Лагерь осаждали собаки, свиньи, козы. Их привлекали корочки хлеба, кости и прочее, что у нас оставалось от ужина, и, конечно, Белка, которая готова была играть со всеми, кто ее не обижал. По ночам она забиралась спать в палатку — и палкой ее из палатки не вытуришь. Никак мы не могли приучить собаку сторожить наш сон. Может быть, потому, что хозяев у Белки было много и каждый учил ее по-своему.
Если вечерами Валентин выпроваживал Белку из палатки, она ласкалась к Светлане, а та жалела ее. На улице, дескать, холодно — простудится, заболеет, комары заедят.
Мы, наконец, уговорили Светлану, чтобы она меньше жалела непокорную собачонку. Но и из этого ничего не получилось. Выставишь ее на ночь на поляну, застегнешь палатку на все крючки, так что комар не проберется, а утром, глядишь, Белка преспокойно спит у кого-нибудь в ногах. Долго мы не могли понять, как собака по ночам в палатку забирается. И только случай раскрыл нам Белкин секрет.
Стояли мы однажды на окраине большого поселка. Целый день у палатки толпились любопытные. Им было очень интересно, как это мы — обыкновенные люди, и на цыган не похожие, — живем в палатке, спим в каких-то спальных мешках, на костре еду варим, даже пельмени стряпаем, блины жарим!
Белка любила ребятишек, и она им нравилась. Целыми днями носилась с ребятами на полянке. Поймает, бывало, какого-нибудь карапуза за рубашонку, тот заревет с перепугу, а Белка довольна, и ребятам весело.
Но не всегда эти игры были безобидными. Иногда, не желая того, ребята обижали Белку. Однажды рогаток наделали — резинки им дал наш шофер — и давай в Белку гальками стрелять. Вначале она все это принимала за шутку и с веселым видом бегала от своих преследователей, но когда получила первый удар галькой по спине, обиделась, юркнула в палатку и забилась под брезент к задней стенке, где находится окно.
Самый отчаянный маленький стрелок подобрался к окошку и открыл стрельбу крупными гальками прямо в помещение, наугад, чтобы выгнать собаку из укрытия. Зазвенели кастрюли и кружки.
— Ой! Посуду перебьют! — крикнула Светлана и побежала за палатку, чтобы отогнать озорника. В этот момент Белка высунула морду из-под брезентовой стенки, схватила стрелка за штаны, а Валентин втащил его в палатку.
Дали мальчишке в наказание два-три шлепка, он, как стрела, помчался по улице — и рогатку потерял.
— Хитрая! — сказал шофер Валентин. — В дверь не пускают, так она под стенкой себе лазейку сделала, как кролик. И нас перехитрила, и того стрелка.
Белка никогда не лезла к столу, когда мы обедали. Она знала по горькому опыту, как опасно раньше времени подходить к столу. Ей за такие дела доставалось от Валентина.
Мы обедали, а нос собаки щекотали приятные-приятные запахи. Но близок локоть, да не укусишь. Белка издали глядела на нас и облизывалась.
Закончив обед, мы мыли и убирали посуду. И только после этого Светлана наливала в Белкину кормушку еду и подзывала собаку.
Однажды, не дождавшись очереди, Белка нашла жестяную банку из-под свиной тушенки и принялась вылизывать жирные остатки. Банка высокая, а самое вкусное на дне, и Белка засунула туда голову. Все вылизала и стала освобождаться от банки. Но не тут-то было! Крепко-накрепко вцепились жестяные заусенцы в густую шерсть и держали собачонку, как в тисках. Она пятилась, каталась по траве, ползала. Банка позванивала, Белка жалобно пищала, но писк ее слышался глухо, как из опрокинутого ведра.
Вначале нам было смешно, а потом стало жаль Белку. Тогда шофер Валентин отогнул плоскогубцами колючие края банки, и собака очутилась на свободе.
С той поры пустые консервные банки стали для Белки страшным пугалом…
Все реже и реже встречались населенные места, и, наконец, мы въехали в тайгу. На западе в знойной дымке вырисовывались отроги Восточного Саяна.
Дорога, если можно назвать дорогой заброшенную тропу, по которой мы ехали, потянулась среди холмов, заросших лиственным лесом. С этого времени в течение трех месяцев мы не видели ни одного хвойного дерева, ни единой нашей уральской елочки, ни единой сосны.
Тайга на отрогах Саянских гор не похожа на наши леса.
Кто бывал в уральской тайге, тот знает, что там «ель, сосна да мох седой», да пихтарники покрывают горные увалы. Малейшее дуновение ветра — и хвойная тайга живет. Шумят раскидистые кроны сосен, качаются вершины елей и пихт. В лесу вечный полумрак. Под ногами трещит валежник. На низких местах заросли подлеска — кустарников, кривоствольных черемух. Лохматые кочки покрыты клюквой. На высоких местах брусника, в ельниках черника и голубика.
В Саянской тайге далеко не так. Горы похожи на Уральские, но покрыты исключительно лиственным лесом. Стоят столетние березы, прямые и стройные, с белоснежными стволами. Над головой сплошной светло-зеленый шалаш — солнышка не видно. Изредка встречаются лиственницы-великаны в четыре обхвата. Стоят они, как сказочные богатыри, тайгу охраняют.
Даже сильный ветер не может оживить безмолвие лиственной тайги. Если в нашем сосняке ветер шумит в гуще мелких хвой-иголок, то в листьях берез он лишь мягко шелестит.
В лиственном лесу нет подлеска. Деревья, старые и молодые, высокие и мелкие, переплетаются листвой снизу доверху. Трава здесь высокая, дикие медвежьи дудки — толщиной в запястье, древние папоротники выше человеческого роста. И везде цветы, крупные и яркие. По берегам речек густые малинники, смородинники. Редкие лужайки покрыты ягодами.
Саянские горы хранят в своих недрах неисчислимые богатства. Здесь есть все: и нефть, и уголь, и драгоценные камни, и металлы. На разведку полезных ископаемых и был направлен наш отряд. Мы с Белкой числились сторожами, поварами, рыболовами, охотниками.
У геологов началась разведочная работа, а мы с собакой открыли рыболовный сезон. В первый же день в тайге наловили кузнечиков и отправились на поиски рыбы. Набрели на светлый горный ручеек. Попался омуток шириной метра в два, глубиной по колено. К нашей радости, он кишел рыбой.
Я торопливо размотал леску, насадил на крючок кузнечика. Не успела насадка и воды коснуться, как ее жадно схватил хариус длиной в тридцать сантиметров. Следующий был еще крупнее. Леска не выдержала и оборвалась, рыба шлепнулась в воду, а Белка за ней. Затем выскочила из холодной, как лед, воды и стала носиться по берегу, чтобы согреться.
В этом омуте мне попало семнадцать хариусов, и все большие. Домой их нес — руку оттянуло.
Вечером ели замечательную уху. И Белку не забыли угостить.
Чтобы не проспать утренний клев, я решил лечь спать пораньше.
К изголовью спального мешка я на ночь ставил корзинку с необходимыми вещами. Всегда были под рукой стеариновые свечи, спички, бинты, нож, табак, обрезки резины и береста для растопки, нитки, шнур — одним словом, все, что может понадобиться в ночное время.
Развернув спальный мешок, я придвинул поближе корзину и начал раздеваться, как меня зачем-то позвали из палатки. Когда возвратился, корзина оказалась опрокинутой, вещи валялись на раскрытом спальном мешке и около него, а из своего угла лукаво выглядывала проказница Белка.
Я быстренько все собрал и влез в мешок. Усталость за день взяла свое — я быстро уснул и увидел сон: сижу будто в крапиве, а она меня больно жалит; Пытался кричать — голоса нет. С большим усилием проснулся, весь в поту.
Зажег свечку и вылез из мешка. Огляделся. Само собой, что в палатке никакой крапивы не могло быть. Товарищи спят. Задул свечку и снова улегся. Только стал забываться, по мне поползли какие-то букашки, а в плечо будто иголка впилась. Оборвав три застежки, я пулей вылетел из мешка. Проснулся Валентин.
— Чего вам не спится? — проворчал он. — Или потеряли что?
— Бегает кто-то, — отвечаю я.
— Померещилось. В палатке тараканов нет.
— Хуже, — говорю. — Кто-то до крови укусил.
— У вас нервы плохие… Гасите свет.
Устроился я поверх мешка, но такая же история: задумаешься, вот-вот уснешь — вдруг кто-то защекочет, и сна как не бывало.
Пытался спать на спине, вниз лицом, вертелся с боку на бок — и все зря.
Вышел из палатки и забрался на машину, где под старым брезентом и доспал ночь.
Проснулся от утреннего холодка и вошел в палатку. У моего спального мешка сидела Белка и ловила… кузнечиков.
Припомнилось, что накануне мы с собакой наловили их полную коробку. Кузнечики шуршали в коробке и привлекали к себе любопытную собачонку. Разыгравшись, она уронила корзинку и распустила, кузнечиков по спальному мешку. А они не только прыгают и бегают, но и кусаются, крепкими стригущими челюстями травинки перекусывают. Что им стоит человеческую кожу прокусить.
…У Белки завелись блохи.
— Надо мыть! — предложил Валентин.
— У нас таза нет, — заявила Светлана. — В чем ее мыть-то?
