— И печатали его доносы в правление.
Она боком протиснулась мимо него и, плача навзрыд, вернулась в гостиную за носовым платком, оставленным на кресле.
— Еще чем вы с ним занимались? — спросил он, перекрикивая телевизионный гвалт.
Он подошел к ней с пробочником в руке и убил ее, девять раз воткнув пробочник в ее длинную шею. Потом надел шляпу и пошел домой к своей жене.
— Дуг, дорогой, — сказала мисс Мария Чизмен.
— Я в расстроенных чувствах, — сказал Дугал, — вы не могли бы перезвонить попозже?
— Дуг, я буквально на несколько слов. Вы так изумительно переписали историю моих юных лет. Эти новые пекхэмские эпизодики — совершеннейшая прелесть. Я уверена, в душе вы согласны со мной, что не зря потрудились. И теперь вся книга — сплошное очарование, и я от нее прямо без ума.
— Спасибо, — сказал Дугал. — Вряд ли стоило возиться с этими вставками, но...
— Дуг, заходите ко мне сегодня вечером.
— Простите, Чиз, но я в расстроенных чувствах. Я укладываю вещи. Я отсюда уезжаю.
— Дуг, я хочу вам сделать маленький подарок. В знак того, что я ценю...
— Я перезвоню вам, — сказал Дугал. — Я совсем забыл, что у меня молоко на плите.
— Вы ведь сообщите мне свой новый адрес, да?
Дугал пошел на кухню. Мисс Фрайерн сидела за столом, она как-то странно обмякла в кресле, как будто заснула. Лицо ее было перекошено, и одно веко трепетало.
Дугал поискал глазами бутылку джина, чтобы уточнить, на чем остановилась мисс Фрайерн. Но бутылки джина не было; ни бутылки, ни грязного стакана. Он снова посмотрел на мисс Фрайерн. Ее веко трепетало, а нижняя губа искривилась.
Дугал позвонил в полицию, чтобы там распорядились насчет доктора. Затем он пошел наверх и притащил оттуда свою поклажу: саквояж на молнии, новенькую кожаную папку и пишущую машинку. Доктор вскоре явился и прямиком проследовал на кухню к мисс Фрайерн.
— Паралич, — сказал он.
— Ну, я пошел, — сказал Дугал.
— Вы ей не родственник?
— Нет, жилец. Я съезжаю с квартиры.
— Прямо сейчас?
— Да, — сказал Дугал. — Я и без того уезжал, но уж если где начали болеть, то меня с моим роковым недостатком только там и видели.
— У нее есть какие-нибудь родственники?
— Нет.
— Вызову-ка я «Скорую помощь», — сказал доктор. — Плохо ее дело.
Дугал забрал свой скарб и пошел по Парковому проезду. Он заметил издали, что возле полицейского участка толпится народ. Он вмешался в толпу и протолкался во двор вместе с поклажей.
— Уезжаете? — сказал один из полисменов.
— Переезжаю в другой район. Я было решил, что народ собрался поглазеть на какую-нибудь новую находку.
Полисмен кивком указал на толпу.
— Мы тут только что произвели арест в связи с убийством.
— Друса арестовали, — сказал Дугал.
— Его самого.
— Ну и правильно, — сказал Дугал.
— Конечно, правильно. Сама-то она шуму не делает, лежит себе и лежит, да пища начала пригорать. Соседи подумали, что у нее пожар, и взломали дверь. Как видите, туннель готов к открытию; вон и ступеньки проложены. Сейчас внутри налаживают проводку.
— Жаль, что я этого не застану. Вот бы пройтись по туннелю.
— Идите, если хотите. В нем всего шестьсот ярдов. Выйдете наружу у Гордон-роуд. Там караулит один из наших, он вас знает. Жаль было бы уехать ни с чем, коли вы так интересовались.
— Так я спущусь, — сказал Дугал.
— Не смогу вас проводить, — сказал полисмен. — Но я принесу вам фонарик. Пойдете все прямо и прямо. Всякие там монеты и прочие бронзовые изделия уже выбрали дочиста, остались одни неприбранные кости. Но как-никак, а внутри побываете.
Он отправился за фонариком. Из подземного хода выскочил юный помощник электрика с двумя жестяными кружками. Он пробрался сквозь толпу в кафе на другой стороне улицы.
Полисмен принес маленький фонарик.
— Отдадите констеблю у того выхода, чтоб вам не таскаться туда-сюда. Что ж, до свидания. Рад был познакомиться. Мне пора заступать на дежурство.
Подземный ход высотою в восемь футов недавно укрепили деревянными подпорками, между которыми теперь петлял Дугал. Подземный ход — его открыли для обозрения через несколько дней, а еще через несколько дней закрыли после трех скандалов из-за того, что сюда повадились ученики старших классов смешанной школы, — был устлан свежим гравием. По этому гравию еще никто не ступал, кроме рабочих и Дугала с вещами.
Пройдя полпути, Дугал опустил вещи на землю и стал рыться в куче костей, сложенных в нише на предмет уборки. Кость за костью он отобрал несколько берцовых, облепленных землей; потом взял фонарик в зубы и принялся жонглировать. Он управлялся сразу с шестью костями — подбрасывал и ловил, не уронив ни одной, и земля так и сыпалась с них.
Он поднял вещи и углубился дальше в душный туннель с запахом недавней дезинфекции. Он увидел впереди яркую лампу, стремянку и электрика, который зачищал провод на стене.
Электрик обернулся.
— Быстро слетал, Бобби, — сказал он.
Дугал выключил фонарик и поставил вещи на свежий хрусткий песок. Он увидел, что электрик с ножом в руке спускается со стремянки и направляет на него свой большой фонарь.
— Тревор Ломас, следи за мертвыми костями, кругом шастают покойники, — сказал Дугал и запустил подвернувшейся тазобедренной костью в голову Тревору. Левой рукой он вывернул ему кисть с ножом. Тревор брыкался. Дугал пустил в ход свой любимый прием: он вцепился правой рукой, как клешней, в глотку Тревору. Тревор отпрянул, споткнулся о Дугаловы вещи и выронил нож. Дугал подобрал нож, схватил вещи и побежал.
Неподалеку от выхода, когда большой фонарь уже остался далеко позади, Тревор догнал Дугала и ткнул его костью в глаз. Тогда Дугал сверкнул Тревору фонариком в лицо и кинулся на него, выставив увечное плечо и растопырив локти. Он снова применил свой особый прием. Правой рукой он сдавил Тревору горло, а левой нанес короткий удар в челюсть. Тревор осел наземь. Дугал посветил фонариком, подобрал с земли свои вещи и выбрался из подземного хода возле Гордон-роуд. Здесь он сообщил полисмену, что электрика разморило от духоты, он вконец сомлел и сидит на куче монашеских костей.
— Не смогу задержаться и помочь вам, — сказал Дугал, — как видите, спешу к поезду. Вас не затруднит вернуть этот фонарик в участок и поблагодарить от моего лица?
— Ушиблись? — спросил полисмен, поглядев на изукрашенный глаз Дугала.
— Наткнулся на что-то в потемках, — сказал Дугал. — Пустяки, синяк. Света нет, вот беда.
Он зашел перехватить стаканчик в пивную «Веселая вдова». Потом он дотащился с поклажей до Верхнепекхэмской улицы, взял там такси, переехал через мост и остановился у аптеки, чтобы перевязать подбитый глаз.
— Я рада, что он смотался, — сказала Дикси матери. — Хамфри переживает, а я рада. Теперь хоть он на свадьбу не придет. Мало ли что он бы там начал вытворять. Может, он кидался бы, как псих, на гостей и заставлял бы всех щупать свои шишки. Или, чего доброго, речь бы произнес. Или как начал бы прыгать и пошло себя вести. Мне он никогда не нравился. И Лесли нет. А вот Хамфри он нравился, так Хамфри теперь прямо узнать нельзя. Мистеру Друсу он нравился, и, нечего сказать, хорошо кончил мистер Друс. Бедняжке мисс Кавердейл он нравился. А Тревору нет. Но теперь-то чего беспокоиться. Правда, я здорово простудилась.
И вот Дикси подошла к алтарю в пышном платье с оборками и обратила к священнику свой носик, чуть красноватый от простуды.
— Берешь ли ты эту женщину себе в жены?
— Откровенно говоря, нет, — сказал Хамфри, — не беру.
Дугал мог бы прочесть об этом в газетах. Но он уже отбыл в Африку, чтобы снабдить всех знахарей магнитофонами по сходной цене.
— В наши дни, — говорил Дугал, — ни один порядочный медик не может обойтись без портативного магнитофона. Не будь под рукой этого новейшего средства, которое к тому же легко укрыть в тропических зарослях, прежнее доверие к вождям племени давно бы рухнуло под напором нынешнего беспринципного скептицизма.
О дальнейшей жизни Дугала можно бы многое порассказать. Он вернулся из Африки и стал послушником францисканского монастыря. Прежде чем его оттуда попросили, настоятель пережил острое нервное расстройство. И несколько братьев нарушили обет послушания действием, а другие обеты — в помыслах своих; и понапрасну Дугал клялся, что он всего-навсего изгнал из них бесов. Тогда, экономии ради, ибо в душе он был бережлив, он собрал кой-какие клочки своего богатого опыта беспутства, составил из них уйму дурацких книжонок и весьма преуспел в жизни. Он так и не женился.
На другой вечер после того, как Хамфри в одиночку расположился провести медовый месяц в фолкстоунском отеле, в здешний бар зашел Артур Кру.
— Девочка убивается, — сказал он Хамфри.
— Лучше поздно, чем никогда, — сказал Хамфри. — Передайте ей, что я вернусь.
— Она во всем винит Дугала Дугласа. Ты один или с ним?
