Они просто прогуливались по Нью-Орлеану в своих полосатых рубахах и шортах, и все они видели, как вышагивает на своих длинных, мускулистых, как у футболиста, ногах Кизи - точно город принадлежит ему, точно всем им принадлежит этот город, и все приободрились. Потом они направляются в сторону северной окраины Нью-Орлеана к озеру Понтчартрейн. Все приняли кислоту, правда, небольшую дозу, около 75 микрограммов,- все радостно возбуждены, все тащатся под кислотой, и вдобавок ревут на полной громкости рок-нролльные пластинки: "Марта и Ванделлас", Шёрли Эллис и прочие старые вещицы. Озеро Понтчартрейн похоже на громадный, красивый и просторный простор! парк на воде. Они загоняют автобус на стоянку, а крутом чудесные деревья, да еще это чудесное безбрежное озеро, и они надевают купальные костюмы. Уокер, обладающий чертовски мощным телосложением, надевает красно-желто-черные плавки, Кизи, обладающий чертовски мощным телосложением, надевает бело-голубые плавки, Чума, обладающий чертовски мощным телосложением, разве что он похудощавее, надевает оранжевые плавки, а синева воды, и выгоревшая зелень травы и листьев, и - легкий ветерок? все это плывет перед их налитыми кислотой глазами, как расплавленная почтовая открытка, - в воду! Единственное, чего они не знают, что пляж этот закрытый, только для негров. Чернокожие сидят себе на скамейках, сидят и разглядывают этих полоумных белых, выходящих из нелепого автобуса и направляющихся к запретной для белых нью-орлеанской воде - на тридцатой параллели на Глубинном Юге. Чума на этот раз и впрямь очумел, он весь горит от жары, градусов сто по Фаренгейту, и поэтому ныряет и заплывает очень далеко, и весьма скоро замечает, что его окружили темно-оранжевые люди негры, - они барахтаются вокруг, и взгляды их ничего хорошего не сулят. У одного золотой передний зуб с вырезанной в нем звездочкой, то есть в глубине золота видна покрытая эмалью звезда, и золото это начинает вспыхивать на солнце - ч и - и - и - и - и к - к - к - в такт его сердцебиению, которое с каждой минутой учащается - треклятые золотые вспышки, да еще белая звезда постоянно стоит в глазах, а Золотой Зуб говорит:
- Что-то сегодня в воде полно всякой швали, старина.
- Что верно - то верно, старина, - соглашается другой.
- Ага, полно всякой ебучей швали, старина,- добавляет третий, - и так далее.
И вдруг Золотой Зуб обращается прямо к Чуме:
- Ну и что понадобилось этой швали в воде, старина? Чума в полной растерянности, отчасти потому, что из-за кислоты день стал для него оранжевым - оранжевые плавки, оранжевая вода. оранжевое небо, грозные оранжевые негры.
- Что ты здесь делаешь, парень?! - в голосе Золотого Зуба вдруг появляются угрожающие нотки. Оранжевый, здоровенный неуклюжий оранжевый толстяк со спиной, широкой, как у оранжевого морского демона. Знаешь, парень, что мы сейчас сделаем? Мы отрежем тебе яйца. Мы вытащим тебя на берег, а там вместе п о и г р а е м с я!
- Хи-хи-х-х-х-хххх! - остальные заливаются горестным, плаксивым смехом.
Однако от этого на лице у Чумы почему-то появляется улыбка. Он чувствует, как она расплывается у него на лице, словно большая оранжевая порция засахаренного оранжевого джема, он барахтается в воде и ухмыляется, а Золотой Зуб вспыхивает, и вспыхивает, и вспыхивает. Потом Золотой Зуб говорит:
- Да, это уж точно н а с т о я щ а я ш в а л ь,- и заливается смехом, только на этот раз дружелюбным, все смеются, а Чума смеется и плывет обратно к берегу.
К тому времени сумасшедший автобус уже обступила толпа негров. В динамиках гремит потрясающая негритянская музыка - пластинка Джимми Смита. Чума влезает в автобус. Похоже, вокруг автобуса танцуют тысячи негров - кто рок-н-ролл, кто непристойное бути. Все окрашено в оранжевый цвет, но потом он смотрит на бьющуюся в корчах массу негров, смотрит из каждого окна ничего, кроме бьющихся в корчах негров, толпой собравшихся вокруг автобуса и бьющихся в корчах, - и все из оранжевого становится коричневым. У Чумы возникает ощущение, что он находится внутри громадной кишки, совершающей перистальтические сокращения. Он чувствует, что весь кайф превращается в жуткую бредятину. Даже Кизи, который вообще ничего не боится, и тот выглядит озабоченным.
- Лучше нам отсюда убраться, - говорит Кизи.
Но как, выдавливаться наружу, что ли? - в бредовых коричневых перистальтических сокращениях? К счастью для Чумы, а может, и для всех, в этот момент появляются белые копы. они разгоняют толпу и велят белым безумцам ехать дальше, этот пляж только для негров, и в кои-то веки Проказники не высыпают гурьбой из автобуса и не пытаются прервать Полицейский Фильм. Они действуют согласно сюжету Полицейского Фильма, а свой фильм оттуда увозят.
Теперь - по плоским равнинам Миссисипи и Алабамы, Билокси и Мобил. Федеральная дорога 90, равнины и поля. а жара все не ослабевает. Они держат курс на Флориду. Сэнди не спал уже несколько дней:::::сколько же:::::бессонница, похоже, не отпустит, все с в о р а ч и в а е т с я в густые кривые линии. Солнце и плоские равнины. Как же все-таки чертовски жарко - и все раздирается на противоположности. Безмолвная, вымершая от теплового удара летняя Страна Полуденного Солнца... а сердце Сэнди рвется наружу в постоянной тахикардии, рвется наружу мозг, и голова кругом, и просто необходимо... г н а т ь в п е р е д, К э с с а д и!.. но появились уже два Кэссади. Одну минуту Кэссади выглядит безумцем пятидесяти восьми лет - в и н т! - еще через минуту ему двадцать восемь и он спокоен и умиротворен к и с л о т а, - и спокойного Кэссади Сэнди может распознать мгновенно, потому что нос у того становится... длинным и гладким, почти аристократическим, а вот бешеный Кэссади выглядит весьма потрепанным. А Кизи... в е ч н о э т о т К и з и! Сэнди смотрит... а Кизи - старый и изможденный, и лицо у него перекошено... потом Сэнди смотрит еще раз - и Кизи молод и невозмутим, на лице ни морщинки, оно круглое и гладкое, как у ребенка, он сидит, целыми часами читает книжки комиксов, поглощенный созданными Стивом Дитко густыми пурпурными тенями Доктора Стрейнджа, облаченного в плащи и светотени, и говорит:
- Откуда им было знать, что этот драгоценный камень предназначен всего лишь для наведения мостов между разными измерениями! А ведь с его помощью можно было попасть в грозное ПУРПУРНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ - прямо из нашего мира!
Сэнди может мысленно... покинуть автобус, но всюду - Кизи. Доктор Стрейндж! В глазах постоянно стоят два Кизи. Кизи - Проказник и Кизи организатор. Они едут в конце июля сквозь испарения южной Алабамы, а Кизи встает, оторвавшись от книжек комиксов, и превращается в Капитана Флага. Он надевает розовую шотландскую юбку, напоминающую скорее мини-юбку. розовые носки, лакированные туфли и розовые солнцезащитные очки, закутывает голову в американский флаг и сзади закрепляет эту громадную чалму чем-то вроде стрелки, а потом влезает на крышу мчащегося по Алабаме автобуса и принимается развлекать прохожих игрой на флейте. Из алабамцев, вовлеченных в РОЗОВОЕ ИЗМЕРЕНИЕ, наверняка выйдет вдвойне прикольный кинокадр, а ведь это уже перебор! - как постоянно говорит Джордж Уокер, в такой жуткой путанице это перебор. Они въезжают в Мобиле на заправочную станцию, половина Проказников выскакивает из автобуса, сверкая красными и белыми полосами, и все принимаются самозабвенно разбрасывать повсюду красные резиновые мячи - получается нечто вроде маниакального балета, наскоро украсившего собой станцию обслуживания, а служитель наполняет бак и смотрит то на Проказников, то на Капитана Флага, то на автобус, а потом получает деньги за бензин, заглядывает в окно, видит на сиденье водителя Кэссади, качает головой и говорит:
- Теперь ясно, откуда столько негров в Калифорнии.
ФОРНИИ-ФОРНИИ-ФОРНИИ-ФОРНИИ-ФОРНИИФОРНИИ-ФОРНИИ - звучит внутри автобуса с переменным запаздыванием, и все заливаются хохотом.
Это было, когда все еще шло хорошо... когда они с грохотом мчались по Алабаме, а потом Кизи вдруг кажется Сэнди старым и изможденным организатором. Сэнди видит, как он спускается по приставной лесенке с крыши автобуса и устремляет на него пристальный взгляд, и знает интерсубъективность! - о чем Кизи думает. Ты чересчур обособился, Сэнди, ты не открыт нараспашку, можно ведь сидеть здесь и с грохотом мчаться по Алабаме, но ты... вне автобуса... И он приближается к Сэнди, сгорбившись под низким потолком автобуса, а Сэнди он кажется обезьяной с мощными свободно болтающимися руками, похожей на Неуклюжую Громадину, и тут Сэнди внезапно вскакивает и принимает обезьянью позу, присев, болтая руками и передразнивая Кизи,а лицо Кизи озаряет широкая улыбка, он обхватывает Сэнди руками и сжимает его в объятиях...
Он одобряет! Кизи меня одобряет! Наконец-то я на что-то о т р е а г и р о в а л, вынес все это на всеобщее обозрение, совершенно открыто, пускай это даже обида, я это с д е л а л, сделал свою вещь, - и под влиянием этого поступка, в точности как он учил, она испарилась, обиды как не бывало... а я снова в автобусе, синхронно со всеми...
