Но она так пристально глядела в одну точку где-то за моим левым ухом, что я не стал спрашивать. У нее давно уже все решено.
- Надо же нам хоть что-то для начала, продолжала она. - А кроме этих вещей, у нас ничего нет.
Есть люди, которым я верю-во всем и сразу. Я не хочу терять этой веры, потому что без нее просто не смогу жить. Она нужна мне как воздух.
Значит, я сижу как сидел и сворачиваю еще по самокрутке.
Самое время сказать друг другу то главное, что не предназначено для чужих ушей и говорится только промеж своих. Ведь мы так долго не виделись...
Дай-ка руку, - услышал я собственный голос.
Она вяло подчинилась, мол, пожалуйста, раз тебе хочется. Рука была как тряпичная.
Может, виноват во всем был приступ отчаяния, подкосивший соседа. На поверку выходило, что я тогда и впрямь "прозрел"
тайну Хоенгёрзе: другим пришлось оторвать от себя все самое лучшее, чтобы могло возникнуть вот это живое чудо. Но теперьо боже! - все поворачивалось вспять. Стоило соседу попрыгать в хороводе между жизнью и смертью и-впервые в жизни! - зарыдать, как Амелия тут же что-то утратила. У меня на ладони лежала не живая рука, а мертвый протез. В голове пронеслось: все начали забирать свои доли. И если дальше так пойдет, от Амелии вскорости ничего не останется...
Я так затосковал и упал духом, что сама идея проникнуть в замок и там, скажем, пошуровать под паркетом в столовой представилась мне совершенно невыполнимой.
Но за кого она меня тогда сочтет?
- В чем же наша задача? - спросил я.
Наконец-то и она испугалась, и в ее взгляде - теперь она смотрела мне прямо в глаза-была написана только искренняя грусть, ни тени упрека. Она все еще была прежней Амелией! Да что толку теперь в этом? Что толку?
10
Кто-то возвращается с неба на землю, очищает слезами душу от грязи, накипи и обид-а наутро уже расцветают каштаны, и дверь на веранду оставляют открытой.
Так приходит весна. Кругом все словно спит. Лишь мошкара клубится под грязным фонарем.
Не знаю, почему я здесь, в парке. Не знаю, почему я вчера так и не попал к матери и теперь, вместо того чтобы идти к ней.
стою здесь и смотрю на открытую дверь веранды. Но я здесь. И мысль работает: приезжие, живущие в замке, поздно пообедали и теперь отдыхают и обдумывают планы на будущее. Теперь многие этим занимаются.
Стараясь не шуметь, но и не таясь, я поднимаюсь по ступенькам крыльца, словно и я из их числа-мол, задумавшись, вышел из замка и теперь возвращаюсь в свою комнату.
На веранде никого.
Лишь пустой шезлонг в углу.
Я подхожу к двери и распахиваю открытые створки пошире всю жизнь так бы и открывал двери дома, когда запахнет весенним теплом. Я оглядываю комнату и пытаюсь определить, где то место, и вдруг слышу за своей спиной неожиданное и незабываемое:
Ну, что скажешь?
Конни из правительства земли искренне обрадовался, увидев меня. Очевидно, он рее это время бродил по парку, занятый своими мыслями.
Естественно, я тоже обрадовался, а что мне еще оставалось? А вот и он! И мне уже не надо входить в дом, нужда отпала-ведь Конни оказался сзади! Верно, верно-пустой шезлонг в углу, мог бы и догадаться.
Ясно, он был где-то поблизости. А на случай, если удивится, чего я тут глазею:
- Я только хотел убедиться...
Но именно в тот миг. когда я произнес эти слова, до меня наконец дошло, зачем я на самом-то деле здесь. Я здесь для того.
чтобы найти в столовой то место.
- Пора, пора. давненько тебя не видно, - сказал Конни.
В деревне о нем говорили: мол, краше в гроб кладут, а везде свой нос сует, даже ходит с наклоном-вроде ищет чего.
- Давай присядем тут на крылечке.
Я кивнул.
Садясь, он поддернул штаиы на коленях, что я счел совершенно излишним. Они были ему широки и болтались, образуя под ремнем сборки, казалось даже, что тела они вообще не касаются.
- Ясное дело, тебе одному с этим не справиться, - сказал он. Я неопределенно помотал головой-понятия не имел, насколько он в курсе последних событий.
- Верно? -допытывался он.
- Верно.
Если уж я пришел сюда, то должен назвать какую-то важную причину. Пускай будет эта-не могу один с этим справиться;
а с чем. там видно будет. Нечего вперед заскакивать.
Так и получаются ловкачи - лишь бы не npoгадать. Я понимал это. Но промолчал.
Ведь я этого Конни почти не знал. И ничего от него не хотел. Просто мы оба играли в такую игру. Игра называлась: "Мне одному с этим не справиться". Старая игра, кто ее не знает. Сейчас он примется мне объяснять, что все равно ничего путного бы не вышло-мол, батрак и графская дочка...
Но вместо -этого он вдруг заявил, что не видит смысла "ковырять мне душу". Он, во всяком случае, не собирается.
- У тебя в голове все вверх ногами, сказал он. Я посмотрел на него, как бы спрашивая, чем тут можно помочь, и он ответил так уверенно, словно ни о чем другом и речи быть не могло.
Выход один-иди на курсы.
На какие еще курсы?
Я так перепугался, что мне сразу захотелось домой-полистать томик Фердинанда Авенариуса, просто чтобы успокоиться и собраться с мыслями.
- Ну например, на курсы трактористов, - предложил он. - Здесь же, в замке.
Я даже руками замахал.
- Не могу я здесь оставаться, объяснил я. - Тут меня не понимают.
Но его это ничуть не смутило. Он вытащил из заднего кармана широченных штанов какую-то бумагу-и каких только курсов там не было! И хормейстеров, и репортеров, и слесарей-ремонтников, и руководителей самодеятельности, и сборщиков членских взносов, и...
- Каких еще членских взносов?
- А для Союза свободной немецкой молодежи...
- Ага, знаю.
- Вон оно как! - Конни довольно ухмыльнулся. Теперь он уже был убежден, что весть об этом Союзе распространялась неудержимо, как степной пожар. И сделал вывод: - да мы пошлем тебя в Лёвенклау на два месяца.
Он уже говорил от имени многих - "мы":
"По поручению всего коллектива мы посылаем тебя" - и так далее. Но я не хотел иметь с ними со всеми ничего общего.
А этому только бы отправить тебя хоть к черту на рога: мол, "одному тебе не справиться".
- Но мне ведь надо... - начал было я.
- Знаю, знаю, чего тебе надо.
- Так ведь вон выбор-то какой, - возразил я. - Сперва мне надо обду...
- Ничего тебе не надо.
Тогда я спросил, многих ли он уже убедил ехать на курсы.
- Меньше, чем хотелось бы. - Он замялся и смущенно покрутил в воздухе рукой.
С Дранцем, к сожалению, "все лопнуло".
С Дранцем? Откуда он знает Вилли Дранпа? Вилли был батраком у богатея Труша. Его прозвали Сыпняком-за то, что руки и ноги у него покрывались сыпью, когда он ухаживал за животными-видимо, от их пота и испражнений.
И хотя, как вскоре выяснилось, не выносил он только коров, Вилли не решался уже подходить близко и к лошадям: его преследовал страх, что тогда сыпь выступит и еще кое-где. Поэтому и работал он всегда только в поле-пахал, мотыжил, ворошил и сгребал сено, разбрасывал навоз. Как это Конни из правительства земли дознался про Вилли Дранца?
А вот разговорился с ним как-то по душам и расспросил, как работает да сколько получает. Ну, получал он, как все батраки: тридцать марок в месяц плюс харчи и жилье. Так это раньше называлось: жилье. Имелась в виду каморка в бараке.
Ну а Конни - "считать- то я всегда был мастак" -докопался, что,Дранцу недоплачивают по сто марок в месяц, причем чистыми, за вычетом платы за харч и жилье. Ну и обрадовался же Дранц! И сразу стал прикидывать, как оп теперь заживет. С ума сойти! И на костюм отложить сможет, и матери кое-что подкинуть-ну хоть несколько марок. Да только на усадьбе у хозяина вся его радость улетучилась, а на следующий день он об этой сказке и думать забыл. Toгда Конни послал к Трушу юриста-законника, и тот, пригрозив штрафом в случае отказа, добился нового тарифа для Дранца.
"Это была настоящая победа!" Видно было, что Конни принял ее близко к сердцу. Ведь Дранц был лишь первой ласточкой, примером. Началом целой кампании. А он вместо этого прибежал в замок злой как черт и ругался на чем свет стоит. Смысл его проклятий сводился к следующему: еще одна такая победа, и он весь сыпью покроется.
Оказалось, что Трут, его хозяин, впрямь выложил на стол сто тридцать марок новенькими десятками и прибавил от себя пару еще крепких сапог, после чего послал Дранца в хлев кормить коров - в самую гущу их испарений. Дранц, естественно, отказался получать высокую зарплату.
- На что мне такая куча денег?
И тех десяток не взял.
Рассказывая об этом, Конни так разволновался, что никак не мог успокоиться.
- Как он мог вернуть свои кровные?
Просто невероя тно! Дранц не понял своей задачи! Он должен был положить эти десятки в карман, а потом ходить по деревне и показывать их всем и каждому, - говоря:
"Гляди-ка - заплатил!"
- А потом что? - спросил я. - Как насчет сыпи ?
- А потом мы послали бы его на курсы. - Тут до меня дошло.
- На курсы сборщиков членских взносов?
