- Что же ты держишь меня в темноте? Зажги свет! - услыхала она повелительный голос своего бывшего атамана. Она схватила щипцы, достала из печи уголек и засветила масляную лампу. На свету ее мысли вмиг обрели порядок. Она увидала пистолет в руке Шведского Всадника, а злой огонек в его глазах, памятный ей по прежним временам, окончательно прояснил для нее, зачем он пришел. Она поняла, что речь идет о ее жизни и смерти. И тут на помощь ей пришел инстинкт. Ей нужно притвориться, что она ни капельки не напугана встречей со старым товарищем, нужно обрадоваться, отвлечь и заболтать его, чтобы выиграть время. Она быстро цепляла слово за слово, а думала лишь об одном: если ей только удастся сберечь свою жизнь, то прежний возлюбленный не минует рук Барона Палачей!
- Так это и вправду ты! - заговорила она таким тоном, будто встретиться с ним и в самом деле было для нее высшим счастьем. - Вот это да! У меня аж руки дрожат от радости, что я тебя снова увидела. Как я благодарна тебе, что ты нашел для меня время! А как ты сюда пробрался? Через окно? Опять твои прежние фокусы! Так ты переполошишь всех соседей и может получиться жуткий скандал! В следующий раз приходи через двери, так-то лучше будет. Ну что, нравится тебе у меня?
- Так себе, - отвечал Шведский Всадник. Он пристально смотрел на нее: в ее лице появились черты твердости и решительности, которых он никогда раньше в ней не замечал. Ему было ясно, что на ее любовь ему надеяться нечего, - все ее чувства давным-давно угасли. Рыжая Лиза стояла между ним и его счастьем, и он должен был заставить ее умолкнуть навсегда. Он нацелил на нее пистолет и только ждал сигнального крика Вейланда, чтобы выстрелить.
- А ты? - спросила Рыжая Лиза. - Как ты жил все эти годы? На вид, похоже, счастливо и богато. Ну а у меня все вышло не так, как я мечтала. Что-то не заладилось. Когда мне становится грустно и начинает мучить бессонница, я хватаюсь за бутылку: - Теперь, правда, мне уже не так часто приходится этим утешаться. Ты, атаман, наверное, пришел поглядеть, как у меня идут дела в новом замужестве? Тогда скажи, под каким именем и титулом мне представить тебя моему Якобу? Он вот-вот должен прийти, мне уже кажется, что я слышу его шаги на лестнице...
- Пусть только попробует войти! - усмехнулся Шведский Всадник. Увидишь, как он полетит вниз и запляшет в аду!
- О небо, что ты такое говоришь! Ты, видно, совсем сошел с ума, если хочешь убить моего Якоба! - закричала Рыжая Лиза, в голове у которой уже зародился план, как ей вернее сдать бывшего любовника Барону Палачей. Это был страшный план. Ее все еще знобило от мыслей о прошлом, воспоминание о былой любви все еще жило в ней, и был момент, когда сердце ее так сжалось, что ей захотелось кричать от горя и страха... Но эта борьба длилась всего лишь несколько секунд, а затем ее снова переполнила ненависть, побеждая все другие чувства. Разве она не молила Бога на коленях, чтобы Он отдал в ее руки этого презревшего ее мужчину, разве не должна она быть благодарной Ему за то, что Он внял ее мольбам? Теперь настал час расплаты - ненавистный атаман сам пришел к ней. Она оглянулась - на полу подле камина лежал мешок с инструментами ее мужа, под плитой светились раскаленные угли... Но когда она заговорила вновь, голос ее не выдал того, что она ощущала в эту минуту.
- Ты что, и вправду сумасшедший? - смеялась она. - Атаман, тебе нужно было раньше приходить ко мне. Прошло столько лет, и теперь уже поздно. Послушайся моего совета - уходи! Не связывайся с моим Якобом, он чересчур легко приходит в ярость. Кстати, мне как раз пора готовить ему яичницу, так что я разожгу огонь, не то, если он придет, а на столе не будет стоять еда, мне от него достанется...
Она принялась одно за другим вынимать яйца из корзины и разбивать их на сковороду. При этом она выхватила из мешка железный штырь с клеймом, которым метили полковых лошадей. На клейме была выбита "L" - первая буква фамилии командира полка, Барона Палачей Лильгенау; перевернутое "L" представляло силуэт виселицы. Этой железкой Лиза стала размешивать угли.
- Он всегда такой грозный, - продолжала она, оставив железный штырь в разгорающемся камине. - Чуть только еда не поспеет вовремя, тут и начинает со мной ругаться. А кроме этого, у меня нет причин на него жаловаться. Правда, о детях он и слышать не желает. Но я думаю, что со временем и это устроится: он просто немало натерпелся от офицеров в полку, вот и злится на весь белый свет.
Из ночного сада донесся крик коршуна.
Шведский Всадник поднялся и шагнул к Лизе.
- Довольно! - процедил он сквозь зубы. - Читай "Отче наш", взывай к Иисусу и кайся в своих грехах! У меня больше нет времени!
- С чего бы это я должна молиться? Что это ты задумал? - пятясь от него, спросила Рыжая Лиза. - Может, ты опять взялся за старое? Да только не трудись, у меня в доме взять нечего!
- Мне не надо твоих денег. Ты знаешь, почему я пришел, - с первой минуты знала! Ты спелась с Бароном Палачей и пообещала ему отдать меня живьем в его руки, чтобы он произвел твоего Якоба в офицеры!
- Каким ветром в тебя надуло эту чепуху? - возмутилась Лиза. - Как ты мог поверить в такую гнусную ложь?!
Не ожидая ответа, она наклонилась, помешала дрова в печи и, вытянув кочергу из топки, продолжала:
- Тебе нечего меня опасаться. Я всегда молчала и дальше буду молчать. Небо и земля свидетели, что я не вру тебе!
Она услышала скрип отворяющихся ворот и подумала, что это идет Якоб.
"Бей! - сверкнуло у нее в голове. - Это враг всех людей, так бей же его скорее!"
- Дура, да кто же поверит тебе?! - услышала она. - Встань! Ты можешь поклясться святым крещением, что у тебя не было этого на уме?
Она вскочила на ноги. Долю секунды они стояли лицом к лицу, а потом она ударила атамана раскаленным железом в лоб над левым глазом.
Из груди Шведского Всадника вырвался глухой стон-рычание. Он зашатался, лицо исказилось от дикой боли. Левой рукой он схватился за лоб, а правая тем временем поднимала пистолет.
Рыжая Лиза хотела тут же потушить лампу, но не успела и теперь стояла на самом свету. Она почувствовала, как силы покидают ее, - взгляд атамана был так страшен, что она не могла пошевелиться. И тогда она завизжала:
- Берегись! Здесь Святотатец! Не входи, Якоб! Я выжгла ему виселицу! Беги за солдатами! Караул! Аа-ааа!..
Грянул выстрел. Рыжая Лиза умолкла и повалилась на пол, судорожно дергая ногами.
* * *
Он уже был на улице и с трудом слезал по куче дров, когда перед ним возник Вейланд и приглушенно проговорил:
- Я здесь! Что случилось? Я услышал, как она заорала что-то про огонь и виселицу, и побежал к тебе.
- Уходим! Скорее! Скорее! - скрежетал зубами Шведский Всадник. Вейланд подхватил его под руку, подтащил к лошадям и посадил в седло.
Когда они подскакали к хижине в лесу, Сверни Шею помог атаману слезть с коня и в ужасе уставился на его лицо.
- Святая Дева! - вскричал он. - Как могло с тобой такое приключиться? Ну и отделала она тебя - почище турок!
- Пить! - прохрипел Шведский Всадник. - Они, верно, гонятся за мной... Мне больше нельзя никому показываться... Я должен схорониться, как дикий зверь...
Сверни Шею подал ему кружку воды. Атаман залпом осушил ее.
- Это все я виноват, - угрюмо проронил Вейланд. - Я не должен был оставлять его одного с ней.
- Ну, и куда теперь, атаман? Что нам теперь делать? - спросил Сверни Шею.
- Куда? - раздумывал атаман, непроизвольно стуча зубами. - Пожалуй, только в ад к епископу. У епископа-дьявола, где день и ночь трещит огонь в печах, можно скрыться от всего света. Я пойду туда - это для меня самое подходящее место. Там я буду жить, там и умру...
* * *
Молодой парень, которого на заводе епископа прозвали Кочергой за то, что он лучше всех умел ворошить и поправлять горящие дрова этим тяжеленным орудием, высокий, широкоплечий парень со стальными мускулами и покрытым шрамами от ожогов лицом, шагал по лесной дороге, змеившейся к выходу из владений епископа, и по его неуверенной походке было видно, что он совсем отвык ходить куда вздумается. Девять лет прослужил он в аду епископа, девять лет возил тяжелые тачки, был камнерубом, обжигальщиком, истопником, углежогом, плавильщиком, литейщиком и - под конец - печным мастером. В этой должности он уже не получал побоев от надсмотрщиков, а сам мог подгонять помощников палкой. Теперь он был свободен - его каторжный срок закончился, и он мог подумать о будущем. Весь мир с его прямыми и кривыми путями наконец открылся перед ним...
Он неторопливо шагал по дороге и насвистывал какую-то легкомысленную мелодию. Ветер насквозь продувал все дыры и прорехи его рабочей робы, а в кармане у него позвякивало серебро, которое накануне в канцелярии управителя ему выдал тамошний писарь. Все его богатство составляло шесть гульденов и полгульдена мелочью, но это все-таки были деньги, и теперь он соображал, как ими распорядиться. На самой кромке леса дорога разветвлялась, и он задумался над тем, куда ему свернуть.