Паж (пронзительно кричит). За Деву! За Деву! За Бога и Деву! Ура, ура, ура-а-а! (Хватает щит и копье и убегает вприпрыжку в диком восторге.)
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
Палатка в английском лагере. Английский капеллан, лет пятидесяти, с бычьей шеей, сидит на табурете у стола и усердно пишет. По другую сторону стола, в красивом кресле, сидит важного вида вельможа, сорока шести лет, и перелистывает рукописный часослов с цветными миниатюрами. От этого занятия он, видимо, получает большое удовольствие: капеллан же весь кипит от подавленного гнева. Стол находится справа от вельможи: слева от него стоит обитый кожею табурет.
Вельможа. Вот это я называю тонкой работой. Нет ничего прекраснее, чем хорошая книга, с правильно расположенными колонками жирных черных букв, с красивыми полями, с умело вставленными расцвеченными рисунками. Но в наше время люди разучились любоваться книгой: они ее читают. Для них нет разницы - что книга, что вот эти счета на сало и отруби, которые вы там царапаете.
Капеллан. Меня удивляет, милорд, что вы так хладнокровно относитесь к нашему положению. Весьма, я бы сказал, хладнокровно.
Вельможа (надменно). В чем дело?
Капеллан. Дело в том, милорд, что нас, англичан, побили.
Вельможа. Это, знаете ли, бывает. Только в исторических книгах и в балладах поражение всегда терпит неприятель.
Капеллан. Но мы терпим поражение за поражением. Сперва Орлеан...
Вельможа (пренебрежительно). Ну, Орлеан...
Капеллан. Я знаю, что вы хотите сказать, милорд: что это был явный случай колдовства и чародейства. Но нас продолжают бить. Мы потеряли Жарго, Мен, Божанси - не только Орлеан. А теперь нашу армию искрошили возле Патэ и сэр Джон Талбот взят в плен. (Бросает перо, чуть не плача.) Мне это очень тяжело, милорд, очень. Не могу видеть, как моих земляков колотит кучка каких-то иностранцев.
Вельможа. А! Вы англичанин?
Капеллан. Конечно нет, милорд! Я дворянин. Но как и вы, милорд, я родился в Англии. Это имеет значение.
Вельможа. Привязаны к земле? А?
Капеллан. Вашему сиятельству угодно острить на мой счет. И в силу своего высокого положения вы можете это делать безнаказанно. Вам, разумеется, не хуже моего известно, что я не привязан к земле в грубом смысле этого слова - как крепостной. Но у меня есть чувство привязанности к ней (с растущим волнением), и я этого не стыжусь. И если так и дальше пойдет, то, видит Бог (порывисто вскакивает), я скину рясу ко всем чертям, сам возьмусь за оружие и своими руками удушу эту проклятую ведьму!
Вельможа (добродушно смеясь). Без сомнения, капеллан, без сомнения! Если мы ничего лучше не придумаем. Но сейчас еще рано. Потерпите немножко.
Капеллан снова садится с обиженным видом.
(Легким тоном.) Ведьмы я не особенно боюсь. Я, видите ли, в свое время совершил паломничество в Святую землю, и небесные силы, ради поддержания собственного авторитета, не допустят, чтобы надо мной взяла верх какая-то деревенская колдунья. Но вот Незаконнорожденный из Орлеана - этот орешек будет потруднее разгрызть! Тем более, что он тоже побывал в Святой земле, - так что тут у нас шансы равные.
Капеллан. Но ведь он всего-навсего француз, милорд."
Вельможа. Француз! И откуда только вы берете такие выражения! Или уже эти бургундцы, и бретонцы, и гасконцы, и пикардийцы тоже начинают называть себя французами, как наши земляки начинают звать себя англичанами? Они уже говорят о Франции - или там об Англии - как о своей стране. Их страна, скажите пожалуйста! А что же будет с вами или со мной, если утвердится подобный образ мыслей?
Капеллан. А почему бы и нет, милорд? Чем это плохо для нас?
Вельможа. Человек не может служить двум господам. Если эта белиберда насчет служения своей родине засядет им в голову, то конец власти феодального сеньора и конец власти Церкви! То есть конец вам и мне.
Капеллан. Смею думать, что я верный служитель Церкви. И не будь у меня шестерых двоюродных братьев, я бы имел право на титул барона Стогэмберского, утвержденный еще Вильгельмом Завоевателем. Но разве это причина, чтобы мне спокойно стоять и смотреть, как англичан колотят какой-то незаконнорожденный француз и нечестивая ведьма из ихней поганой Шампани?
Вельможа. Не волнуйтесь, капеллан, не волнуйтесь. Придет время - и мы сожжем ведьму и поколотим Незаконнорожденного. Как раз сейчас я поджидаю епископа города Бовэ, чтобы договориться с ним о ее сожжении. Его, знаете ли, выгнали из епархии, и сделали это именно сторонники помянутой ведьмы.
Капеллан. Сперва, милорд, надо ее поймать.
Вельможа. Или купить. Я предложу за нее царский выкуп.
Капеллан. Царский выкуп! За эту шлюху!
Вельможа. Ничего не поделаешь. Нужно, чтобы на всех хватило. Кто-нибудь из приближенных Карла продаст ее бургундцам, а те продадут ее нам; будут посредники - трое или четверо, - и каждый потребует себе за комиссию.
Капеллан. Чудовищно! А все эти мерзавцы евреи. Где только деньги переходят из рук в руки, тут и они сейчас же вотрутся. Будь моя воля, я бы ни одного еврея не оставил в живых ни в одной христианской стране!
Вельможа. Но почему же? Евреи по крайней мере торгуют честно. Деньги они берут, это верно, но зато и дают что-то взамен. А вот тот, кто с тебя норовит взять и ничего тебе за это не дать, тот, насколько я могу судить по собственному опыту, всегда оказывается христианином.
Появляется паж.
Паж. Его преосвященство, епископ города Бовэ, монсеньор Кошон.
Входит Кошон, человек лет шестидесяти. Паж: удаляется. Оба англичанина встают.
Вельможа (с подчеркнутой любезностью). Дорогой епископ, как мило с вашей стороны, что вы пришли! Разрешите представиться: Ричард де Бичем, граф Уорик, к вашим услугам!
Кошон. Ваша слава, граф, дошла и до меня.
Уорик. А этот почтенный клирик - это Джон де Стогэмбер.
Капеллан (бойко отчеканивает). Джон Бойер Спенсер Невилль де Стогэмбер к вашим услугам, монсеньор: бакалавр теологии и хранитель личной печати его высокопреосвященства кардинала Винчестерского.
Уорик (Кошону). У вас его, кажется, называют кардиналом английским. Дядя нашего короля.
Кошон. Мессир де Стогэмбер, я преданный сторонник и доброжелатель его высокопреосвященства. (Протягивает руку капеллану, и тот целует епископский перстень у него на пальце.)
Уорик. Благоволите присесть, монсеньор. (Ставит свое кресло во главе стола и жестом приглашает епископа сесть.)
Кошон легким наклонением головы изъявляет согласие занять это почетное место. Уорик небрежно подталкивает кожаный табурет к столу и садится с той же стороны, где сидел раньше. Капеллан идет обратно к своему стулу.
Хотя Уорик уступил главное место за столом епископу, стремясь подчеркнуть свое почтительное отношение к нему, но в дальнейших переговорах он принимает на себя ведущую роль, - видимо, иначе это себе и не мысля. Он сохраняет прежний тон любезности и радушия, но в его голосе появляются новые нотки, показывающие, что теперь он переходит к деловой части разговора.
Уорик. Должен сказать, монсеньор, что наше свидание происходит в не совсем благоприятную для нас минуту. Карл намерен короноваться в Реймсе; вернее, эта девица из Лотарингии намерена его короновать. И мы - не стану ни обманывать вас, ни обольщать вас напрасной надеждой, - мы не в силах этому помешать. Коронация, вероятно, существенно изменит положение Карла.
Кошон. Еще бы! Это очень ловкий ход со стороны Девы.
Капеллан (снова приходя в волнение). Если нас побили, так потому, что дрались нечестно. Этого еще не бывало, чтобы англичанина победили в честном бою!
Кошон слегка поднимает брови, затем его лицо снова приобретает невозмутимое выражение.
Уорик. Наш друг убежден, что эта молодая женщина - колдунья. Будь это так, вы, ваше преосвященство, вероятно, сочли бы своим долгом предать ее в руки инквизиции, дабы она была сожжена на костре за свое нечестие!
Кошон. Если б ее взяли в плен в моей епархии - то да, конечно.
Уорик (очень довольный тем, что епископ понимает его с полуслова). Совершенно справедливо. Ну-с, а в том, что она колдунья, как будто нет никаких сомнений?
Капеллан. Ни малейших. Явная ведьма.
Уорик (мягко укоряя его за вмешательство). Мессир Джон, мы ведь хотим знать мнение его преосвященства.
Кошон. Боюсь, что нам придется считаться не только с собственным мнением, а еще и с мнением - или, если хотите, с предрассудками французского суда.
Уорик (поправляет его). Католического суда, монсеньор.
Кошон. Католический суд, как и всякий суд, какое бы высокое дело он ни выполнял и из какого бы высокого источника ни черпал вдохновение, в конце концов состоит из людей. А когда эти люди французы - как теперь принято их называть - то не так-то просто будет убедить их в том, что если французская армия разбила английскую, так уж тут непременно замешано колдовство.
Капеллан. Как! Даже когда сам прославленный сэр Джон Талбот потерпел поражение? Когда его самого взяла в плен какая-то потаскуха из лотарингской канавы?!
