Ознакомительная версия.
Я вспоминаю свои детские дружбы. Они тоже все распались. “Ничего страшного”, – сказал ты. Но моё сердце грустит и никак не соглашается с тобой…
– А мы завтра переезжаем, – говорит Вика. – Мы наконец-то обменялись.
– Далеко?
– Далеко.
Она называет улицу. Это – на другом конце Москвы.
– А телефон нам оставишь?
– Там нет.
– Тогда хотя бы сама звони нам иногда. Пожалуйста! Я буду по тебе скучать.
– Хорошо, – говорит она.
И я, глядя в её печальные жёлтые глаза, понимаю, что она – не позвонит…
* * *
– А это вообще возможно – найти свою половинку? – говоришь ты. – Это реально? Ведь столько людей вокруг! А твоя половинка, может, где-нибудь в Австралии обретается… Я не твою, мамася, половинку имею в виду. Ты-то свою нашла, как я понимаю. Но ведь это – чистая случайность!
* * *
“Послушай, и как ты ему позволяешь ездить на электричках?” – изумляется подруга. Ещё недавно она меня спрашивала с тем же изумлением: “Зачем ты ему разрешаешь лазать по деревьям? Ходить одному в лес. Неужели ты не волнуешься?”
Это я-то не волнуюсь?! Одному Богу известно, как я не волнуюсь…
– Но как же я могу ему не позволить?
– Запрети – и всё.
Я смеюсь в ответ на это. Я же не генерал, а он не солдат, чтобы мне отдавать, а ему выполнять приказания! Я не начальник, а он не подчинённый. Я никогда не приказывала ему, даже когда мой мальчик был малышом. Мы всегда были друзьями. И мой долг, как друга, но и не только долг, а и потребность, желание: ПОНЯТЬ ЕГО.
И я его понимаю. Я понимаю, что мой сын живёт свою жизнь. Да, полную риска… Но он не может не лазать по деревьям! Он не может не ездить на электричках. Потому что он – ЭТО ОН. С ЕГО потребностями, ЕГО желаниями, ЕГО страстями. Которые совсем не обязательно должны совпадать с моими; да они и не могут, и НЕ ДОЛЖНЫ совпадать с моими, материнскими: чтобы был рядышком, на виду, в безопасности… Я его принимаю таким, какой он есть. Со всеми его интересами, со всеми его устремлениями… Всё равно он будет жить свою жизнь. Но я не хочу, чтобы он таился от меня, что-то скрывал. Мы всегда были открыты друг другу.
И потом: Господь даровал нам свободу. Каждому из нас. Как же я могу лишить этого Дара своего сына? Даровал – Господь, а я, человек, посягну? Какое я имею право?
– Но ведь так с ума можно сойти: где он? что с ним?
– Можно сойти. Я бы и сошла давно… Но тут одно средство: и чтобы с ума не сойти, и чтобы с ним ничего не случилось. Молитва…
Вот за ним закрывается дверь, помашу с балкона и – пока не вернётся – молюсь.
“Мама, она посмотрела на меня таким умным взглядом!…”
Господи, да неужели они сильнее тебя? Те, которых не любили в детстве. Да, они могут сломать твой дом на сосне. Могут даже сжечь его… Но неужели они властны и над твоей душой, мой мальчик? Неужели они могут вовлечь тебя в свой хоровод? “Возлюби врага своего”. Как же это трудно, когда тебе четырнадцать. В любом возрасте трудно, знаю по себе. Не ответить на злобу, ненависть – тем же. Не раздражиться. Не впасть в отчаянье. Но – пожалеть…
…Ты строил свои замки на ковре, и я бережно обходила их, стараясь не разрушить. Хотя это было и непросто – в нашей однокомнатной квартире. Твой город на ковре, посреди комнаты, стоял не день и не два – а несколько лет! Твой город, твой мир – это для меня всегда было самое дорогое. Я могла в сердцах уничтожить свою рукопись, но – не выстроенную тобой башню!
Я думала: любовь укрепляет, даёт силы на всю дальнейшую жизнь. Неужели я ошибалась?…
* * *
“Наверное, вам сейчас не до того”, – пишет моя подруга. Её письмо – о том, как отвратительно устроен наш мир. Но сейчас, когда у нас появилась малышка Ксюша, и мы в блаженных хлопотах у её кроватки, моя подруга полагает, что нам не до устройства мира…
* * *
…Потом ему было плохо. Его страшно рвало и он лежал на своём диванчике зелёный.
– Думаешь, это из-за “Гулага?” – говоришь ты с сомнением.
– Я не думаю, я просто уверена в этом. Он столько всего перечитал за последний год: и Шаламова, и “Крутой маршрут”… Столько всего! Я даже и не знаю, что. Ведь вы прячете от меня эти книги: то ждала Ксюшу, теперь кормлю Ксюшу… Мне – нельзя. А ему – ребёнку – можно?! Ему – с ещё не устоявшейся психикой и такой хрупкой нервной системой! Разве ему – МОЖНО?!
– Но ведь… нужно? – неуверенно говоришь ты.
– Зачем?! Зачем ему это нужно? Нужно тем, кто ничего НЕ знает. Кто СПИТ. Тем – нужно. Чтобы проснулись. А наш мальчик и так знает. Прадед сидел, дед сидел, другой дед сидел… А “Гулаг” – это… Не каждый взрослый это выдержит.
– Но для нас в семидесятые это было как глоток свежего воздуха, ты же помнишь, – говоришь ты.
– Нам в семидесятые было всё-таки за двадцать. А он ребёнок ещё…
– А я второй том принёс.
– Спрячь, пожалуйста. Пока что… Пусть лучше отца Александра читает, пока не окреп. “Сына человеческого”. Ребёнка вначале взрастить надо, а потом уже взваливать на него крест…
– Я боюсь за наших детей. Нам жилось легче: у нас были иллюзии. У наших детей иллюзий нет. И надежд тоже нет. И мечты… Ты заметил? Современные дети не мечтают. О чём может мечтать ребёнок в нашем обществе? Разве о том, чтобы переделать его. Но ведь не каждый рождается революционером или политиком. А о чём может мечтать ребёнок с естественными или гуманитарными наклонностями? “Вот, напишу книгу, и её издадут”? Но наши дети уже знают: не издадут!
– Но, может, всё не так ужасно, как тебе сегодня кажется?
Ты пробуешь улыбнуться.
– Твой оптимизм меня иногда убивает.
– Ну, вот…
– Улыбнись ей.
– Не могу.
– А мне ведь можешь?
– Тебе – это естественно.
– А ей?
– Ну, ей я тоже ведь иногда улыбаюсь…
Ты ушёл. Я осталась с твоей сестрой на руках, мне хотелось плакать…
И опять я пишу тебе письмо. Опять мысленно разговариваю с тобой. Ты придёшь вечером из лесу, и я расскажу тебе своё письмо, не успев, как всегда, его записать к твоему приходу. Но ведь когда-нибудь запишу!
Вот как раз этим уже и занимаюсь…
ГРЕМИТ ПОГРЕМУШКА, ГРЕМИТ ЭЛЕКТРИЧКА…
* * *
– Порой мне кажется, что ты стал относиться к своему раннему детству… как-то презрительно, что-ли… Несколько высокомерно. Вот, был маленький, слабенький, ничего-то не умел, какой кошмар, ни на дерево залезть, ни подтянуться. И что это была за жизнь?… А я тебе напомню: прекрасная была жизнь! Не надо попирать своё детство. Это – несправедливо. Это грустно и очень больно.
– Кому больно?
– Мне.
РАЗБИРАЯ ЯЩИК СО СТАРЫМИ ИГРУШКАМИ
Он стоял под креслом уже много лет, и я всё время хотела его разобрать, всё время надеялась: вот выпадет свободная минутка, я вытащу его на середину комнаты – и покайфую…
Ящик, доверху набитый твоими старыми игрушками…
Но эта свободная минутка так и не наступила.
Зато наступили совсем другие минутки…
И всё же я вытащила этот ящик на середину комнаты, и поставила рядом таз с водой – для омовения этих, ни с чем не сравнимых, драгоценностей… И пока посапывает в кроватке Ксюнчик, а ты – тут же, рядом, за компьютером, – я предаюсь блаженству. Блаженству воспоминаний о том времени, когда ты был маленький…
Наверное, я похожа сейчас на археолога. С трепетом сдуваю пыль с осколков того волшебного времени, и даже эта пыль кажется мне драгоценной.
Россыпь разноцветных кубиков… – Ты строил город, города на ковре посреди комнаты. – Стройматериал твоего детского мира.
Россыпь деталей пластмассовых конструкторов… Самых разных. Их тут, наверное, разновидностей десять, или даже больше. Мне предстоит их рассортировать и разложить по коробкам – пусть теперь дожидаются Ксюшу… Помнишь, как ты обожал делать часы? Самые фантастические! Конечно, это не были часы в нашем, бытовом, понимании. Это были – самые разнообразные удивительные конструкции, которые ты называл почему-то “часами”. А вот, кстати, те самые “светозажигательные часики”, которые ты мне подарил когда-то. Тебе было четыре года. Помнишь?… Не можешь не помнить. Наверное, целый год ты мечтал быть часовым мастером. Вернее – ты был им! Ты даже написал объявление и прикнопил его на нашу входную дверь со стороны лестничной клетки, так что соседи могли с удивлением прочесть: “Чисавой марстер. Время работы – всегда”. Была зима, и ты целыми днями трудился над конструкцией “летающих часов” – ты хотел улететь на планету Маль… На твою планету. Чтобы мы вместе туда улетели. Ты жил этой мечтой не один год…
Ознакомительная версия.
