Ознакомительная версия.
С Ксюшей опять оставалась бабушка Лида. Они даже погуляли, было так солнечно и тепло!
Мама уговаривала меня поесть чего-нибудь, но я не могла. Вот уже два дня я не могла ничего проглотить. Не мог Антон – не могла и я… Но всё же пару оладушков маме удалось скормить мне, и только тут я поняла, как я была голодна.
(Кстати, позвонила ребятам в Новый домик. Они не высказали ни малейшего огорчения по поводу Антоновой болезни. Вроде, завтра уезжают. Попросила их убрать за собой. Сказали: “Конечно”.)
* * *
…А вечером приехал Гавр, и мы его огорошили невесёлой нашей новостью.
А Ксюша была весёленькая: разбирала с папой грибы, которые он привёз нам из бавыкинского леса, уминала за обе щеки пирог от бабушки Муси, хрустела яблоками из бавыкинского сада, была оживлённой и здоровой.
Потом я её уложила спать; она быстро заснула. А в полночь, когда я уже тоже собралась ложиться, она вдруг стала сильно кашлять и плакать. Я её взяла на руки, она дремала у меня на коленях, но даже и в сидячем положении дышалось ей тяжело.
И я поняла: “Началось…”
Ночь была беспокойной. Ксюша хрипела во сне, несколько раз принималась плакать. Было ясно, что она заболела.
Господи, помилуй мою девочку! И моего мальчика…
* * *
Утром пришёл участковый врач и сказал: “Обычное ОРЗ. Кашель оттого, что насморк стекает по задней стенке горла. Да, мазки, конечно, возьмём, но напрасно вы так волнуетесь. Ну да, у сына дифтерия. А у Ксюши – ОРЗ, ничего страшного.”
Но сердце у меня было не на месте.
Пришли, взяли мазки. Мы с Гавром сбегали в поликлинику и тоже сдали мазки.
Гавр съездил к Антоше. Тот весь в переживаниях из-за тусовки… Решили, что Гавр её всё же проведёт. Чтобы влить в Антона радость – для скорейшего выздоровления.
* * *
Ксюша весь день ничего не ела и не пила, лишь пару глотков чаю. Лекарство, прописанное участковым врачом, глотать отказалась. На неё это было не похоже: она всегда глотала любое лекарство. А тут – наотрез!
И я её стала готовить… к больнице. Я понимала (сердцем чувствовала), что это не ОРЗ. По крайней мере – не только ОРЗ.
Весь день я рассказывала Ксюше байки о том, как хорошо и интересно лежать в больнице, в особенности – без мамы. (Я-то понимала, что нас вдвоём не положат, ведь ей уже пятый год). Мне было ясно, что больницы Ксюше не избежать. Я рассказала про каждого из нас: кто, когда и почему лежал в больнице. Рассказала, как Анюта, её старшая сестра, обожает лежать в больнице (это действительно так – с детства обожает!) Главное то, что в больнице можно подружиться!
Ксюша, которая весь день провела в постеле, с жадностью впитывала мои рассказы и без конца просила повторить то один, то другой. Она была в восторге! Она уже хотела в больницу и совсем не боялась её. (Это я боялась!) А Ксюша без конца просила: “Расскажи ещё раз про больницу”. И её глазки горели любопытством и интересом.
Когда Ксюша задремала, я собрала вещички для больницы: одёжку, её любимую книжку про обезьянку Тото и маленький складень с молитвой.
А к вечеру ей стало хуже. Поднялась температура. Я её уложила рядом с собой на тахте. Ночью Ксюша опять хрипела, и было страшно.
Утром Гавр поехал к Антону в больницу, а оттуда собирался на работу.
Ксюша проснулась вялая, бледная. “Ничего не хочу. Совсем ничего…” – “Ну, хоть глоток чаю! – умоляла я её. – С сухариками. Или морса. Ксюнечка, тебе ведь лекарство надо принять”. – “Ничего… не хочу… ничего…”
Я измерила ей температуру. Тридцать девять! А ведь это ещё утро… Кошмар!
Посмотрела её горло. Ещё вчера оно было чистое, но сегодня… На миндалинах и на задней стенке горлышка я увидела тот же страшный серо-зелёный налёт, что у Антоши. Нет, не зря я собрала вчера вещички для больницы. Это не ОРЗ.
И опять бабушка Лида вызывала нам “скорую”, а я дозвонилась в Антошино отделение и умоляла медсестру, чтобы как только Гавр приедет навещать сына, тут же отправить его домой…
“Скорая” и папа приехали одновременно. Врач “скорой”, хмурая недовольная тётка лет пятидесяти, узнав, что вчера у нас уже был участковый врач, тут же сделала мне выволочку: “Ну, вот и лечитесь у своего врача! Нас-то зачем вызывать?”
– Но у моего ребёнка не ОРЗ, у неё дифтерия! Нам нужно в больницу!
– С чего это вы взяли? – бухтела тётка. – Вот будут готовы мазки, тогда ясно будет: дифтерия или нет. А пока принимайте лекарство, которое вам ваш врач прописал. Лечитесь!
– Но она не может глотать!
Тогда тётка полезла в Ксюшино горлышко и стала соскребать налёты. Делала она это грубо и ожесточённо. Ксюша зашлась в плаче… Её стошнило. “Гавр, Гавр! помоги нам!”
– Мы дома не останемся, – сказала я тётке. – У моего ребёнка ДИФТЕРИЯ!
Тогда тётка, непрерывно ворча, пошла звонить по телефону. Я думала: она ищет для нас место в больнице. Но оказалось, что она вызвала другую “скорую”, а сама… уехала!
На смену ей приехала ласковая Наташа, как будто сто лет знакомая, хотя мы видели её в первый раз. Но ей Ксюша горлышко уже не показала. Плакала, сцепив зубы. Но Наташа мне поверила. И стала звонить, искать место. Нашла. В той же, где Антон.
* * *
И вот уже нас везут в Первую Клиническую на Волоколамке. Везут через Иваньковский лес. Наш любимый… Как будто специально, чтобы доставить Ксюнечке радость. Прекрасный, роскошный день бабьего лета, а в сердце – ужас.
Мы с Гавром решили, что будем просить и настаивать, чтобы меня положили вместе с Ксюшей. Хотя известно, что с такими “взрослыми” детьми мам не кладут. Но будем пытаться. Я про себя решила, что я от Ксюши не уйду: устроюсь санитаркой, буду ночевать на коврике у её кроватки… Как угодно – только быть рядом с моей девочкой. Всю дорогу до больницы горячо молилась об этом…
…Когда наша “скорая” въехала во двор Первой Клинической, я вспомнила любимое выражение мамы Гавра, бабушки Муси, и невесело пошутила: “Семья вместе – сердце на месте”. Детское дифтерийное отделение рядом с Антошиным, в соседнем корпусе. Ещё позавчера, проходя мимо него и глядя на зарешёченные окошки второго этажа, из которых выглядывали детки и что-то кричали своим мамам, стоящим внизу, я подумала с замиранием сердца: “Неужели?…”
И вот мы здесь, с Ксюшей. К боксам-распределителям – длинная очередь “скорых”. Улыбчивая Наташа ходила куда-то, пытаясь ускорить наше попадание в распределитель, – безрезультатно. Стоим, ждём… Полчаса, сорок минут… Когда выезжали из дому, у Ксюни было тридцать девять. По дороге она вспотела, температура немного спала. Но сейчас опять начинает неуклонно повышаться…
* * *
…Итак, было 20 сентября 1994 года, мы сидели в “скорой” в длинной очереди к распределителю и высматривали в окошко Колю Шастина: он обещал подъехать и помочь с Ксюшиным устройством. (По крайней мере, так понял Гавр, когда звонил Коле перед нашим выходом из дома).
Коли не было. И я пошла к центральному входу, посмотреть: вдруг он нас ждёт там, а мы уже здесь. Шастина не обнаружила, но зато встретила священника, который шёл по двору в полном облачении. Он нёс в руках Чашу с Дарами. (Потом я подумала, что этого не могло быть, но я увидела именно Чашу с Дарами!). Батюшка был из храма Всех Святых, что на Соколе. Я очень обрадовалась этой встрече, подумала, что Всехсвятский храм, видимо, окормляет эту больницу, и тут же стала просить Гавра, чтобы он нам обязательно привёз батюшку сюда – причастить Ксюшу и Антона.
…И вот мы, наконец, в боксе-распределителе. И я так робко-робко спрашиваю:
– А мне можно с ребёнком остаться?… Она у нас не совсем обычная девочка: она с незнакомыми не разговаривает и из чужих рук ничего не берёт. Так что, никто, кроме меня, дать ей лекарство не сможет…
– Пожалуйста, – неожиданно говорит врач. – Отчего же нет? Да, а прививка у вас есть?
– Нет. Прививки нет.
Врач на минуту задумалась… Эта минута тянулась слишком долго, терзая мне сердце. Наконец, врач сказала:
– Ладно. Прививку вам сделают здесь. Скажете своему лечащему врачу, и вам сделают.
О, какое это было счастье! Это было действительно счастье: то, что нас с Ксюнечкой не разлучили. Счастье было так огромно и неожиданно, и от своей неожиданности просто ошеломляюще, – что все последующие испытания происходили как бы ВНУТРИ этого огромного СЧАСТЬЯ. Да, было больно, было трудно, было страшно, но мы с Ксюшей ни на минуту не переставали ощущать огромности свалившегося на нас подарка: МЫ – ВМЕСТЕ! “Господи, какое счастье!” – твержу я уже 22-й день нашего заточения.
Всё равно я бы не оставила свою девочку здесь одну. Но я приготовилась сражаться, вырывать это право когтями, слезами, мольбами, всеми доступными способами: обещаниями мыть полы во всём отделении, спать на коврике… И вдруг – такой Божий подарок!
Ознакомительная версия.
