Самое примечательное и необычное из того, что случилось в деревушке, это страстное увлечение юной графини Амелии своим ровесником, сыном батрачки Юpгeном Зибушем. Юрген-простой, очень непосредственный, по-своему обаятельный паренек; он растет без отца, учиться ему пришлось мало: он рано начал работать.
Есть в нем нечто от тугодума, ему свойственна наряду с преждевременной "взрослостью" и некоторая инфантильность мышления. которую он еще долго будет изживать. Характер Амелии очень причудлив.
Она растет на воле. среди простых людей, в семье за приветливый прав ее называют Солнышком. Сословною чванства в ней нет. зато в ее русой головке бродит множество озорных мыслей. Ей ничего не стоит, например, в неурочный час ударить в колокол и переполошить всю деревню.
Так же своенравна и смела она и в любви, она ни от ко1 о не таит своей привязанности к Юргену и в то же время немножко любуется собственной смелостью. Любовные сцены романа поэтичны, с легким оттенком чувственности, в них нет ни пуританского ханжества, ни несколько избыточного тяготения к эротике, которое проявлялось у некоторых прозаиков ГДР в 70-с годы. Семья Камеке во многом отличается от обычных дворянских семей. В романе Ю. Тынянова "Пушкин" есть второстепенный персонажграф Хвостов, о котором писатель иронически замечает: "Графство его было сардинское, и выпросил его Хвостову Суворов у короля сардинского. Хвостов был женат на племяннице Суворова, и генералиссимус, который любил вздор, покровительствовал ему". И сама Амелия, и ее мать Карла тоже предстают в романе примерно такими же ненастоящими, "сардинскими" графинями.
Отец фактически оставил семью, он ворочает в Берлине какими-то крупными делами; в имении хозяйничает жадный и жестокий управляющий Донат, которого боится сама графиня и ненавидит Амелия. Графиня-мать нередко ездит на прием к какому-то таинственному "специалисту" (Амелия знает, что за этим скрывается амурная история-и, что особенно любопытно, с "простолюдином"). Графиня Карла любит свою дочь, но уделяет ей не слишком много внимания. (В целом же мать Амелии изображена не без легкой иронии, по и не без симпатии : одаренная женщина, она увлекается стихами, знает русский язык и, как и дочь, по-своему незаурядна.)
Таким образом, Амелия, по существу, предоставлена самой себе, она воспитывается куда свободнее, чем обычно воспитываются молодые дворянки. В то же время она не обременена никакими заботами, почти не знает жизни. Дух независимости, своеобразного вольнолюбия, пылкость и безоглядность чувств-все это уживается в ней с очень книжными, абстрактными представлениями о жизни, с романтизмом несколько бутафорского свойства.
Целиком захваченные своей любовью, Амелия и Юрген мало обращают внимания на все окружающее. Между тем даже в захолустное Хоенгёрзе (подобные глухие места мы называем "медвежьим углом", соответствующее немецкое выражение можно дословно перевести как "вороний угол") все же проникают отголоски больших событий.
Юрген случайно нападает на след темных дел Михсльмана: этот фашист тайно от всех оборудовал в своем сарае сапожную мастерскую, которая дает ему неплохой доход. Работают в этой мастерской узники лагерей смерти, два поляка: Збигнев и Юзеф, которые в официальных рапортах значатся как мертвые. Позднее, когда линия фронта приближается вплотную, фанатик Михельман решает выставить "противотанковое охранение" - и вот Юрген, уже с карабином в руках, прячется от службы на сельском кладбище, у могилы некоего Вальтера Лебузена. Эти эпизоды невозможно читать без улыбки (стихия юмора-чаще всего грубоватого, простонародного-вообще играет большую роль в повести), но ведь все мо1ло сложиться и по-иному! В те же последние месяцы войны подобные михельманы.
подобострастно внимая воплям фюрера о "секретном оружии" и "конечной победе", безжалостно гнали на убой немецкую молодежь и на месте расправлялись с дезертирами. К счастью, Юргену не пришлось сделать ни одного выстрела из злополучного карабина, но и для жителей Хоенгёрзе уже близится время испытаний.
4
Весной 1945 года могучий вал войны докатывается и до безвестной немецкой деревушки. В Хоенгёрзе входят советские танки.
С этого времени действие повести, развивавшееся до сих пор медлительно, даже несколько отягощенное эпическими подробностями, заметно ускоряется. В судьбах 1лавных действующих лиц наступает резкий перелом: все они должны так или иначе определить свое отношение к совершившимся переменам.
Первый день свободы, вступление советских войск на территорию Германии, означавшее бесповоротный конец фашизма, не раз были описаны в литературе ГДР. Такого рода описания часто были выдержаны в героико-романтическом или драматическом ключе. Вогацкий тонко почувствовал, что в захолустном "масштабе" Хоенгёрзе любая патетика будет неуместна, и сумел соблюсти единство стиля в своей повести.
С добродушным юмором он изображает сначала страх деревенских обитателей перед "русским вторжением", а затем и день "капитуляции" Хоенгёрзе. Несколько советских танков въезжают в деревню, не встретив ни малейшего сопротивления, только пес Каро выбегает им навстречу. Усталые танкисты вылезают из танков и тут же, на траве, засыпают богатырским сном. При всей своей необычности эта сцена правдива, хотя нет необходимости пояснять, что далеко не везде дело обстояло столь мирно и идиллически.
Правда, и в повести Вогацкого льется кровь и совершается справедливое возмездие, по в очень скромном масштабе: единственным выстрелом убит местный фанатик, учительнацист Михельман. Однако эта казнь обретает здесь гротескный, зловещий оттенок: она совершена руками такого же негодяя, управляющего Доната, который (вначале не без успеха) хочет примазаться к новым властям.
Герои повести по-разному воспринимают совершившееся. Жители деревни, убедившись в беспочвенности своих прежних страхов, бурно радуются переменам (хотя и довольно смутно понимают их глубинный смысл). Антифашист Конни, представитель нового, демократического самоуправления (за его плечами девять лет пребывания в фашистских тюрьмах), стремится пробудить округу от вековой спячки. Коварный Донат ведет изощренную двойную игру: вначале, пользуясь неосведомленностью советской военной комендатуры, он втирается к ней в доверие, разыгрывая из себя антифашиста. Но одновременно с этим он всячески запугивает и терроризирует семью Камеке, уверяя, будто им грозит ссылка, и провоцируя бывших владелиц имения, особенно Амелию, на открытый конфликт с новой властью.
У юных влюбленных - Юргена и Амелии крутой поворот событий вызывает полную растерянность, причины которой обрисованы писателем точно и достоверно. Наивный Юрген и мечтательница Амелия до сих пор были слишком поглощены собственными чувствами и мало задумывались над тем, что творится в мире. Теперь жизнь ставит их перед суровым выбором, к которому они явно не готовы.
Естественно, Амелии приходится особенно трудно. Эта искренняя, чистосердечная девушка всегда стояла выше своей среды, но в то же время жила книжными представлениями. в особом, тепличном, мире и, конечно же, была предельно далека от политики. Ей трудно понять, почему отбирают имение (хотя и раньше в нем фактически распоряжался Донат), почему ее с матерью увозят подальше от усадьбы, в какой-то соседний городок. Нам, советским читателям романа, ясно. что лишения семейства Камеке не столь уж велики. Куда хуже пришлось русскому барству, испытавшему на себе всю силу праведного народного гнева и в 1905.
и в 1917 году... Но может ли Амелия это понять? И если раньше она (правда, наивно) сочувствовала простым крестьянам и постоянно воевала с жестоким Донатом, то теперь невольно оказывается в его власти. Подстрекаемая им, она вооружается карабином и вместе с Юргеном решается на романтическое ограбление (в духе Карла Моора!). Эта нелепая выходка, которая, кстати, вряд ли была столь уж необходима, ведет к столь же нелепой, трагической гибели Амелии.
Рядом с Амелией не было никого, кто мог бы объяснить ей смысл происходящего (ибо и Юрген столь же ошеломлен, как она сама). Нет сомнения, что в этих суровых обстоятельствах в Амелии пробуждается нечто вроде классового инстинкта: и все же в ее поведении явно преобладает растерянность, которая и толкает ее на опрометчивые, сумасбродные поступки. Подлинный враг повой власти действовал бы совсем иначе. Конечно, смешно было бы видеть в этой девушке сознательную противницу новых порядков. Это лучше всех понимает испытанный антифашист Копни, который даже под дулом карабина хладнокровно предлагает Амелии -забрать драгоценности и уйти с миром. Мы с волнением и сочувствием смотрим спектакль "Дни Турбиных", радуемся прозрению героев. А ведь Турбины -офицеры, с оружием в руках сражавшиеся против революции, и все же они не потеряны для будущего. Трудно гадать, как бы сложилась в дальнейшем судьба Амелии, но в повести она оказывается скорее трагической жертвой, а черты сознательного, расчетливого врага новых порядков приданы ловкому провокатору Донату.
