– Знаешь ли, Джин, – сказал, он, – это может худо обернуться для бедняги Годфри и для Чармиан. То есть я никак не возьму в толк, с чего это вдруг тебе захотелось после стольких лет предать Чармиан.
– Мне и не хочется, – возразила она, – но я это сделаю, Алек.
– Да Годфри и так, наверно, знает, – сказал он.
– Знают об этом только Чармиан, Гай и я. Еще Лиза Брук знала, и очень жестоко шантажировала Чармиан. Из-за этого Чармиан и попала тогда в нервную клинику. А Гай Лит женился на Лизе прежде всего затем, чтобы ее умаслить и отвести от Чармиан угрозу скандала, и, хотя женаты по-настоящему они никогда не были, все же в брак этот Гай вступил ради Чармиан, тут, спору нет, его заслуга. Вот у кого обаяния было подлинно через край.
– Он и сейчас не без обаяния, – сказал Алек.
– Да? Впрочем, не сомневаюсь. Так, Алек, ты запиши, ладно?
– Джин, ты об этом пожалеешь.
– Алек, если ты откажешься, мне придется просить даму Летти, а уж она не упустит случая испортить Чармиан как можно больше крови. По-моему, необходимо избавить Годфри Колстона от нравственной робости перед Чармиан – ну хотя бы попытаться. Я думаю, если он узнает о неверности Чармиан, то перестанет бояться разоблачения. Пусть его идет к Чармиан и злорадствует. Пусть его...
– Чармиан будет поражена. Она тебе доверяет. – Он, казалось бы, выдвигал возражения, но она-то знала, как его затрагивает и раззадоривает ее просьба. Бывало, он без зазрения совести чинил любые неприятности для утоления собственного любопытства, пусть-ка теперь сослужит ей службу.
– Есть время хранить верность и время скончания верности, и Чармиан пора бы об этом знать, – сказала она.
Он взглянул на нее с особым любопытством, как бы выискивая в ее лице что-то ранее не замеченное, некую потаенную зависть.
– Чем религиознее человек, тем больше он меня озадачивает. И я все-таки думаю, что Чармиан будет очень неприятно.
– Чармиан тоже религиозная женщина.
– Нет, всего-навсего женщина со своей религией. – Ему всегда казалось странным, что мисс Тэйлор, воцерквившись лишь затем, чтобы сделать удовольствие Чармиан, стала куда более истовой католичкой.
Он зафиксировал все, что желала сообщить мисс Тэйлор.
– Объясни ему, – сказала она, – что сведения исходят от меня. Руки плохи, а то бы я сама написала. И передай от меня же, что ему нечего бояться миссис Петтигру. Вот несчастный старик.
– А ты Чармиан когда-нибудь завидовала? – спросил он.
– Еще бы, – сказала она. – Бывало.
Записывая подробности любовной связи Чармиан, Алек прикидывал, согласится ли Годфри Колстон измерить пульс и температуру до и после разговора. Скорее, пожалуй, не согласится. Гай в этом смысле пошел навстречу, но Гай уж такой человек. А все-таки попробовать.
* * *
– Вы знаете, Тейлор, – сказала дама Летти, – я чувствую, что мне больше не по силам вас навещать. Эти негодяи меня просто допекли, и к тому же теперь, когда я толком не сплю, нервы мои не выдерживают этого зрелища старческого распада. Очень все-таки удивительно, зачем их сохраняют в живых за счет государства.
– Я, со своей стороны, – сказала мисс Тэйлор, – была бы рада-радешенька спокойно умереть. Но доктора, услышав это, пришли бы в ужас. Они так гордятся новыми препаратами и новыми методами лечения – у них все время что-нибудь новое. Иной раз боязно, что при нынешних темпах развития науки и умереть-то не удастся.
Дама Летти взвесила это заявление, чересчур, пожалуй, легкомысленное. Взвешивая его, она грузно пошевелилась в кресле, насупилась и подвыпятила дряблые губы.
– Разумеется, сберегать людям жизнь всегда хорошо, – подкинула удобную фразу мисс Тэйлор.
Дама Летти поглядела на долгожительниц, которые как раз в это время были совершенные паиньки. Одна старушечка сидела в кровати и распевала что-то вроде песни; другие принимали посетителей, которые большей частью отсиживали положенное время со своей древней родней без особых разговоров, изредка прерывая молчание какой-нибудь семейной новостью, громким голосом сообщенной полуотсуствующим родственникам, и безучастно выслушивали, как те отзывались клохтаньем, гуканьем или чем-то более осмысленным. Прочие долгожительницы пристроились в дальнем углу у телевизора, смотрели и высказывались. По совести, ни на кого из них нельзя было пожаловаться.
Однако Летти с первых минут была нервозней обычного. Она не обратила внимания на приветствие мисс Тэйлор, придвинула кресло вплотную к постели и начала без обиняков:
– Тэйлор, мы все вместе ездили к Мортимеру. Это была совершенно бесполезная...
– Да, да, мистер Уорнер мне говорил вчера, что...
– Абсолютна бессмысленная. Мортимеру доверять нельзя. Полиция, конечно, покрывает его. Он, должно быть, обзавелся сообщниками: один, видимо, юнец, другой – человек средних лет, шепелявый, затем еще иностранец, потом...
– Главный инспектор Мортимер, – сказала Тэйлор, – всегда казался мне сравнительно нормальным человеком.
– Нормальным – еще бы нет, конечно, он нормальный. Я и не говорю, что ненормальный. Я сделала большую ошибку, Тэйлор, когда оповестила его, что он упомянут в моем завещании. Он всегда так нарочито вникал в комитетские нужды, такой был отзывчивый. Теперь-то я раскусила все его расчеты. Он не ожидал, что я так долго проживу, и вот ищет способа запугать меня и сжить со свету. Я его, разумеется, вычеркнула из завещания и окольным путем дала ему об этом знать – в надежде, что он уймется. Но он, наоборот, озлобился и утроил свои усилия. Прочим всем звонят лишь для прикрытия, понимаете, Тэйлор, это ложные звонки, для прикрытия, понимаете? И похоже, Эрик орудует с ним заодно. Я писала Эрику, и он ничего не ответил, что уже само по себе подозрительно. Словом, их главный объект и настоящая жертва – это я. Мало того, они пошли дальше. Вы помните, недели три назад я распорядилась, чтобы мне отключили телефон?
– Да-да, – сказала мисс Тэйлор, прикрыв утомленные глаза.
– Ну так вот, вскоре после этого я как раз ложилась спать и могу поклясться, что услышала шум возле окна спальни. Как вы знаете, окно мое выходит...
С месяц назад дама Летти взяла в обычай каждый вечер перед сном обыскивать свой дом. Лишняя предосторожность никогда не помешает. Она обыскивала дом сверху донизу, шарила под диванами, заглядывала под кровати, раскрывала шкафы. И все равно повсюду раздавались скрипы и непонятные звуки. Ночной обыск сада и дома занимал минут сорок пять, и к концу обыска дама Летти так уставала, что ей не под силу было успокаивать свою горничную. Через неделю такой жизни Гвен объявила, что в доме водятся привидения, а дама Летти – полоумная, и сбежала.
Так что, когда дама Летти навестила мисс Тэйлор в лечебнице Мод Лонг, долгожительницы пришлись ей отнюдь не под настроение.
– Я бы на вашем месте, – отважилась заметить мисс Тэйлор, – все-таки известила бы полицию о своих подозрениях. Если кто-то норовит забраться в дом, то полиция, конечно же...
– Полиция, – объяснила дама Летти изнеможенно-терпеливым голосом, – покрывает Мортимера и его сообщников. В полиции вообще рука руку моет. И Эрик заодно с ними. Они все заодно.
– Хорошо бы вам немного отдохнуть в санатории, где-нибудь на природе. Вы, должно быть, очень вымотались.
– Это мне-то? – изумилась дама Летти. – Нет, Тэйлор, пока все физические способности при мне и я могу передвигаться на собственных ногах, никаких санаториев. Я ищу новую горничную, женщину постарше. Теперь так трудно найти кого-нибудь – им всем подавай телевизор. – Она поглядела на престарелых пациенток, обсевших телеэкран. – Пустейшая растрата государственных средств. Омерзительное изобретение.
– Право же, именно для подобного случая изобретение как нельзя более уместное. Он их целиком занимает.
– Тэйлор, я к вам больше прийти не смогу. Это чересчур выбивает меня из колеи.
– Поезжайте отдохните, дама Летти. Забудьте вы о своем доме и о телефонных звонках.
– Даже частный детектив, которого я наняла, стакнулся с Мортимером. Мортимер всем этим заправляет. А Эрик...
Мисс Тэйлор промокнула больной глаз под очками. Ей хотелось закрыть глаза и отдохнуть, она никак не могла дождаться звонка, обрывающего час посещений...
– Мортимер... Мортимер... Эрик... – продолжала дама Летти. Мисс Тэйлор почувствовала, что теряет всякое терпение.
– Как я понимаю, – сказала она, – звонит вам по телефону сама Смерть, извините за метафору. И совершенно ума не приложу, дама Летти, как это можно пресечь. Раз вы не помните о смерти, то смерть сама вам о себе напоминает. И коли уж вам эти напоминанья не под силу, то лучше всего езжайте отдохните.
– Вы, кажется, совсем рехнулись, Тэйлор, – сказала дама Летти, – и я больше ничего не могу для вас сделать.
Она вышла из палаты, потребовала к себе старшую сестру и сообщила ей, что, по всей видимости, мисс Тэйлор утратила рассудок и подлежит усиленному наблюдению.
