Чтобы доставить себе хоть какое-то удовольствие после всех треволнений, он повелел рукам показать ему человека, прежде чем они отдадут его на волю жизни. Как дети, играющие в прятки, он то и дело спрашивал: "Все?" Но в ответ слышал только, что руки разминают глину, и ждал. Время тянулось долго. Вдруг он увидел, как что-то темное падает в пространство, причем оно только что было вблизи него. Предчувствуя недоброе, он призвал свои руки. Они явились, перемазанные глиной, разгоряченные и дрожащие. "Где человек?" - закричал он на них. Тогда правая накинулась на левую: "Ты его упустила!" "Что же, раздраженно сказала левая, - ведь ты все хотела сделать сама, мне ты не давала и слова сказать". "Ты должна была его держать!" И правая замахнулась, но потом одумалась, и обе руки заговорили, перебивая друг друга: "Он оказался таким нетерпеливым, этот человек. Он так спешил жить. Мы ничего не могли поделать, правда, мы обе не виноваты".
Однако Бог не на шутку рассердился. Он оттолкнул обе руки, потому что они загораживали ему вид на Землю: "Знать вас больше не хочу, делайте, что угодно". Руки пытались чем-то заняться, но они умели, как им и полагается, только начинать. Без Бога ничего не завершишь. Наконец им это надоело. Теперь они весь день стоят на коленях и каются - так, по крайней мере, рассказывают. Нам же кажется, будто Бог отдыхает, потому что сердит на свои руки. И по-прежнему длится день седьмой.
Я помолчал. Госпожа соседка разумно воспользовалась паузой:
- И вы полагаете, они никогда не помирятся?
- Ну что вы, - ответил я, - я, по крайней мере, надеюсь.
- А когда?
- Ну когда Бог узнает, как выглядит человек, которого руки отпустили против его воли.
Соседка задумалась, потом рассмеялась:
- Но для этого ему достаточно поглядеть вниз.
- Простите, - вежливо сказал я, - ваше замечание свидетельствует об остроумии, но моя история еще не кончена. Итак, когда руки отступили в сторону, и Бог снова оглядел Землю, прошла еще минута, или, вернее, тысячелетие, что, как известно, одно и то же. Вместо одного человека там был целый миллион. Но все люди уже носили одежду, а так как мода тогда была отвратительная и сильно искажала лица, у Бога сложилось совершенно превратное и, не скрою от вас, очень неблагоприятное представление о людях.
- Гм, - промолвила соседка и хотела что-то сказать.
Я, не обратив на это внимания, с нажимом заключил:
- И оттого настоятельно необходимо, чтобы Бог узнал, каков человек на самом деле. Остается радоваться, что находятся те, кто рассказывает ему об этом...
Но госпожа соседка не спешила радоваться:
- И кто же это, по-вашему?
- Просто дети, а иногда и люди, которые пишут картины, стихи, строят...
- Что строят, церкви?
- Да, и всякое другое вообще...
Соседка медленно покачала головой. Кое-что казалось ей довольно странным. Мы уже прошли мимо ее дома и теперь не спеша поворачивали обратно. Неожиданно она развеселилась и засмеялась:
- Что за чепуха, Бог ведь всеведущ. Он наверняка должен был знать, откуда, например, вылетела та птичка.
В ее взгляде светилось торжество. Должен сознаться, я немного смутился, но овладел собой и сумел изобразить крайнюю серьезность:
- Милостивая госпожа, - наставительно заметил я, - тут есть одно очень важное обстоятельство. И чтобы вы не вообразили, будто я вынужден оправдываться, объясню вам вкратце: Бог, разумеется, обладает всеми свойствами. Однако прежде чем он смог найти им всем сразу применение в мире, все они, вместе взятые, казались ему одной большой силой. Не уверен, понятно ли я говорю, но с появлением вещей его способности обособлялись и превращались до известной степени в обязанности. Ему не без труда приходилось все их учитывать. Ведь случаются и конфликты (между прочим, я только для вас об этом упоминаю, ни в коем случае не рассказывайте этого детям).
- Ну что вы! - заверила меня собеседница.
- Понимаете, если бы пролетавший ангел пел тогда "О всезнающий!" все обошлось бы хорошо.
- И эта история не случилась бы?
- Конечно, - подтвердил я, собираясь проститься.
- И вы все это наверное знаете?
- Я знаю это наверное, - почти торжественно отвечал я.
- Ну мне будет что рассказать сегодня детям!
- Я с удовольствием послушал бы. Всего вам доброго!
- Всего вам доброго! - отозвалась она.
Но тут же она обернулась ко мне:
- А отчего же тогда этот ангел...
- Госпожа соседка, - перебил я ее, - я вижу, что ваши славные девчушки вовсе не потому задают так много вопросов, что они дети...
- А почему же? - с любопытством спросила соседка.
- Врачи вот считают, что есть некая наследственность...
Соседка погрозила мне пальцем. Но мы расстались добрыми друзьями.
Когда позже, хотя и довольно нескоро, я вновь повстречался со своей милой соседкой, она была не одна, и я не смог узнать, рассказала ли она своим девочкам мою историю и с каким результатом. Все сомнения развеяло письмо, которое я вскоре получил. Поскольку я не заручился позволением его автора опубликовать его, ограничусь сообщением о том, как оно заканчивалось, из чего будет без объяснений понятно, кто его написал. Оно завершалось словами: "Я и еще пятеро детей, потому что я вместе со всеми".
Я незамедлительно ответил следующим: "Дорогие дети, я не сомневаюсь, что вам понравилась сказка о руках Бога, мне она тоже нравится. Но прийти к вам я все-таки не смогу. Не обижайтесь на меня. Неизвестно, понравлюсь ли я вам. Мой нос не отличается красотой, и если на нем, что порой случается, вскочит красный прыщик, вы все время будете рассматривать его и удивляться и пропустите мимо ушей то, что будет звучать чуть пониже носа. Этот прыщик может вам даже присниться. Все это меня никак не устраивает. Поэтому предлагаю другой выход. У нас (кроме мамы) много общих друзей и знакомых, которые уже не дети. Вы сами узнаете, каких. Им я стану время от времени рассказывать какую-нибудь историю, и через них она дойдет до вас еще более интересной, чем вышла бы у меня. Ведь среди этих наших друзей есть большие поэты. Я не скажу вам сейчас, о чем будут эти истории. Но раз вас больше всего интересует и волнует Бог, я при всякой удобной возможности буду передавать вам то, что я о нем знаю. Если вам что-то покажется неподходящим, напишите мне письмецо или скажите через маму. Ведь я могу в чем-нибудь ошибиться, потому что самые чудесные истории я узнал давным-давно, и потому, что с тех пор вынужден был запомнить множество не столь уж хороших. Так бывает в жизни. Но все-таки жизнь совершенно замечательна, и об этом часто будут рассказывать мои истории. Итак, я прощаюсь с вами.
Я только потому один, что вместе со всеми".
1904 год.
