Она танцевала, как покорная королева. Вдохновенная похоть в покачивании бедрами… Именно Лолу клиенты выбирали реже остальных танцовщиц: слишком высокий класс не шибко возбуждает!
Лола не блистала оригинальностью в диалогах с клиентами, но выходила из положения, употребляя всякие грязные словечки, которые знала она одна. Те, кто попадался на ее крючок, возвращались не реже раза в неделю, Лола почти сводила их с ума — она была не только талантливой танцовщицей, но и великой мастерицей говорить непристойности. Лола не жульничала, и крыша у нее была на месте: она вела себя одинаково за сценой и на сцене. Блистательная, доверчивая, как ребенок, жадная до жизни. А в глубине зрачков — мука, жестокая боль, которые Лола не пыталась скрыть от мира. Ей и в голову не приходило мухлевать: она выставляла напоказ и растерянность, и задницу, и издевку над жизнью.
С одиннадцати утра мы не вылезали на свет божий. От мертвенно-белого зимнего солнца слегка закружилась голова.
Зимний декабрьский день был удивительно хорош. На набережной Соны в рыбном ресторане даже выставили столики на открытой террасе. Девушки на улицах, словно вспомнив о лете, демонстрировали ножки и наряды.
Масео повизгивал от счастья и рвался с поводка. Было что-то несуразное в столь бурной радости этой огромной мощной зверюги.
На Роберте было короткое яркое платье, она напоминала картинку из модного журнала. Ей нравилось привлекать взгляды посетителей баров — как будто она не выставляла себя напоказ по восемь часов кряду в заведении.
Мы остановились перед фотоателье, где работала Лора — "экспресс-проявка и печать за 1 час". Укрывшись в задней комнате от посторонних взглядов, она колдовала над большими ванночками.
Уставившись в пол, Лора поблагодарила нас за собаку. Ее маленькие красные, слегка влажные ручки безостановочно судорожно шарили под прилавком, как будто она что-то искала. Пес вертелся вокруг Лоры, пихал ее толстым задом, отчего ноги девушки казались еще более хрупкими. Она скомандовала Масео: "Тихо!" — голос прозвучал спокойно и твердо, совсем на нее не похоже, — и гигант мгновенно подчинился.
Маленькая, хрупкая тихоня, Лора была слегка чокнутой — вид безумия, свойственный спокойным и цельным людям. Ее длинные волосы вились шелковистыми локонами, нежная кожа светилась, как тончайший фарфор. Лора была тупо, болезненно, раздражающе застенчива.
Говорить нам было особенно не о чем — Лора не отличалась болтливостью. Она никогда не смотрела вам прямо в глаза, а если я — из чистой вредности — все-таки ловила ее взгляд, возникало ощущение, что от этой девки исходит удивительная сила. То, что я порой угадывала в ее зрачках, завораживало.
Когда мы выходили, Роберта — Лорин магнетизм на нее не действовал — бросила мне:
— Она все безумней с каждым днем.
Я промолчала, и Роберта продолжила:
— Кэти видела, как Саид выходил от Стеф и Лолы. Ты в курсе, что они знакомы?
— Да нет, хорошо хоть ты просветила.
В нашем квартале все за всеми следили, не было ни одной новости, ни одного события, которое не обсосали бы и не раздули в тот же день, как оно случалось.
Саид, Лорин дружок, был из старожилов. Милый, любезный — и как родной со всеми. Не водился ни с ворами, ни с дилерами, и меньше всего — со шлюхами и стриптизерками. Мы каждый день пересекались в "Аркаде", куда он приходил выпить кофе, — хозяин был его соседом и приятелем. Саид редко вступал в разговоры с окружающими, казалось, собеседники всегда забавляют его. Этот парень мог покорить любого — на раз, за здорово живешь, он воодушевлял людей, мгновенно подчинял их своему обаянию.
А Роберта все разглагольствовала:
— Интересно, откуда они знают друг друга, наши птички никуда не ходят… Да и Саид не так много шляется. Но у них бывает каждый день. Кэти сказала, что…
Уже много лет мы с Робертой странным образом совпадаем — болтаемся в одних и тех же барах, работаем в одних и тех же заведениях. Мы близки, хоть и без сердечной привязанности.
Из распахнувшейся двери "Аркады Дзен" в лицо пахнуло теплом. Я проводила в этом баре столько времени, что на секунду показалось: вот, вернулась домой, на столе горячий ужин…
Бармен Матье протянул через стойку руку:
— Все хорошо?
— Могло быть и хуже. А ты как?
— Не жалуюсь. Что выпьешь?
Мирно, накурено — спокойная послеобеденная обстановка, тихий гул голосов. Посетителей мало, никто никуда не торопится. Позже атмосфера переменится, но спиртное потечет ручьем, так что смену темпа никто не заметит.
Я заказала кофе и положила на стойку газету. Вошел высокий темнокожий парень с белыми волосами, кивнул Матье. Он приходил сюда каждый вечер, всем улыбался, но никогда ни с кем не заговаривал, заказывал пиво, минут десять стоял у стойки, держа кружку в руках, но не делая ни глотка, и разглядывал публику. Потом залпом выпивал содержимое и уходил. Он всем нравился, потому что был похож на пожилого джазмена, с изжеванным лицом, в поношенном костюме, но никто ничего о нем не знал.
Матье начал готовить мне кофе: он приплясывал на месте, открывая ящик для гущи, чистил фильтр, постукивая по краю стола. Матье был немногословным парнем, да и вообще мы так часто виделись, что вполне могли позволить себе роскошь просто помолчать вдвоем.
Он поставил на стойку коричневую чашку, пододвинул ко мне вазочку с арахисом. Я кивнула в знак благодарности, оторвавшись от чтения, и отправилась за свой столик в глубине зала, рядом с бильярдом.
Два подвыпивших здоровяка кружили вокруг залитого мягким светом стола, пытаясь сыграть партию, двое других подпирали стену в ожидании своей очереди.
Серьезные лица над зеленым сукном, сосредоточенный взгляд прищуренных глаз — удар нужно точно рассчитать, мягкие движения склонившихся под прямым углом тел.
Матье нес два стакана виски, танцуя между столиками. Он двигался расслабленно и бесшумно, стараясь ничего не свалить. Подсел ко мне за столик, как всегда слегка возбужденный, начал отбивать такт, барабаня пальцами по столу. Infections Groove is in the House[1].
Мы молча сидели рядом, потом "хором" потянулись каждый за своим стаканом.
К нам за столик подсели Стефани и ее темноволосая подружка-барменша, манерная девица с пухлым ртом. Они весьма язвительно обсуждали Кэти, которую Организация ангажировала в фильм категории "X". Разговор шел на полном серьезе, ни дать ни взять — члены жюри, вырабатывающие общее мнение. Стефани высказывала сомнение:
— …ты же понимаешь, завтра у нее все переменится, а из этого дела так просто не выпрыгнешь…
Организация владела множеством заведений, в том числе "Эндо", "Аркадой" и баром, где подвизалась брюнетка, наложив не без труда лапу на весь секс-бизнес в городе. Добившись монополии, они душили в зародыше любую конкуренцию. Сейчас они нанимали девиц для нового дела — производства видеофильмов. Роберта и губошлепая брюнетка дорого бы дали за возможность участвовать в съемках. Вокруг актрисулек, играющих в тяжелом порно, всегда царит ажиотаж, так что девки находили более пристойным демонстрировать свои задницы на видео, чем выставлять их напоказ живьем. Брюнетка привередничала:
— Я бы не хотела, чтобы меня выбрали исключительно в угоду моде… Кэти им нужна только из-за моды на Лолит, сделает два-три фильма — и все будет кончено… Предпочитаю дождаться, когда меня возьмут за индивидуальность… Ты согласна? Главное — избежать фальшстарта.
Они дудели в одну дуду, доказывая друг другу, что завидовать нечему, да они и не завидуют.
Роберта посмеивалась:
— Если нужно выглядеть малолеткой, чтобы тебя заметили, — благодарю покорно! Предпочитаю быть настоящей женщиной…
Брюнетка подхватила, махнув рукой с идеальным маникюром:
— Да, в Организации меньше всего интересуются твоими достоинствами и талантами, тут важны блат и привилегии… Лично я не участвую в подобных делишках.
Матье тут же откомментировал:
— Тебе повезло, дорогая! Знаешь, "делишки" не каждому по зубам…
Мило улыбнувшись ей, он встал и отправился к себе за стойку, собрав по дороге со столов пустые стаканы.
Всем в округе было хорошо известно, кому благоволит Организация, так что мое присутствие было явно неуместно в этой "школе злословия".
Взяв стакан, я ушла из-за столика.
Саид сидел на табурете у стойки, рядом с кассовым аппаратом, и играл в кости с официантом.
Этот парень одевался черт знает во что, но умел носить португальское старье с королевским шиком и выглядеть так, словно на нем лучший костюм самой дорогой марки. Он держался прямо, даже когда горбился, умел выглядеть одновременно жестким и вкрадчиво гибким. Как боксер на ринге или бомба на взводе, готовая в любой момент взорваться.
