нему.
– Я скажу все, что твоей душеньке будет угодно. Но это мне не поможет, если ты сама того не скажешь.
– Дорогой, тебе ничто не поможет, – не осталась в долгу миссис Ассингем. – Тебя, по сути, ничто не волнует. Тебе лишь бы насмехаться над тем, что я не желаю умыть руки…
– А я думал, ты как раз это и собираешься сделать, раз все обстоит так хорошо и правильно.
Но миссис Ассингем продолжала без запинки, поскольку ей уже случалось много раз высказываться на эту тему.
– На самом деле ты ко всему равнодушен, ты абсолютно безнравственный. Ты участвовал в захвате и разграблении городов и наверняка совершал ужасные вещи. Но я не стану волноваться по этому поводу, вот тебе! – рассмеялась она.
Полковник стерпел ее смех, но по-прежнему упорно гнул свое.
– Ну а я ставлю на бедняжку Шарлотту.
– «Ставишь» на нее?
– На то, что она лучше всех знает, чего хочет.
– О, в этом-то я не сомневаюсь. Она, безусловно, знает, чего хочет. – И тут миссис Ассингем предъявила эту загадочную величину, словно зрелый итог своих блужданий и размышлений. Во все время их разговора она нащупывала нить и вот наконец поймала. – Она хочет быть несравненной.
– Она такая и есть, – заметил полковник почти цинично.
– Она хочет, – теперь уже миссис Ассингем крепко держала нить в руках, – она хочет быть лучше всех, и она на это способна.
– Способна хотеть?
– Способна осуществить свою идею.
– И в чем же заключается ее идея?
– Позаботиться о Мегги.
Боб Ассингем слегка удивился:
– В чем позаботиться?
– Во всем. Она знает князя. А Мегги не знает. Нет, – признала миссис Ассингем, – не знает, наша душечка.
– Выходит, Шарлотта приехала давать ей уроки?
Фанни Ассингем продолжала развивать свою мысль:
– Она добилась для него этого огромного события. То есть год назад она практически добилась этого. Во всяком случае, практически помогла ему самому этого добиться и помогла мне ему помочь. Она уехала, она не вернулась, она отпустила его на свободу; а что такое это ее молчание по отношению к Мегги, как не прямая помощь ему? Если бы она все рассказала во Флоренции, если бы поведала свою грустную историю, если бы вернулась – в любой момент раньше, чем несколько недель назад, если бы не поехала в Нью-Йорк и не просидела там достаточное время, если бы она не сделала всего этого, то сейчас, конечно, все было бы по-другому. Она знает князя, – повторила миссис Ассингем. И даже прибавила то, что уже отмечала прежде: – А Мегги, наша душечка, его не знает.
Ее охватил какой-то восторженный, прямо-таки вещий порыв, и тем глубже пришлось ей упасть, спускаясь до уровня низменного здравомыслия своего мужа.
– Другими словами, Мегги по незнанию грозит опасность? Так значит, все-таки опасность имеется?
– Не будет никакой опасности, потому что Шарлотта все это понимает. Вот откуда у нее явилась эта идея, что она способна на героизм, на истинное величие души. Она способна, она сможет. – Славная леди уже вся так и лучилась. – Так она это видит: стать для своего лучшего друга залогом абсолютной безопасности.
Боб Ассингем напряженно задумался.
– А кого из них ты называешь ее лучшим другом?
Фанни Ассингем нетерпеливо тряхнула головой.
– Сам догадывайся! – Но она уже всем сердцем приняла открывшуюся ей великую истину. – Поэтому мы должны стать для нее опорой.
– «Для нее»?
– Ты и я. Мы с тобой должны стать опорой для Шарлотты. Наша задача – помочь ей перенести все это.
– Перенести свое величие души?
– Свое благородное одиночество. Только – это-то и есть самое главное! – она не должна остаться одинокой. Все будет совсем замечательно, если она выйдет замуж.
– Стало быть, мы должны выдать ее замуж?
– Мы должны выдать ее замуж. Это будет мой великий подвиг, – продолжала миссис Ассингем, вдохновляясь все больше и больше. – Это все искупит.
– Что искупит?
Но она молчала, и полковнику снова потребовались разъяснения.
– Если все так замечательно, при чем тут искупление?
– Ну, на случай, если я нечаянно причинила зло кому-то из них. Если вдруг я совершила ошибку.
– Ты ее искупишь тем, что совершишь другую? – И поскольку она опять не торопилась с ответом: – Мне показалось, ты сейчас говорила в основном о том, в чем ты вполне уверена.
– Ни в чем никогда нельзя быть абсолютно уверенным. Всегда существуют разные возможности.
– Так если мы можем только каждый раз стрелять в белый свет, как в копеечку, зачем постоянно лезть в чужие дела?
Тут она снова взглянула на него.
– Хорош бы ты был, дорогой, если бы я не полезла в твои дела!
– А, это совсем не то. Я был твой, собственный. Я был твой, – сказал полковник, – потому что ничего не имел против.
– Ну, так и эти люди ничего не имеют против. Они тоже мои – в том смысле, что я их ужасно люблю. И еще в том смысле, – продолжала она, – что, по-моему, они тоже меня любят не меньше. Между нами существуют общие отношения, это реальность, и прекрасная реальность; все мы перемешались, так сказать, и теперь уже поздно пытаться что-то изменить. Приходится жить в этом и с этим. Поэтому нужно позаботиться, чтобы Шарлотта нашла хорошего мужа и как можно скорее – я просто не могу иначе! Это решит все проблемы. – И поскольку муж все-таки смотрел недоверчиво, миссис Ассингем пояснила: – Под проблемами я подразумеваю малейшие тревоги, какие у меня еще могли остаться. В сущности, это мой долг, и я не успокоюсь, пока не исполню своего долга. – К этому времени она успела взвинтить себя до какого-то экстаза. – Если понадобится, я посвящу этому всю свою жизнь на ближайшие год-два. Тогда я буду знать: я сделала все, что могла.
До него, наконец, дошло.
– Ты считаешь, нет пределов тому, что ты «можешь»?
– Я не говорю, что нет пределов, и вообще ничего такого не говорю! Я говорю, что у нас неплохие шансы – достаточно, чтобы надеяться. А почему бы им не быть, ведь речь-то, в конце концов, идет не о ком-нибудь, а о Шарлотте.
– Твое «в конце концов» означает, что она в конце концов влюбилась в кого-то другого?
Полковник задал вопрос очень тихо, явно рассчитывая произвести убийственный эффект, но его жена даже не запнулась.
– Она не настолько влюблена, чтобы не захотела выйти замуж. Как раз сейчас ей этого особенно хочется.
– Это она тебе сказала?
– Нет пока. Еще рано. Но она скажет. Но мне и говорить не нужно. Ее замужество докажет, что все правда.
– Что правда?
– Все, что я говорю, правда.
