тропинке у живой изгороди, а теперь они устроили ночную встречу. Эстер понимала, что не стоит задаваться вопросом, о чем совещались эти двое. Однако утром она выглядела осунувшейся.
Леди Уолдерхерст тоже выглядела неважно. В последние две или три ночи ее сон прерывало необъяснимое и ужасное ощущение – казалось, кто-то стоял у постели, хотя, когда она вставала и обследовала комнату, то никого не находила.
– Должна сказать, что я начинаю нервничать, – призналась она Джейн Капп. – Придется пить валерьянку, противную на вкус.
Измотанная Джейн и сама с трудом изображала спокойствие. Она не говорила госпоже, что несколько дней усердно придерживается выработанной для себя линии поведения. Она приобрела домашние туфли из обрезков кожи и выучилась ступать бесшумно. Она бодрствовала допоздна и вскакивала с постели рано утром, однако за свои старания не была вознаграждена особо выдающимися открытиями. Джейн заметила, что Амира уже не пялится на нее постоянно; наоборот, индианка ее будто избегала. И леди Уолдерхерст услышала от своей горничной только одно:
– Да, миледи, мама считает, что валерьянка хорошо успокаивает нервы. А может быть, миледи, не тушить свет в спальне по ночам?
– Боюсь, я не смогу спать при свете, – ответила госпожа. – Я не привыкла.
В последующие ночи она продолжала засыпать в темноте, и сны были беспокойны. Она не подозревала, что в некоторые ночи Джейн Капп лежала с открытыми глазами в соседней комнате. Спальня Джейн находилась в другой части дома, однако, неслышно ступая в своих туфлях из обрезков кожи, она порой замечала такие вещи, которые побудили ее оставаться поближе к своей госпоже, в пределах досягаемости.
– Не могу утверждать, мама, может, тут дело в нервах, – говорила она, – или, может, я совсем глупая и отношусь с подозрением ко всяким мелочам, но бывают ночи, когда я места себе не нахожу, если сплю далеко от нее.
Глава 16
В сумерках липовая аллея выглядела мрачновато, но все равно живописно. Лучи закатного солнца, словно острые золотые стрелы, пробивались сквозь ветви и украшали зеленую траву мозаичными пятнами. Когда приближалась ночь, нечеткие силуэты деревьев, увенчанные кронами, порождали в мозгу иную картину: они принимали образ колонн разрушенного собора, населенного призраками.
В то время как госпожа ужинала, Джейн Капп всматривалась во мрак и на ходу украдкой озиралась по сторонам; она испытала бы страх перед темнотой и безмолвием, даже если бы в тот момент уже не была так напугана. Надо упомянуть, что на липовую аллею, личную территорию ее светлости и любимое место для прогулок, нечасто забредала женская прислуга. Да и садовники редко заглядывали сюда, разве что смести сухую листву или подобрать упавшие ветки. Джейн сама не была здесь ни разу и вечером оказалась в том месте исключительно потому, что преследовала Амиру.
А преследовала Амиру она потому, что во время вечернего чая в столовой для слуг среди обычных сплетен уловила некую фразу, которая вызвала у нее нехорошее предчувствие – случится несчастье, если она не пройдет по аллее до пруда и не взглянет своими глазами на воду, лодку, ступеньки и все прочее.
– Подумать только, мама! Где это видано, чтобы приличная девушка, которая служит горничной в хорошем доме, вынуждена была следить за темнокожими, словно работает в полиции, и не осмеливалась сказать ни слова; если я скажу хоть слово, то капитан Осборн подсуетится, и меня в момент отсюда вышвырнут. А самое плохое, – тут она в отчаянии принялась ломать руки, – что на самом деле, может, и нет ничего и я ошибаюсь. Допустим, темнокожая служанка – невинная овечка, и тогда она будет вести себя точно так же; а с другой стороны, много чего иногда происходит совершенно случайно.
– Вот именно, – озабоченно подтвердила миссис Капп. – От ветхой балюстрады вполне может отвалиться кусок дерева, а всякая леди, которая не совсем здорова, может ночами видеть кошмары и плохо спать.
– Да! – взволнованно согласилась Джейн. – Порой я чувствую себя такой глупой, что сама на себя злюсь.
О чем только не сплетничали в столовой для прислуги! В деревне всегда найдутся происшествия, достойные обсуждения: то скандал в сельском доме, то беда на ферме. В тот вечер за столом разговор зашел о позорном случае, едва не приведшем к трагедии. С одной красивой, бойкой и взбалмошной деревенской девушкой случилась некая «неприятность», которую уже в течение некоторого времени ей предрекали как друзья, так и враги. Происшедшее вызвало в селе немало кривотолков. Пророчили, что девушка «дойдет до Лондона» или утопится. В общем, над несчастной достаточно поглумились в эти тяжелые для нее дни. Слуги из поместья хорошо знали девушку; одно время она работала на Кеннел-Фарм, симпатизировала Амире и была рада с ней подружиться. Когда девушка внезапно заболела и несколько дней была при смерти, то все втихомолку судачили, что Амира, знавшая толк в приворотах и зельях, могла бы поведать многое, проливающее свет на события, если бы захотела. Жизнь девушки находилась в ужасной опасности. Сельский доктор, которого спешно позвали к больной, в какой-то момент объявил, что жизнь покинула ее тело. И только Амира настаивала, что девушка не умерла. После долгой прострации, во время которой ее считали трупом, девушка постепенно вернулась в этот мир. Красочные описания сцен у постели больной, ее мнимой смерти, остывшего бескровного тела, медленное и наводящее ужас возвращение к жизни возбудили в столовой для прислуги живейший интерес. Амиру засыпали вопросами; она давала ответы, угодные ей самой, но не удовлетворявшие собеседников. Амира вполне осознавала, какого мнения придерживаются мужчины за столом. Она знала о них все, в то время как они не знали о ней ничего. Она использовала свой скудный английский, чтобы сбить их с толку, а в ответ на давление улыбалась и переходила на хинди.
Джейн Капп слышала как вопросы, так и ответы. Амира клялась, что ей неизвестно ничего, кроме того, что известно всей деревне. И все же к концу разговора на смеси хинди и ломаного английского она сообщила, будто поверила, что девушка может утопиться. А на вопрос, почему она поверила, покачала головой, а затем сказала, что видела девушку «на озере Мэм Сахиб, там, где кончаются деревья».
За столом раздались изумленные возгласы. Все знали, насколько глубок пруд, причем особенно глубок он именно у моста. Говорили, будто там вообще нет дна. Всякому внушала ужас мысль о бездне. Кто-то припомнил связанную с этим легенду. Почти девяносто лет назад двое молодых работников поместья поссорились из-за женщины. В пылу ревности один схватил другого и бросил в пруд. В прямом смысле бросил. Парня так и не нашли. Ни одна землечерпалка не достала до дна. Человек навсегда растворился во мраке.
Амира сидела, опустив глаза; она
