема.
- Очень плохой человек! Свиней не понимает.
- Прекрати глупости. Ты едешь двухчасовым. Говоришь с Белфордом. Насчет ее денег. Ясно?
- Хорошо, хорошо, - сказал граф. - Хорошо, хорошо, хорошо.
Когда лорд Эмсворт сидел за столиком с Джеймсом Бартоломью Белфордом в самом лучшем обеденном зале своего клуба, ему было скорее плохо, чем хорошо. Казалось бы, хватит того, что ты оказался в Лондоне, когда такая погода, но нет, еще губи двух людей, которые тебе очень нравятся.
Да подумав как следует, лорд Эмсворт решил, что Белфорд всегда нравился ему. Вкусы у него здоровые, любит сельскую жизнь, никогда не сказал бы дурного слова про Императрицу. Пэру Англии пришло в голову, что деньги в этом мире достаются не тем, кому бы следовало. Почему какой-то свиноненавистник купается в золоте, а этот прекрасный молодой человек едва прозябает?
Мысли эти не только огорчали бедного графа, они его озадачивали. Он не любил страданий, а тут понял, что после соответствующих сообщений его молодой друг будет страдать.
Сперва он решил сообщать не сразу. Поедят, поболтают, а уж потом, на прощанье, он заметит между прочим, что Анджелины деньги - под замком.
Обрадовавшись такому решению, он начал болтать.
- Наши сады, - сказал он, - сейчас особенно красивы. Мой садовник, Макалистер, человек нелегкий, вьющихся роз он не понимает, но простые, обычные... тут он мастер. Розарий...
- Как хорошо я его помню! - сказал Джеймс Белфорд, легко вздохнув и положив себе еще брюссельской капусты. - Именно там мы назначали свидания. Летом, по утрам.
Лорд Эмсворт поморгал - нет, так нельзя! - но Эмсворты не сдаются.
- Какие цветы были в июне! - снова начал он. - Оба мы не щадили ни зеленой тли, ни цветочных вшей, и пожалуйста! Истинный рай. Дамасские розы, эрширские...
- Анджела, - сказал Джеймс Белфорд, - прекрасно их оттеняет. Цветы - не цветы, когда нет ее золотистых волос. Вот это рай.
- Да, конечно, - согласился лорд Эмсворт. - Несомненно. Я очень рад, что вам нравится мой розарий. Почва хорошая, гумус. Но этого мало! Тут мы с Макалистером согласны - мало и мало. Нужно ее удобрять. Если каждую осень не перевезти из конюшни побольше навоза и...
- Анджела говорит, - заметил Джеймс Белфорд, - что вы запретили нам пожениться.
Лорд Эмсворт подавился с горя цыпленком. Такой прямоте, жалобно думал он, молодые люди учатся в Америке. Милосердные околичности - удел высоких цивилизаций, а там, в степях и джунглях, раз-раз - и все...
- М-м-м, - сказал он, - конечно, конечно. Что-то такое было. Видите ли, мой дорогой, Констанс, это моя сестра, не очень...
- Ясно. Считает, что я - ничтожество.
- Ну, ну. ну! Что вы, что вы! Она говорит "бездельник" больше ничего.
- Поначалу, может быть. Но в Небраске, у фермера, который все время пьет яблочный джин, долго бездельником не будешь.
- Вы работали на ферме?
- Да.
- Там были свиньи? - изменившимся голосом спросил граф.
- Были.
Лорд Эмсворт вцепился в скатерть.
- Может быть, дорогой, вы дадите мне совет. Уже два дня моя Императрица ничего не ест. Выставка в пятницу, на той неделе. Я места себе не нахожу.
Джеймс Белфорд вдумчиво хмурился.
- Что говорит ваш свинарь? - осведомился он.
- Он два дня в тюрьме. Два дня!.. - впервые заметив совпадение, вскричал бедный граф. - Как вы думаете, это связано?
- Безусловно. Она по нему тоскует. Вернее, она тоскует, что никто ее не зовет к кормушке.
Лорд Эмсворт удивился. Он не знал, что свиньи настолько считаются со светскими условностями.
- Никто не зовет?
- У всех свинарей есть особый клич. На ферме этому сразу учишься. Свиньи чувствительны. Не позови их, они с голоду умрут. Позови как следует - и они пойдут за вами на край света.
- Господи!
- Поверьте, это так. Свиней кличут по-разному в каждом штате. Скажем, в Висконсине она отзывается на "рюх-рюхрюх", в Иллинойсе - на "хрю-хрю-хрю", а в Айове предпочитает слова "сик-сик-сик". Перейдем к Миннесоте, и что же? Мы услышим "чух-чух-чух" или, если хотите, "чуш-чушчуш", а вот в Милвоки, где столько немцев, - "швайншвайн-швайн". Ах, как много этих кличей, от массачусетского "хуру-хуру-хуру" до простого "свин-свин-свин", которым славится Огайо! Не будем говорить о вспомогательных средствах - в одних местах бьют топориком по консервной банке, в других трясут чемоданом, а в него кладут камешки. Один человек в Небраске звал свинью, ритмично ударяя о кровлю деревянной ногой.
- Быть не может!
- Тем не менее было. Но случилась беда - свиньи услышали дятла и полезли на дерево. Хозяин пришел, они лежат...
- Разве можно сейчас шутить! - горестно вскричал лорд Эмсворт.
- Я не шучу. Это факты. Спросите кого угодно. Лорд Эмсворт приложил ко лбу дрожащую руку.
- Если кличей столько, - проговорил он, - мы никогда не узнаем...
- Постойте, - перебил Джеймс Белфорд. - Я не все сказал. Есть ключевое слово.
- Что?
- Слово. Мало кто его знает, но мне открыл тайну сам Фред Патуел, первый свинарь Восточных Штатов. Какой человек! У него срывались с мест свиные котлеты. Так вот, любит свинья иллинойское "хрю-хрю" или миннесотское "чухчух", она мгновенно отзовется на одно чудотворное слово. Для свиней оно - как рукопожатие для масонов. Скажите "чух" в Иллинойсе или "хрю" в Миннесоте, и свинья обдаст вас холодом. Но в каждом штате, какие только есть, услышав: "Сви-и-оу-оу-эй!", она немедленно отзовется.
Лорду Эмсворту показалось, что он увидел спасательную лодку
- Это ключевое слово?
- Да.
- Сви-и-и?..
- ...оу-оу-эй!
- Сви-и-и-и-оу-оу-эй!
- Что вы! Сперва короткий слог, стаккато, - "сви", потом о д и н долгий "и-и", взмывает вверх...
- Сви-и-и-и.
- Сви-и-и-и.
- Сви-и-и-и-и-и-и... - заливался злосчастный граф, и его пронзительный тенор обратил близсидящих консерваторов в изваяния страха и гнева.
- Теперь "оу-оу". Сильней!
- ...оу-оу-о-у-у-у!
Именно в этом клубе нет и не было музыки, тем более - во время еды. Седоусые финансисты тревожно взглянули на лысых политиков, словно спрашивая, что же делать. Лысые политики, в свою очередь, посмотрели на финансистов, давая понять, что не знают.
- Сви-и-и-и-оу-оу.. - пел лорд Эмсворт, пока не увидел часы. Стрелки показывали без двадцати два.
Он вскочил. Лучший поезд в Маркет Бландинг отходил с Паддингтонского вокзала в два часа ноль-ноль минут. Следующий был в пять.
Думал он редко, но, если думал, тут же что-нибудь делал. Через минуту он поспешал по ковру к дверям.
Шепча колдовские слоги, он забрал в гардеробной шляпу и прыгнул в кэб. Шептал он и в поезде, шептал бы и на станции, если бы, как всегда, не заснул через десять минут.
Проснувшись, он (тоже как всегда) стал гадать, где он и, собственно, кто он такой. Память вскоре вернулась - но не вся. Титул, фамилию, имя он вспомнил; вспомнил и то, что едет домой из Лондона, - а вот ключевое слово, любезное всякой свинье, он забыл.
Леди Констанс Кибл выражала словами, а при дворецком Бидже телепатией, что ее брат Кларенс вел себя в Лондоне как нельзя глупее.
Прежде всего, незачем было угощать Белфорда; не сказать же точно и прямо, что у Анджелы денег нет и не будет еще четыре года, мог только слабоумный. Леди Констанс знала с детства, что у ее брата не больше разума, чем...
Тут появился Бидж, и она замолчала.
Такие разговоры неприятны чувствительным людям, и граф убежал, как только смог. Он пил портвейн в библиотеке, стараясь припомнить слово, которое унес у него коварный сон.
- Сви-и-и...
Да, именно так - но дальше? Как ни слаба была его память, он знал, что главное там. Это - лишь заставка, увертюра.
Допив свое вино, он встал. Летняя ночь звала его, как среброголосый свинарь зовет свинью. Чтобы подтолкнуть измученный разум, граф спустился вниз, взял из тайного места непристойную шляпу, которую могла бы сжечь сестра, и медленно вышел в сад.
Когда он растерянно бродил по той его части, которая прилегала к задней стене замка, перед ним, в слабом свете, замаячило что-то вроде духа луны. Так назвал бы это виденье беспристрастный судья; но лорд Эмсворт беспристрастным не был. Победная поступь цивилизации одарила современных племянниц словарем и интонациями, которых не знали их бабушки. Лорд Эмсворт предпочел бы встретить бабушку Анджелы.
- Это ты? - нервно спросил он.
- Да.
- Я тебя не видел за обедом.
- Какие обеды! Я не могу есть.
- Точно то же самое с ней! - оживился лорд Эмсворт. - Белфорд сказал... Тут оживилась и Анджела.