угоду сильному и тем завоевать его милость". И египтяне сказали: "Ты
дал дельный совет, но если мы убьем человека, мы преступим закон и
поставим себя наравне с богами, а этого мы не смеем делать. Но ты
римлянин: тебе привычно убийство, ибо у тебя страсть господствовать. Не
возьмешься ли ты вместо нас убить того пса, который послабее?" И Луций
ответил: "Да будет так, ибо я сделал Египет отчизной своей и желаю,
чтобы вы почитали и слушали меня". И египтяне сказали: "Мы так и
думали, что ты не станешь делать этого безо всякой мзды; ты получишь
свою награду". И вот Помпей прибыл в Египет и пристал к берегам его
один, на маленькой галере, положившись на его закон и обычай. И народ
Египта увидел, что Помпей поистине слабый и ничтожный пес; и едва он
успел ступить на берег, как его встретил его старый соратник Луций
Септимий, который одной рукой приветствовал его, а другой отсек ему
голову; и сохранил эту голову, как хранят капустный кочан, дабы
поднести ее в дар Цезарю. И род людской содрогнулся. А боги засмеялись:
ибо Септимий был всего лишь мечом, отточенным рукой Помпея. И когда меч
этот обратился против его собственного горла, боги сказали, что Помпею
лучше было бы сделать Септимия хлебопашцем, а не столь доблестным и
скорым на руку убийцей. И поэтому я снова говорю вам: остерегайтесь вы,
которые все желали бы стать Помпеями, если бы осмелились; ибо война
это волк, и он может прийти и к вашей двери.
Вам, кажется, наскучила речь бога? Вас снедает нечистое желание
послушать о жизни порочной женщины? Или имя Клеопатры пробудило в вас
это любопытство? О, вы глупцы! Клеопатра всего лишь дитя, которое
шлепает нянька. И я, заботясь о благе ваших душ, хочу показать вам, как
Цезарь, который пришел в Египет искать Помпея, нашел Клеопатру; и как
принял он в дар кочан капусты, что некогда был головой Помпея; и что
произошло между старым Цезарем и царицей-ребенком, пока он не покинул
Египта и не проложил себе победный путь в Рим, чтобы затем быть убитым,
подобно Помпею, людьми, в которых еще уцелел дух Помпея. Все это вы
увидите и в невежестве своем будете удивляться тому, что за двадцать
веков до ваших дней люди были такие же, как вы, жили и говорили, как
вы, - не хуже и не лучше, не умнее и не глупее. И эти две тысячи лет,
что минули с тех пор, - для меня, бога Ра, всего лишь мгновение; и то,
что вы зовете сегодняшним днем, ничем не отличается от того дня, когда
Цезарь впервые ступил на землю моего народа. А теперь я покину вас, ибо
вы тупое племя и поучать вас - напрасная трата слов; и я бы не стал
расточать их, не будь я богом, а природа богов такова, что они вечно
борются с прахом и тьмой и своей неизбывной жаждой божественного вечно
стремятся высечь из праха и тьмы новые и новые искры жизни и света.
Итак, сидите спокойно на ваших сиденьях и молчите, ибо вы услышите
сейчас речь человека, и, по вашему разумению, это был великий человек И
не бойтесь, я больше не заговорю с вами; да поведают вам истинный ход
истории те, кто участвовал в ней. Прощайте и не вздумайте рукоплескать
мне!
Храм исчезает в глубоком мраке.
ВАРИАНТ ПРОЛОГА
Октябрьская ночь на сирийской границе Египта в конце
царствования XXXIII династии. 706 год по римскому
летосчислению, 48-й до рождения Христова - по более
позднему, христианскому исчислению. Яркий серебряный
свет восходящего ночного светила разгорается на востоке.
Звезды и безоблачное небо - наши современники, разве
лишь на девятнадцать с половиной веков моложе, чем те,
которые мы знаем. Но по их виду этого сказать нельзя.
Внизу под ними - два весьма сомнительных завоевания
цивилизации: дворец и солдаты. Дворец - старая низкая
сирийская постройка из беленого ила - значительно менее
уродлив, чем Букингемский дворец; и офицеры во дворце
много культурнее, чем современные английские офицеры:
так, например, они не имеют обыкновения выкапывать
тела мертвых врагов и четвертовать их, как мы поступили
с Кромвелем и Махди. Они разбились на две группы; одна с
напряженным вниманием следит за игрой своего начальника
Бельзенора, воина лет пятидесяти; он положил копье на
землю около колена и, наклонившись, мечет кости, играя с
молодым, лукавого вида, персидским наемником. Другая
группа собралась вокруг одного из офицеров стражи,
который только что рассказал непристойный анекдот (до
сих пор пользующийся большим успехом в английских
казармах), встреченный громовым хохотом. Всего их
человек двенадцать; это молодые офицеры египетской
гвардии, юноши из высокой аристократии. Они в красной
одежде, с оружием и в доспехах, при этом, в отличие от
англичан, они не стыдятся своей профессиональной одежды
и не тяготятся ею - наоборот, они явно и высокомерно
воинственны и гордятся своей принадлежностью к военной
касте.
Бельзенор - типичный ветеран, суровый и крутой;
находчивый, усердный и исполнительный в тех случаях,
когда требуется грубая сила; беспомощный и ребячливый,
когда она не требуется; прекрасный сержант, неспособный
генерал, никуда не годный диктатор. В современном
европейском государстве, будь у него хорошие связи,
несомненно подвизался бы на двух этих последних поприщах
в силу своих заслуг на первом. Ныне, принимая во
внимание, что Юлий Цезарь идет войной на его страну, он
заслуживает сожаления. Не зная об этом, он весь поглощен
игрой с персом, которого он, как чужеземца, считает
способным и сплутовать.
Его подчиненные - по большей части красивые юноши, их
интерес к игре и к непристойному анекдоту довольно полно
характеризует основной круг интересов, которыми они
живут. Их копья стоят у стены или лежат на земле,
готовые служить им в любую минуту. Угол двора образует
треугольник; одна сторона его - это фасад дворца с его
главным входом, другая - стена с воротами. Группа,
слушающая рассказчика, находится около дворца, игроки
ближе к воротам. Рядом с воротами, у стены, большой
камень, с которого нубиец-часовой может заглянуть через
стену. Двор освещен факелом, воткнутым в стену. Когда
хохот воинов, окружающих рассказчика, смолкает, перс,
стоящий на коленях и выигравший этот кон, хватает ставку
с земли.
Бельзенор. Аписом клянусь, перс, твои боги благоволят тебе. Перс. А ну еще раз, начальник. Давай на все, отыграешься. Бельзенор. Нет. Довольно. Мне сегодня не везет. Часовой (выглянув наружу, берет наперевес свое копье). Стой. Кто идет?
Все настораживаются. Незнакомый голос отвечает из-за
стены.
Голос. Гонец с дурными вестями. Бельзенор (кричит часовому). Пропустить! Часовой (опуская копье). Приблизься, гонец с дурными вестями. Бельзенор (пряча в карман кости и поднимая с земли копье). Принять с
почестями этого человека. Он несет дурные вести.
Воины хватают свои копья и строятся около ворот,
оставляя проход для пришельца.
Перс (поднимаясь с колен). Разве дурным вестям подобают почести? Бельзенор. Слушай меня, о невежественный перс, и учись. В Египте гонца с
добрыми вестями приносят в жертву богам - как благодарственный дар; но
ни один бог не примет крови посланца зла. Когда мы посылаем хорошую
весть мы вкладываем ее в уста самого негодного раба. Дурные вести несет
благородный юноша, который желает отличиться.
Они присоединяются к тем, что стоят у ворот.
Часовой. Иди, о юный воин, и склони голову в доме царицы. Голос. А ты намажь свое копье свиным салом, о чернокожий. Ибо еще не
вспыхнет утро, как римлянин заставит тебя проглотить его по самую
рукоять.
Обладатель голоса - светловолосый щеголь, одетый иначе,
чем дворцовая стража, но не менее вычурно, - смеясь,
входит в ворота. На нем явственные признаки кровавой
битвы: левая рука, на перевязи, выглядывает из
разорванного рукава, в правой руке он держит римский меч
в ножнах. Он важно шествует по двору. Перс справа от
него. Бельзенор слева, стража толпится сзади.
Бельзенор. Кто ты, осмеливающийся смеяться в доме царицы Клеопатры и пред
лицом Бельзенора, начальника ее стражи? Пришелец. Я Бел-Африс, потомок богов. Бельзенор (торжественно). Привет, родич! Все (кроме перса). Привет, родич! Перс. Вся стража царицы - потомки богов, кроме меня, о чужеземец. Я перс,
потомок многих царей. Бел-Африс (страже). Привет, родичи! (Персу, снисходительно.) Привет,
смертный! Бельзенор. Ты с поля битвы, Бел-Африс! Ты, воин, здесь среди воинов. Ты не
допустишь, чтобы служанки царицы первыми услышали твои вести. Бел-Африс. У меня нет иных вестей, кроме того, что всем здесь, женщинам и
