- Где будет собрание? - спросил шериф.
- А вам хотелось бы знать?
- Ведь должно быть собрание?
- А почему вы меня спрашиваете?
- Так значит, собрание будет, - сказал шериф.
- Разве?
- Ох, задушил бы я тебя своими руками!
- На эти дела вы молодцы.
- Мы с тобой не шутим!
- Я и не говорю, что шутите.
- Этот твой черномазый шляется где-то поблизости, и мы его найдем, сказал шериф. - Если ты скажешь нам, где он, и если он не будет молчать, он, может быть, легко отделается. Но если мы сами его найдем, не быть ему живому. Если мы его найдем, приготовь к утру простыню, чтобы прикрыть его, поняла? Приготовь простыню, потому что не быть ему живому!
- Что ж, вам не впервой убивать негров, - повторила она.
Шериф прошел мимо нее. Другие последовали за ним. Так вот же, вы не добились чего хотели, думала она с торжеством. И никогда не добьетесь! Ей до боли хотелось дать им почувствовать всю свою гордость и независимость; ее сердце стремилось обратить самые горькие минуты Жизни в такие слова, чтобы они почувствовали, как легко ей было вынести все, что они ей сделали, и сколько еще она может вынести. Ее вера с такой силой вспыхнула в ней, что она едва не ослепла. Она шла за ними к дверям, заламывая и стискивая пальцы. Она видела, как они сошли на грязную дорогу. При каждой вспышке желтого огня видно было, что льет косой дождь. Губы ее шевелились, и она крикнула:
- А все-таки вы не добились чего хотели! И никогда не добьетесь!
Шериф остановился и обернулся к ней; голос его звучал тихо и зло:
- Ну, черт возьми, не пора ли тебе помолчать?
- Я сама знаю, когда мне замолчать!
- Нет, ты не знаешь! - сказал он. - Нет, ты не знаешь, когда нужно замолчать, так я тебя выучу!
Он одним прыжком вскочил на крыльцо и бросился к двери.
Она отступила назад, не сводя с него глаз.
- Поговори у меня! - сказал он и замахнулся кулаком.
Удар пришелся по скуле; в глазах у нее потемнело, она упала ничком. Тяжелый каблук намокших башмаков ударил ее в висок, потом в живот.
- А ну-ка, поговори еще!
Она хотела заговорить, но не могла; боль душила ее. Она лежала молча, и откуда-то из серого провала забвения до нее донеслись слова: "Оставь ее в покое, нам нужно найти негра..."
4
Сколько времени она пролежала, скорчившись в темном углу, она не помнит. Первым чувством, которое вернулось к ней, был непонятный страх, заполнивший все внутри, потом острая боль в виске, отдававшаяся по всему телу. В ее ушах стоял монотонный шепот дождя, она дрожала от холодного ветра, который врывался в дверь. Сначала, открыв глаза, она ничего не видела. Смутно, как во сне, она понимала, что полулежит-полусидит в углу, прислонившись к стене. Она с трудом повернула шею, и от того, что она увидела, у нее занялось дыхание - прямо над ней повисло большое белое пятно. С минуту она не могла понять, что было вначале: страх породил лицо или лицо породило страх. Мало-помалу пятно превратилось в большое белое лицо, которое заполнило все поле зрения. Она замерла, не двигаясь, едва сознавая, что дышит, и все-таки чувствуя, что жизнь ее зависит только от этого белого лица. Она видела его и раньше, страх перед ним не раз держал ее в тисках, в нем сосредоточился весь тот страх, какой внушали ей все белые лица, виденные ею в жизни. "Сю"... Словно откуда-то издалека, она услышала, как ее назвали по имени. Теперь сознание возвращалось к ней, но и страх становился все сильней. Она смотрела в лицо белого человека, и ей хотелось завопить, чтобы он ушел; и все же она мирилась с его присутствием, чувствуя, что так надо. В глубине ее сознания шла деятельная работа, но тело ее было беспомощно. Словно незримый нож рассек ее надвое: одна половина лежала неподвижно, другая дрожала в страхе перед забытым старым врагом. "Сю, это я, Сю, это я..." И вдруг голос раздался ясно.
- Сю, это я! Это Букер!
И она услышала ответный голос, прозвучавший в глубине ее существа. Да, это Букер... Тот, что вступил недавно... Она собрала все силы, чтобы прогнать забытье, и тогда непонятный страх, заполнивший ее, воплотился в Букере. Ей казалось, что в Букере таится какая-то угроза, что она не имеет права жить на свете рядом с ним.
- Ты жива?
Она не ответила; она рванулась было встать на ноги и упала.
- Сю, ты ранена?
- Да, - вздохнула она.
- Куда тебя ранили?
- В голову, - прошептала она.
- Они тебя били?
- Да.
- Негодяи! Какие негодяи!
Она слышала, что он повторил это несколько раз подряд, потом почувствовала, что ее поднимают.
- Не надо! - простонала она.
- Я перенесу тебя в кухню.
- Не трогай меня.
- Нельзя же тебе тут оставаться!
Она вся сжалась и отталкивала его, упираясь руками ему в плечи; в кухне она высвободилась и упала на стул, судорожно вцепившись в спинку. Она с сомнением глядела на Букера; в нем не было ничего, что могло бы так ее напугать, но напряжение в ней не ослабло. Он подошел к ведру с водой, намочил свой платок, выжал его и подал ей. Она недоверчиво глядела на мокрую тряпку.
- Возьми, приложи ко лбу...
- Нет!
- Ну возьми же: тебе легче станет.
Она все еще колебалась; какое право она имеет бояться человека, который так добр к ней? Нехотя она наклонилась вперед и прижала влажную тряпку к голове. Это помогло. С каждой минутой она все больше овладевала собой, все еще удивляясь своему недоверию.
- Что случилось?
- Не знаю.
- Тебе лучше?
- Да.
- Кто это был здесь?
- Не знаю, - повторила она.
- Голова все еще болит?
- Да.
- Ах ты господи!
- Ничего, - вздохнула она и закрыла лицо руками.
Она почувствовала, что он дотронулся до ее плеча.
- Сю, я принес тебе дурные вести...
Она поняла; она выпрямилась и вся похолодела. Так это случилось - она смотрела перед собой сухими глазами, сжав губы.
- Мой Джонни-Бой, - сказала она.
- Да. Мне очень жаль, что пришлось тебе это сказать. Я подумал, что ты должна знать об этом.
Напряжение в ней ослабло, и внутри раскрылась пустота. Голос в ней прошептал: "Господи, помоги мне".
- Г-г-де он?
- Они повели его в Фоли-Вудс, хотят, чтобы он назвал остальных.
- Он не назовет, - сказала она. - Пусть уж лучше сразу убьют его, он все равно ничего не скажет.
- Надеюсь, что не скажет, - сказал Букер. - Только вот остальным товарищам ему не удалось сообщить. Его схватили у самого леса.
И тут ее словно озарило: она увидела разбросанные по мокрым полям хибарки, где спят черные и белые товарищи; утром они встанут и пойдут к Лему, и тогда их схватят. А это значит ужас, тюрьма, смерть. Товарищам нужно сказать, она должна сказать им, она не может доверить никому другому дело Джонни-Боя, а особенно Букеру, в котором она сомневалась. Ухватившись за сиденье стула обеими руками, она попыталась встать, в глазах у нее потемнело, она зашаталась. Когда она очнулась, ее поддерживал Букер.
- Пустите меня!
- Сю, ты еще слаба, тебе нельзя идти.
- Надо им сказать!
- Сядь Сю! Ты ранена, ты больна!
Когда он усадил ее, она беспомощно взглянула на него.
- Сю, послушай! Джонни взят. Я здесь. Скажи мне, кто они, и я сообщу им.
Она смотрела в землю и не отвечала. Да, она слишком слаба. Ей не пройти столько миль по дождю. Сказать Букеру? Если б тут был кто-нибудь вроде Евы, с кем посоветоваться! Она не хотела решать одна, в таком деле нельзя делать ошибок. Пальцы Букера давили на ее плечо, и было так, словно белая глыба сталкивает ее в пропасть; она опять воскликнула про себя: "Господи, помоги мне!" Белое лицо Букера было рядом с ней, выжидало. Хорошо ли она сделает, если скажет ему? А что, если она не скажет, и товарищей схватят? Она никогда себе этого не простит. А может быть, она ошибается, может быть, ее страх - просто "глупость", как говорит Джонни-Бой. И она вспомнила его слова: "Мать, нельзя создать партию, если всех подозревать".
- Скажи мне, кто они, Сю, и я сообщу им. Я недавно вступил в партию, я их не знаю.
- И я их не знаю, - сказала она.
- Ты должна сказать мне, кто они, Сю.
- Говорю вам, я не знаю!
- Ты знаешь, Сю! Ну же, скажи мне.
- Нет!
- Ты хочешь, чтоб их всех убили?
Она покачала головой и глотнула. "Господи, не верю я этому человеку!"
- Послушай, я буду называть тебе имена, а ты говори, кто в партии и кто нет, понимаешь?
- Не скажу!
- Ну же, Сю!
- Не знаю, - сказала она.
- Сю, ты не хочешь им добра. Джонни-Бой не ожидал, что ты так поступишь. Он там стоит за наше дело. А мы здесь...
- Господи, я не знаю...
- Ты боишься меня, потому что я белый? А вот Джонни-Бой не боится. Смотри, из-за тебя вся наша работа пропадет даром.
Она сдалась и закрыла лицо руками.
- Это Джонсон? Скажи мне, Сю?
- Да, - прошептала она в ужасе; ужас нарастал, она чувствовала, что гибнет.
- Грин?
- Да.
- Мерфи?
- Господи, я не знаю!
- Ты должна сказать мне, Сю!
- Мистер Букер, оставьте меня в покое.
- Это Мерфи?
Он называл ей товарищей Джонни, и она отвечала "да"; отвечала, пока он не перестал спрашивать. Тогда она подумала: откуда ему известно, что люди шерифа стерегут дом старика Лема? Она поднялась на ноги, держась за спинку стула, чувствуя, как в ней нарастает уверенность и твердость.