- Ну-с, не буду мешать вашей личной жизни.
И довольный уходил, поигрывая тростью и насвистывая.
В те вечера, когда Вере Аллен случалось бывать у меня, она обычно старалась уйти, пока Джордж был еще занят, чтобы не дать ему возможности проводить ее до автобуса. Он пребывал в благодушном настроении, хоть присутствие Веры и не оставляло его безразличным, но однажды вечером, когда они пришли на полчаса раньше меня, в их отношениях появилась такая бросающаяся в глаза скованность, что было почти бестактно не заметить ее. В тот вечер первым ушел Джордж.
Услышав его нарочито тяжелые шаги по мостовой, я с любопытством взглянул на Веру. Не проявляя и признака усталости, хотя ей пришлось работать допоздна, она поднялась, чтобы передать мне бумаги; фигура у нее была точеная и сильная, как у балерины. Именно фигура делала ее привлекательной, ибо лицо ее с маловыразительными чертами не было не только красивым, но даже миловидным. Однако в самой этой невыразительности черт таилось смутное обещание - оно часто казалось мне обманчивым, но суть не в этом, - привлекавшее мужчин, заставлявшее многих задуматься над тем, какой неожиданной она может оказаться в мужских объятиях. Но большинство мужчин, в отличие от Джорджа, понимали, что все их попытки ни к чему не приведут.
Вера была простая, откровенная и скромная молодая женщина. Хотя ей исполнилось только двадцать семь лет, она уже четыре года вдовела: ее муж погиб на фронте. Теперь она снова была влюблена, влюблена до ослепления, казалось, ела и пила, только чтобы дожить до того дня, когда Норман будет принадлежать ей. Они не были близки, но ей и в голову не приходило даже взглянуть на кого-нибудь другого. Она была, насколько я мог судить, женщиной страстной и целомудренной.
Я улыбнулся ей. Она мне уже вполне доверяла.
- Что случилось с мистером Пассантом? - спросил я.
Взгляд Веры, ясный и прямой, встретился с моим. Ее щеки и шея чуть порозовели, когда она ответила:
- Мне кажется, он немного взвинчен, мистер Элиот.
Она помолчала, словно государственный деятель, перед тем как сделать заявление, и добавила:
- Да, он очень взвинчен. Лучшего определения, пожалуй, не подберешь.
Я чуть не сказал ей, что, пожалуй, трудно подобрать худшее. Вера, хотя и ничуть не испорченная, вовсе не отличалась застенчивостью, но зато умела подыскивать такие пресные слова, которые могли удовлетворить только ее и никого другого, а потом держаться за них, как за ручку зонтика в дурную погоду. Взвинчен. Теперь, когда бы речь ни зашла о Джордже, она будет повторять это идиотское определение. Что оно означает? Легкомысленный, назойливый, грубый, почтительный? Что-то вроде этого. Интересно, понимает ли она или хотя бы угадывает разницу между таким пылким человеком, как Джордж, и окружающими ее любителями пофлиртовать? Она равнодушно отстраняла их. Для женщины ее возраста она была удивительно наивна.
Но одна немаловажная особа вовсе не считала ее таковой. Через несколько минут после нашего разговора о Джордже - больше Вера ничего не сказала - я проводил ее и, возвращаясь через холл к себе, услышал с площадки над головой взволнованный, вкрадчивый голос:
- Мистер Элиот! Мистер Элиот!
- Да, миссис Бьючемп? - раздраженно откликнулся я. Мне ее не было видно: в начале 1944 года затемнение еще не сняли, и холл был освещен только одной синей лампочкой.
- Я должна, то есть, конечно, если вы можете уделить мне немного времени, я должна поговорить с вами наедине.
Я поднялся по лестнице и при тусклом свете лампочки разглядел, что она стоит у затворенных дверей своей комнаты.
- Мне кажется, я обязана кое-что рассказать вам, мистер Элиот. Это мой долг, я уверена.
- Зачем так волноваться?
- Я всегда волнуюсь, мистер Элиот, когда обязана выполнить свой долг; я не встречала человека, который бы волновался больше меня.
Мне стало ясно, что я еще не овладел техникой обращения с миссис Бьючемп.
- Видите ли, мистер Элиот, - торжествующе зашептала она, - перед тем как вы пришли домой нынче вечером, дверь вашей комнаты случайно оказалась отворенной, а я как раз в это время случайно вернулась из магазина и поднималась по лестнице; я бы ни за что не заглянула в вашу комнату, если бы не услышала шум, и я подумала, конечно, мистер Элиот пожелал бы, чтобы я обратила внимание на этот шум, я знаю, мистер Элиот, вы бы захотели, если бы увидели то, что увидела я.
- Что же вы увидели?
- Майор Бьючемп любил говорить: уважай чужие тайны, - продолжала она. И я всегда старалась следовать этому правилу, мистер Элиот, и вы тоже, я знаю, - неожиданно добавила она с таким видом, словно я тоже обязан был подчиняться нормам морали майора Бьючемпа.
- Что же вы увидели?
- Ecrasez l'infame [раздавите гадину (фр.) - крылатое выражение Вольтера], - сказала миссис Бьючемп. И зашептала, захлебываясь от сладостного волнения: - Как мне жаль вашего бедного друга, бедного мистера Пассанта!
- Ну и чепуха! Неужели миссис Бьючемп вообразила, что отвергнутый Джордж ушел в ночь с разбитым сердцем?
- Переживет как-нибудь, - ответил я.
- Мне кажется, я вас не совсем понимаю, - возразила добродетельная миссис Бьючемп.
- Я хочу сказать, Мистер Пассант недолго будет огорчаться из-за того, что молодая женщина не была расположена пообедать с ним.
Разговаривая с миссис Бьючемп, я часто ловил себя на том, что, словно под гипнозом подражая ей, начинал выражаться все более и более благозвучно.
- Если бы только это!
В полумраке я разглядел, как она умоляюще прижала руки к своему необъятному, ничем не стесненному бюсту.
- О, если бы только это! - повторила она.
- Что же еще могло произойти?
- Мистер Элиот, я всегда боялась, что вы слишком хорошего мнения о женщинах. Это свойственно таким джентльменам, как вы; с вашего разрешения, я знаю, вы возносите их на пьедестал и забываете о том, что они простые смертные. Точно так было и с майором Бьючемпом, и я всегда молила бога, чтобы он не заставил его разочароваться, ибо это убило бы его, и надеюсь, никогда не убьет вас, мистер Элиот. Ваша секретарша... Мне бы не хотелось говорить дурное о человеке, к которому вы так хорошо относитесь, но, признаться, я с самого начала слежу за ней.
Это еще ничем не отличает Веру от других женщин, бывающих в нашем доме, подумал я.
- Всегда ходит с таким важным видом, - с нарастающим возмущением продолжала миссис Бьючемп. - Cherchez la femme! [Ищите женщину! (фр.)] добавила она.
- Она мой друг, я ее очень хорошо знаю.
- Только женщина может хорошо знать женщину, мистер Элиот. Когда я заглянула сегодня вечером в вашу комнату, дверь которой была случайно отворена, и услышала, как вскрикнул этот несчастный, я увидела то, что ожидала увидеть.
- Что же, скажите на милость, вы увидели?
- Я увидела, как молодая женщина, милая и тихая в присутствии такого джентльмена, как вы, распалилась, словно хищный зверь, готовый растерзать свою добычу.
- Что вы хотите этим сказать? - спросил я. - Уж не значит ли это, что мистер Пассант пытался соблазнить ее, или она поощряла его, или еще что-нибудь в этом роде?
- Порядочные люди считают, что мужчины соблазняют женщин, - липко и приторно зашептала миссис Бьючемп. - Порядочные люди, вроде вас, мистер Элиот, не могут поверить, что шесть раз из полдюжины все происходит наоборот; вам бы надо было увидеть то, что увидела я, поднимаясь по лестнице.
- Возможно.
- Нет, нет, я бы не позволила вам заглянуть в эту отворенную дверь.
- Так что же вы там увидели?
- Уж очень не хочется рассказывать вам, мистер Элиот.
Но больше миссис Бьючемп была не в силах сдерживаться.
- Я увидела эту молодую женщину, по крайней мере она, наверное, сама себя так называет, и даже оттуда, где я стояла, было заметно, что вся она охвачена похотью и гордыней, я увидела, что она стоит, закинув руки за голову, и бесстыдно, так вот, среди бела дня, предлагает себя, готовая сожрать этого несчастного, а он пятится от нее, и я видела, что он потрясен, потрясен до глубины души. Не будь дверь открыта, мистер Элиот, я просто не представляю, что бы она там сотворила. Но и то, что я видела, было для меня поистине жестоким испытанием.
Вероятно, она действительно что-то видела, но я совершенно не мог себе представить, что в самом деле там произошло. На мгновение - таков был гипноз ее варварского воображения - я поймал себя на мысли, уж не правду ли она говорит, хотя на следующий день, по спокойном размышлении, все это, несомненно, показалось бы мне не более правдоподобным, чем возможность собственных гнусных домогательств по адресу миссис Бьючемп прямо здесь, на площадке лестницы, возле ее двери. Я никак не мог понять, в чем дело. Вера дала Джорджу пощечину? Вряд ли; при всей его неуклюжести дерзок он не был и действовал осторожно, пока не убеждался, что его ухаживания будут приняты. Так или иначе они оба умудрились каким-то образом попасть в довольно нелепое положение, и, видя их в министерстве, - Веру, корректную, в строгом костюме, а Джорджа, уткнувшегося носом в бумаги, - мне ужасно хотелось узнать, что же в действительности произошло.
