руками. Но она не носит платья, не читает передовиц, не ходит на распродажи. Горилла не знает всего этого вздора, и что же она создала? Решительно ничего. Каждый сколько-нибудь благоразумный человек должен остановиться перед этим фактом и поразмыслить. Вы играете с динамитом, сэр! С динамитом, говорю я!
– Мой друг, Бобби Гамильтон, сидевший рядом со мной, наклонился ко мне, прикрывая рукой рот.
– Этот человек, который так выходит из себя, – прошептал он, – не кто иной как Клэппертон, прославленный автор передовиц из «Evening Standart.
– Во всяком случае, – продолжал Клэппертон, ваша идея не нова. Если бы вы получили такое же хорошее образование, как я, вы бы знали, что давным-давно, еще в 1817 г., известный фон-Гельмут изобрел прекрасный способ извлечения вздора из людей и из нашей жизни, но по соображениям гуманитарным он никогда им не пользовался. Результат был бы слишком жесток. Не обращая на это внимания, без единой капли сожаления вы готовите нам страшную судьбу, вы обрекаете людей на жизнь, лишенную вздора!
– Люди науки, вроде меня, – сказал серьезно человек с железной челюстью, не могут считаться с такими соображениями. Мы обращаем наши лица к свету, цепляемся за нить правды, идущую с ткацкого станка жизни, а там – будь, что будет! Ну, а помимо этого, мистер Клэппертон, если вы даже и не можете со мной согласиться, – волноваться не стоит. Если бы я стал работать ежедневно по шестнадцати часов в сутки и работал бы всю жизнь, я не обезвздорил бы и одного Манхэттен Айленд, не говоря уже об остальном мире. Вы в безопасности.
Клэппертон сидел беспокойно на кончике стула и смотрел во все глаза на оратора.
– Некоторые случаи очень интересны, – продолжал специалист по обезвздориванию. Недавно мы обезвздорили одного крупнейшего финансиста. Случай был не совсем обычный, и хирургическая операция была необходима. Этот финансист был не особенно толст, и тем не менее при помощи операции мы удалили из него здоровенный кусок вздора, – кусок, весивший больше ста фунтов. Кусок был тверд, как медь. Я не понимаю, как этот джентльмен ухитрялся передвигаться, имея его при себе.
– Боже мой, – прошептал кто-то, – что же, он поправился после такой тяжелой операции?
– О, нет, он скончался! Но операция была великолепна. Я знал, что исход должен быть роковым, и предупреждал его компаньонов по делу, но они сказали, чтобы я все-таки оперировал. Это была прекрасная операция. Сейчас мы намерены обезвздорить одну из столичных газет. Я не знаю, каков будет результат, но, судя по предварительному диагнозу, полагаю, что едва ли от бедняжки что-нибудь останется, кроме объявлений о похоронах и известий об отходящих и приходящих пароходах.
Услышав это, Клэппертон надел шляпу, издал какое-то нечленораздельное гневное восклицание и ушел. Этот внезапный уход не произвел особенного впечатления. Споры в салоне Дэмблов часто приводили к тому, что гости с яростными криками выбегали на улицу.
Специалист по обезвздориванию распростился с хозяевами, когда еще не было десяти часов, – час ранний для космического вечера. Я предполагал остаться и послушать мнения о нем и о его идеях. Очутившись рядом с м-с Дэмбл, я у нее спросил, как зовут этого знатока по обезвздориванию.
– Да ведь это Майкл Уэбб! – отвечала она. – Я вам представила его, когда вы пришли.
– Не разобрал его фамилии (я боялся, что выдаю свое волнение). Какой это Майкл Уэбб?
– Существует только один, насколько я знаю, – кричала она, – путешественник и философ. Он объехал вокруг света, пропадал десять или двенадцать лет. Он в каком-то родстве с очень известными Уэббами из Новой Англии.
Боже мой! Случалось ли вам когда-нибудь сталкиваться лицом к лицу с кем-нибудь, кого вы считали умершим, проживающим на островах Тихого океана или много лет назад отдавшим весь свой пыл торговле скобяными товарами?
– Да ведь это – мое лицо! – воскликнул я, обращаясь к м-с Дэмбл, с трудом переводя дыхание, спотыкаясь на каждом слове. – Мое потерянное лицо!
– Вы потеряли свое лицо? – нежно спросила м-с Дэмбл. – Он нашел его?..
Быть немножко помешанным – самая подходящая вещь для космического вечера, и я заметил, что м-с Дэмбл сразу стала смотреть на меня, как на интересную личность.
– Нет, нет, м-с Дэмбл, – объяснял я. Действующее лицо из моей книги! Мой герой! Намереваясь написать книгу, я создал главного героя – он был назван мною, Майклом Уэббом-и я отправил его прогуляться по белу свету с тем, чтобы он набрался там опыта… Но до сих пор он не возвращался назад.
– Прекрасно. А теперь он – знаменитость, – сказала она. – Я удивлена, что вы раньше с ним не встретились.
– Три года я пробыл в Мексике. Нет ли у вас случайно его адреса?
– Он очень известен, – продолжала она. И очень интересен, не правда ли. Вы найдете его адрес в телефонной книжке. Но подождите! Он у меня имеется здесь.
Она взяла с конторки маленькую в сафьяновом переплете адресную книжку и дала мне адрес и телефон Майкла Уэбба.
– Теперь, когда вы опять нашли вашего героя, вы можете продолжать книгу, не правда ли? – мило сказала она.
Таким тоном говорят взрослые со сконфуженным ребенком.
– О, да. Я решил покончить с моей книгой раз и навсегда. – Если поспешить, быть может, я еще догоню его на улице!
Ясно вспоминается мне тот день, когда я в первый раз увидел Майкла Уэбба… В то время каждый, кому не лень, писал романы. Живущие в пригородах писали их во время ежедневных поездок в город. Водопроводчики, трамвайные кондуктора и четырнадцатилетние девочки наводняли своими творениями литературу. И вот однажды я сказал самому себе: почему бы и тебе не написать роман и не стать знаменитостью? Конечно, быть знаменитостью не доставляет никаких хлопот, тем более, что роман, который я хотел написать, был вполне безобидным. Первым делом я купил книгу под заглавием: «Руководство к писанию повестей и романов, в двенадцати легких уроках». Я нашел, что уроки слишком для меня легки. На протяжении ста пятидесяти страниц было сказано: во-первых, выдумайте идею, во-вторых, напишите вашу книгу, в-третьих, сделайте ее интересной… Мне стало ясно, что я плохо поместил свои два доллара. Потом я решил зайти к великому писателю и попросить у него совета.
Я застал его в его библиотеке за чтением писем. Его манеры были какие-то необычные; в нем было нечто от китайского мудреца. Хотя до той поры я никогда не встречал великих писателей, но слышал, что им уже так положено всегда быть необычными, не похожими на простых смертных. Теперь этот великий писатель больше уже не пишет о людях – мое первое свидание с ним было давно. Теперь его темой являются идеи. Он блестяще написал об «Интеллектуальной ориентации» и «Эмоциональной эстетике». В настоящее время он работает над «Социальной динамикой», которая выйдет в свет ближайшей весной. Эта книга говорит о проблемах, встающих изо дня в день перед рабочим. «Моей целью является, объяснял он, – дать этим проблемам надлежащую оценку в экономических терминах». Он предложил мне стул и, после того как я комфортно уселся, стал меня расспрашивать о моем прошлом.
– Вы писатель по профессии? – спросил он ласковым тоном.
– Нет, у меня нет никакого опыта в писательстве. Я думал, что вы будете настолько добры дать мне какие-нибудь указания.
Он был великодушен и обязателен, но его вид повергал меня в смущение.
– Это одна из самых тяжелых профессий в мире. Единственная профессия, где приходится вступать в активное соревнование с покойниками… Вы слыхали о моем соревновании с Теккереем? Нет? Так знайте, у нас была настоящая борьба. Временами я думал, что уже уложил Теккерея, но он снова вскакивал и наносил удары. Эти покойники совершенно не знают, как себя вести. Затем еще – Герман Мелвилл. Уже давно умерший и забытый, он снова начинает жить.
– Я не боюсь соревнования, – сказал я. – Мой роман готов заранее потерпеть финансовое банкротство; для меня важен художественный успех, а потому мне не придется вступать с кем-нибудь в соревнование.
– О! Прекрасно! Это правильное понимание дела, – заметил он. – Какова ваша профессия?
– Я – усталый делец, выпалил я, как из пушки, – и я ничуть
