Смена ролей
Может ли произойти обновление нации без писателей, философов, ученых, художников? Может ли сформироваться новый дух без своих важнейших частей? Так как нельзя обойти молчанием, что почти все, кто до вчерашнего дня был носителем достоинства и бремени духа, ведут себя по отношению к нынешней данности частью враждебно, частью недоверчиво, частью выжидающе. Исключения не в счет, особенно если учесть приманки и угрозы, поставленные перед духом. В чем дело: может быть, они не понимают своего времени или время не понимает их? О чем ни спроси, духовная Германия объята молчанием, в то время как Германия политическая (не только) оживленно утверждает, что она обновила дух (но и то, что она его уже необыкновенно обновила еще до того, как государственная новостройка вознеслась над фундаментом). Да, многие представители духа еще высматривают возможности политических перемен, которые бы вновь их поддержали. Произошла странная смена ролей (и эта революция войдет не только в политическую, но и в духовную историю).
Зависимость духа
В руководстве движением можно различить две духовные тенденции, хотя они и являют собой некое единство: одна из них консервативная, другая революционная; после захвата власти первая не прочь склонить дух к сотрудничеству, а вторая как бы заявляет духу: если ты не хочешь убраться сам, то ты уволен! (Не хочешь быть мне братом сам, получишь палкой по мозгам!) Во всемирной истории и у той, и у другой тенденции есть свои прототипы. Дух поддается влиянию политики, он даже позволяет себя уничтожать и производить - и, несмотря на это, стоило бы знать дух получше; он упорен и коварен (воспитанию не поддается) - окольными, донельзя окружными путями он все же вновь и вновь возвращается к своему исходному состоянию; это следовало бы знать тем, кто хочет делать политику без потерь.
Сожжение Александрийской библиотеки, разрушение греческих скульптур совершеннейшие примеры того, как можно согласовывать дух со всеобщим развитием. На своей высокой стадии развития дух был зависим от таких институтов, как библиотеки и школы, а люди, которые его воплощали, через всеобщность были зависимы от благоволения и терпимости. И, выражаясь суммарно, изменений в прихоти времен оказалось достаточно, чтобы все это отбросить. Явилось дитя духа, непохожее на отца. Со странным, глубоко патологическим обликом. 1000 (?) лет спустя, повзрослев, оно приняло образ человека. О если бы это дитя старалось побольше узнать о своем родителе. [...]
11) Я столь же мало подготовлен писать об этом, как и всякий другой.
Я стремлюсь лишь исполнить свой долг.
Чемберлен. Остроумен и несостоятелен.
Рембрандтовский немец. Оба облагодетельствованы "системой".
Юнгер, Блюер - тоже.
Все они - составные части нынешней бесформенной мешанины. До вчерашнего дня - составные части интеллектуальности.
То, что до сих пор проявилось, малоценно. [...]
12) Наряду с этим - рост апокрифической литературы. Сожалею, что недостаточно хорошо с нею знаком, чтобы представить ее исторически, но ведь то, что я пишу, должно быть истолковывающей (и посреднической) исповедью о моих впечатлениях, и к тому же, если не упускать из виду методических критериев, по отдельным случаям можно сделать заключение о всеобщем. Многочисленные составные части мешанины:
а) Это типично сектантская литература. Образцовая, всезнающая и параноидная. Чувствует, что ее не заметили.
б) Под это подсовывают иные, а не реальные основания. Религиозная реакция на свободомыслие, масоны. Концепция массового антисемитизма как реакции на эмансипацию. Шовинистическая идея, согласованная с политикой. Подчеркивание расовой общности, великого общего прошлого. Романтизм, от которого отсечено его народное начало. Романтическо-исторический Вагнер. [...]
г) Литература: нельзя забывать, что период победоносного либерализма мало что дал Германии. Ницше был антиподом этого периода. Геббель?
Семейно-журнальная литература.
Поворот пришел извне, породив, однако, сильные собственные движения.
Тогда у социализма была определенная сила, присущая молодости. Позднее он был перекован на националистский лад, и в этом отношении представителен Гауптман.
Семейно-журнальная литература оставалась. Количественно она была по крайней мере столь же влиятельна, как и другие.
Она пространственно выиграла в последующую эпоху спада. Из педагогических, а также из политических источников исходящее отечественное движение.
Высокая литература не пробилась и не стала примером. Естественно. Отношения были не такими, какими они должны были быть.
Инфантильность бульварщины.
Наряду с отдельными, частью заслуженно, частью незаслуженно высоко ценимыми писателями сформировался так называемый асфальт с пластами почвы на обратной стороне.
Можно описать так: асфальт - хорошая литературная традиция - выродился; почва - лжелитературная традиция с достопочтенными устремлениями.
Видно, что не так просто разыграть одно против другого.
13) Следует отметить два итога:
а) Примат морали. Что безусловно радует. Существование должно быть наполнено смыслом и волей. Место Свободного Рынка, который годился за недостатком другого, должен занять Лучший Рынок. Отдельные индивиды обязаны усвоить ответственность за нацию, а нация, хочется надеяться, будет ответственной за индивидов.
б) Тесная связь этой прекрасной движущей силы с сектантскими отдельными настроениями. Достаточно наглядевшись на антисемитизм, мы видим сейчас начало культурной чистки. Она выражает презрение к действительно духовным достижениям и подвергает переоценке условно-обусловленные незначительные достижения.
14) Слышны успокаивающие голоса, что все это, мол, только эксцессы, издержки, брожение фруктовой массы.
Насколько я знаю предысторию, это не так. У движения есть только две возможности:
Изменить своей вере. Пойти на компромиссы. Под компромиссами я понимаю изменения по указке других.
Изменить свою веру или разрушить немецкий дух. Сознательно и по собственной воле. Как военачальник, подчиняющий обстоятельствам не только свою тактику, но и цель операции.
В связи с этим я хотел бы поставить на обсуждение несколько вопросов.
15) До сих пор я говорил о "нас, духовных", о духе и тому подобном, что, конечно, не должно иметь ничего общего с моей собственной самооценкой. Но вопрос не обойти; существует ли нечто подобное духу, что было бы относительно независимо от политики и от собственных (культурно-политических) групповых формаций?
Ведь возражения тут как тут: дух воплощался и бюрократами. И дух попахивает интернационализмом, в то время как он на самом деле происходит лишь из плоти и крови народной жизни.
Ну а я не бюрократ, я был в оппозиции. [...].
1933
ДОКЛАД. ПАРИЖ
Перевод С. Власов.
Вопрос о том, как защищать культуру и от чего защищать культуру, неисчерпаем. Потому что это проблема бытия и становления культуры и - точно так же - вреда, причиняемого и другом, и врагом.
То, что я здесь и сегодня собираюсь сказать об этом, - внеполитично. Всю жизнь я держался в стороне от политики, потому что не чувствую в себе способностей к ней. Возражения о том, что она, дескать, требует участия каждого, поскольку представляет собою нечто каждого касающееся, я понять не в состоянии. Санитария и гигиена тоже касаются всех, но я никогда не высказывался о них публично, потому что столь же мало ощущаю в себе призвание быть гигиенистом, как и хозяйственным руководителем или геологом.
Итак, подступая к границе между политикой и культурой, я беру за основу подданного в неосложненном положении, однако и таковой - причем я думаю о поэте немецкого глагола как примере мне наиболее близком - не находится в неосложненном положении к высокому политическому представительству нации. Ее наивысшее представительство требует от него сейчас, как известно, полной субординации, характеризуемой словом, от которого были, по-видимому, избавлены немецкие бабушки и дедушки, и именуемой "тотальной". Сия подчиненность ему, однако, не только вполне понятным образом воспрещена, если он живет в каком-либо ином государстве, нежели немецкий рейх, но от него тогда требуют некоей особой культурной субординации. Так моя австрийская родина, например, в большей или меньшей степени ждет от своих поэтов, чтобы они были певцами австрийского отечества, и находятся специалисты-конструкторы от истории культуры, доказывающие нам, что австрийский поэт всегда представлял собою нечто иное, чем поэт немецкий.
В других странах происходит похожее, и различнейшие отечества с их притязаниями и политико-социальными концепциями развития отвели понятию культуры функционально-подчиненную роль.
Отсюда вопрос, принимающий различные формы, но остающийся по сути все тем же: выделимо ли содержание понятия "культура" (как бы в виде некоего "остатка") путем слущивания с национальной, буржуазной, фашистской, пролетарской культуры всего национального, буржуазного и т. д. или же обозначаемое этим понятием есть нечто самостоятельное, способное реализовываться на различный манер?
