Все, кто имел хоть какое-то отношение к джазу - то есть к настоящему джазу, - приезжали ее послушать, пока она там выступала. Рассел Хойтон, Джон Рэймонд Джуел, Иззи Фелд, Луи Армстронг, Мач Мак-Нийл, Фредди Дженкс, Джек Тигарден, Берни и Морти Голд, Вилли Фукс, Гудмен, Бейдербекк, Джонсон, Эрл Слейгл - одним словом, все.
Однажды в субботу вечером к Медоузу подкатил большой седан из Чикаго. Среди тех, кто вылез из машины, были Джо и Сонни Вариони. Остальные все, кто был с ними, назавтра утром уехали, а они остались. Они просидели двое суток в гостинице "Пибоди", сочиняя песню. И перед тем, как вернуться в Чикаго, подарили Лиде-Луизе "Малютку Пегги". Это была песня о сентиментальной девочке, которая влюблена в мальчика, стоящего в классе у доски. (Теперь "Малютку Пегги" в исполнении Лиды-Луизы не купишь ни за какие деньги. Там на обороте была запись с изъяном, и компания выпустила всего несколько пластинок.)
Никто не знал наверняка, почему Лида-Луиза ушла от Медоуза и уехала из Мемфиса. Радфорд и кое-кто еще не без основания полагали, что ее отъезд стоял в некоторой, а быть может, и в прямой связи с одним происшествием на углу Бийл-стрит.
В тот день, когда Лида-Луиза ушла от Медоуза, ее видели часов в двенадцать на улице разговаривающей с хорошо одетым цветным джентльменом небольшого роста. Кто бы он ни был, но Лида-Луиза вдруг со всего размаха ударила его сумочкой по лицу. Потом вбежала в ресторан Медоуза, прошмыгнула между официантами и оркестрантами и захлопнула за собою дверь своей уборной. Спустя час она уже собралась и была готова к отъезду.
Она возвратилась в Эйджерсбург. Она не привезла с собою новых шелковых туалетов, не переехала с матерью на новую большую квартиру. Просто возвратилась назад.
В день своего приезда она написала Радфорду и Пегги записку. Вероятно, по наущению Черного Чарльза - который, как и все в Эйджерсбурге, побаивался Радфордова отца - она послала ее на адрес Пегги. Там было написано:
"Дорогие малыши.
Я вернулась, и у меня для вас есть несколько отличных новых песен, так что заходите поскорее, повидаемся.
Искренне ваша мисс Лида-Луиза Джонс".
Как раз в сентябре, когда Лида-Луиза возвратилась в Эйджерсбург, Радфорда отправляли в закрытую школу. Перед его отъездом Черный Чарльз, Лида-Луиза, мать Лиды-Луизы и Пегги устроили ему прощальный пикник.
В субботу утром, часов в одиннадцать, Радфорд зашел за Пегги. Тут их подобрал Черный Чарльз в своем старом, с вмятинами автомобиле и вывез за город к Таккетову ручью.
Черный Чарльз сказочным ножом разрезал веревки, которыми были обвязаны соблазнительные коробки. Пегги специализировалась по холодной грудинке. Радфорд больше любил жареных цыплят. А Лида-Луиза принадлежала к тем, кто укусит раз-другой куриную ногу - и тут же закуривает сигарету.
Дети ели, пока на еду не наползли муравьи, тогда Черный Чарльз, оставив последний кусок грудинки для Пегги и последнее цыплячье крылышко для Радфорда, снова аккуратно перевязал все коробки.
Миссис Джонс растянулась на траве и уснула. Черный Чарльз с Лидой-Луизой сели играть в казино. У Пегги с собой были открытки с портретами Ричарда Бартелмесса, Ричарда Дикса и Реджиналда Денни. Она расставила их на солнце, прислонив к стволу дерева, и любовалась своими сокровищами. А Радфорд лежал в траве на спине и смотрел, как большие ватные облака скользили по небу. Любопытно, что, когда облака наплывали и затмевали солнце, он закрывал глаза, но тут же снова открывал, как только оно, освобожденное, начинало рдеть сквозь опущенные веки. Кто его знает, а вдруг, пока он лежит с закрытыми глазами, наступит конец мира?
И конец мира наступил. Его мира, во всяком случае.
Он услышал короткий жуткий женский вопль. Рывком обернувшись, он увидел, что Лида-Луиза катается по траве, держась за свой худой, втянутый живот. Черный Чарльз неловко пытался повернуть ее к себе, как-нибудь изменить неестественное положение, которое приняло ее схваченное мукой тело. Лицо у него было серое.
Радфорд и Пегги очутилась подле них в одно и то же время.
- Что она ела? Что она могла съесть? - истерично допрашивала миссис Джонс брата.
- Ничего! Она почти ничего не ела, - отвечал подавленно Чарльз. Он все пытался что-то сделать с неестественно изогнутым телом Лиды-Луизы.
Тут у Радфорда мелькнуло какое-то воспоминание. Что-то такое из отцовской "Первой помощи для американцев". Он, волнуясь, шлепнулся на колени и двумя пальцами нажал Лиде-Луизе на живот. Она откликнулась нечеловеческим воплем.
- Это аппендикс. У нее лопнул аппендикс. Или вот-вот лопнет, - сказал он Черному Чарльзу. - Ее надо скорее в больницу.
Уразумев по крайней мере часть из сказанного, Черный Чарльз кивнул.
- Бери ее за ноги, - приказал он сестре.
Миссис Джонс, однако, на пути к машине выпустила из рук свой конец ноши. Радфорд и Пегги оба ухватили по ноге, и с их помощью Черный Чарльз втащил стонущую девушку на переднее сиденье. Радфорд и Пегги забрались туда же. Пегги поддерживала голову Лиды-Луизы. Миссис Джонс осталась одна сидеть на заднем сиденье. И оттуда неслись стоны куда более громкие, чем те, что издавала ее дочь.
- Везем ее к "Самаритянину". На Бентон-стрит, - сказал Радфорд Черному Чарльзу.
Руки у Черного Чарльза так дрожали, что он не мог включить мотор. Радфорд просунул руку между спицами рулевого колеса и включил зажигание. Машина тронулась.
- "Самаритянин" - это ведь частная больница, - заметил Черный Чарльз, заскрежетав рукояткой скоростей.
- Ну и что? Только скорее. Скорее, Чарльз.
Радфорд подсказал ему, когда перевести на вторую, когда на третью. Только на одно у Чарльза самого хватило соображения: гнать все время на повышенной скорости.
Пегги гладила Лиде-Луизе лоб. Радфорд следил за дорогой. Миссис Джонс на заднем сиденье не переставая причитала. Лида-Луиза лежала у детей на коленях с закрытыми глазами и стонала, стонала... Наконец машина доехала до больницы "Самаритянин", в полутора милях от речки.
- Подъезжай с главного входа, - успел подсказать Радфорд.
Черный Чарльз оглянулся на него.
- С главного входа, малыш? - переспросил он.
- Да с главного же, с главного, - повторил Радфорд в нетерпении шлепнув его по колену.
Черный Чарльз послушно описал полукруг по гравию у главного подъезда и затормозил перед высокими белыми дверьми. Радфорд, не открывая дверцы, выкарабкался через верх из машины и взлетел по ступеням в больницу.
В вестибюле за столом регистратуры сидела медсестра в наушниках.
- Там привезли Лиду-Луизу, она умирает, - зачастил он, встав перед ней. - Ей нужно немедленно удалить аппендикс.
- Т-ш-ш, - махнула ему сестра, слушая наушники.
- Будьте добры. Я же вам говорю, она умирает.
- Ш-ш-ш.
Радфорд стянул с нее наушники.
- Простите, - сказал он, - нужно, чтобы кто-нибудь пошел с нами, помог вынести ее из машины. Она умирает.
- Это которая певица? - спросила сестра.
- Ну да! Лида-Луиза, - многозначительно повторил мальчик, почти счастливый от гордости.
- Очень сожалею, но правила в нашей больнице не допускают приема пациентов-негров. Мне очень жаль...
Минуту Радфорд стоял с разинутым ртом.
- Будьте добры вернуть мои наушники, - невозмутимо промолвила сестра. Ее не так-то просто было вывести из себя.
Радфорд выпустил ее наушники, повернулся и выбежал вон из больницы.
Он снова влез в машину и распорядился:
- Едем в Джефферсоновскую, угол Лиственничной и Фентон-стрит.
Черный Чарльз не сказал ничего. Он снова включил мотор - он уже выключил его - и рывком пустил машину с места.
- А в чем дело? "Самаритянин" ведь хорошая больница, - недоумевала Пегги, не переставая гладить лоб Лиды-Луизы.
- Нет, плохая, - отрезал Радфорд, глядя прямо перед собой, чтобы не встретиться нечаянно глазами с Черным Чарльзом.
Машина повернула на Фентон-стрит и остановилась перед зданием больницы, названной именем Джефферсона. Радфорд опять выскочил на дорожку, сопровождаемый на этот раз Пегги.
Внутри был такой же стол регистратуры, но за ним сидела не медсестра, а мужчина - санитар в белом парусиновом костюме. Он читал газету.
- Будьте добры, скорее. Там у нас в машине женщина, она умирает. Наверно, аппендикс у нее лопнул. Только поскорее, пожалуйста.
Санитар вскочил, газета упала на пол. Он поспешил за Радфордом.
Радфорд открыл дверцу автомобиля и отступил в сторону. Санитар увидел бледное, искаженное мукой лицо Лиды-Луизы на коленях у Черного Чарльза.
- О! М-м, я ведь сам не доктор. Подождите минутку.
- Да помогите же нам ее внести! - заорал на него Радфорд.
- Минутку, - повторил санитар. - Я сейчас позову дежурного хирурга.
И зашагал прочь, с показной непринужденностью засунув руку в карман куртки.
Радфорд и Пегги уже приноровились было поднимать больную, но теперь отпустили ее. И бросились вслед за служителем, Радфорд первый, Пегги за ним. Они настигли его в тот момент, когда он как раз подошел к щитку звонков. Рядом стояли две медсестры и женщина с мальчиком, у которого было забинтовано горло.
