Успех опыта превзошел все мои ожидания. Достаточно оказалось килограммовой коробки, чтобы за десять минут уничтожить двести единиц. Такой способ давал значительный выигрыш во времени. Ведь в Треблинке на это ушло бы полчаса, не меньше. Кроме того, производительность при отравлении новым методом не ограничивалась количеством грузовиков, находящихся в нашем распоряжении, и не зависела от каких-либо механических неполадок или недостатка бензина. И, наконец, способ этот был экономичным, поскольку килограмм кристаллов "Циклон Б", как я это немедленно выяснил, стоил лишь три марки пятьдесят пфеннингов.
Я понял, что наконец решил проблему. Но я также прекрасно понимал, что это еще не все, - новый метод потребует и других новшеств. Теперь можно отказаться от использования небольших камер на двести человек, как это делали в Треблинке. Столь ничтожные по вместимости камеры оправдывались незначительным количеством выхлопного газа, который мог подать мотор одного грузовика. Ведь необходимость разбивать партию в две тысячи единиц на небольшие партии по двести единиц и загонять их в несколько камер, естественно, создавала бы лишь неудобства. Это требовало бы много времени, значительного числа охранников, а в случае, если волнения начались бы одновременно в различных группах, нам пришлось бы очень трудно.
Использование "Циклона Б" устраняло все эти недостатки. Это было совершенно очевидно. Теперь, не завися от грузовиков, а просто используя необходимое количество коробок "Циклона Б", можно будет сразу же подвергать обработке в одном большом помещении всех непригодных эшелона.
Предусматривая сооружение такого огромного помещения, я впервые по-настоящему поднялся до уровня той исторической задачи, которая выпала на мою долю.
И здесь нужно было не только быстро действовать, но и обладать широким кругозором и большим размахом. Всесторонне продумав задачу, я пришел к убеждению, что помещение должно быть подземным, из железобетона. Это необходимо, с одной стороны, для того, чтобы выдержать отчаянные попытки заключенных вырваться оттуда, с другой - чтобы заглушить их вопли. Но поскольку в помещении не будет окон, необходимо предусмотреть систему вентиляции. Потом я подумал, что неплохо было бы также перед входом в зал сделать хорошую раздевалку, со скамейками, вешалками и прочим. Это еще дополнит маскировку и будет успокаивающе действовать на пациентов.
Затем я продумал вопрос об обслуживающем персонале и понял, что тут Шмольде совершил большую ошибку. Он лишен дара предвидения. Надо разместить особые команды эсэсовцев и заключенных в непосредственной близости от зала, где будет происходить отравление, и тщательно изолировать их от остальных помещений лагеря. Ведь ясно - это даст выигрыш во времени и обеспечит полную тайну, то есть именно то, что требуется.
Газовая камера должна быть связана с железнодорожной станцией. Надо подвести к ней железнодорожную ветку. Это опять-таки сэкономит время и поможет скрыть от гражданского населения Освенцима сведения о прибывающих эшелонах.
Так мало-помалу у меня в голове возникала и постепенно принимала какие-то конкретные формы, обрастая все новыми и новыми деталями, мысль об огромном промышленном комбинате, обслуживаемом собственной железнодорожной линией. Над подземными залами вставали корпуса зданий с жилыми помещениями и столовыми для обслуживающего персонала, складом для трофейных вещей, анатомическими исследовательскими лабораториями национал-социалистских ученых. И я пьянел от этих мыслей, принимавших все более и более четкие формы.
За сорок восемь часов до срока, установленного Гиммлером, я позвонил оберштурмбанфюреру Вульфслангу и сообщил ему, что разработанный мною план будет представлен рейхсфюреру в указанный день. Я сам отпечатал его на машинке от начала до конца. Это отняло у меня много времени. В восемь часов вечера я позвонил Эльзи сказать, чтобы она не ждала меня. Затем я позвонил в столовую и приказал принести мне холодный обед. Наскоро проглотив его, я продолжал свою работу. В одиннадцать часов я тщательно перечел все, что написал, поставил подпись и вложил листки в конверт, запечатав его пятью сургучными печатями. Спрятав конверт во внутренний карман кителя, я вызвал машину.
Я сел на заднее сиденье. Машина тронулась, я откинулся на спинку сиденья и закрыл глаза.
Водитель резко затормозил - и я проснулся. Луч электрического фонаря осветил мое лицо - машину окружали эсэсовцы. Мы находились под сводом входной вышки лагеря.
- Простите, господин штурмбанфюрер, - произнес один из эсэсовцев, - но обычно вы зажигаете в машине свет...
- Ничего.
- ...А тут вдруг темно, и я решил проверить, кто в ней. Еще раз простите, господин штурмбанфюрер.
- Правильно... Осторожность никогда не мешает.
Я сделал знак, гауптшарфюрер щелкнул каблуками, двойные ворота, обвитые колючей проволокой, со скрипом открылись, и машина тронулась. Зная, что по дороге мы встретим еще один эсэсовский патруль, я зажег в машине свет.
Опасаясь, как бы шум мотора не разбудил детей, я приказал шоферу остановить машину метрах в пятистах от своей виллы и отослал его в лагерь. На пути к дому я заметил на дороге выбоины и подумал, что завтра же надо послать команду заключенных починить дорогу. Я был очень утомлен, но пройденные несколько десятков шагов доставили мне большое удовольствие. Стояла прекрасная августовская ночь, теплая и ясная.
Я открыл дверь своим ключом, осторожно закрыл ее, положил фуражку и перчатки на столик в передней и прошел в кабинет - так называл я маленькую комнату, расположенную напротив столовой. Обстановка ее состояла из стола, соломенного стула и походной койки. Кроме того, в ней находился небольшой умывальник, а над столом висела полочка светлого дерева, на которой стояло несколько книг в кожаных переплетах. Я ночевал в этой комнатке, когда поздно возвращался из лагеря. Эльзи говорила, что это настоящая монашеская келья. Но мне эта комнатка нравилась именно такой.
Я сел, машинально ощупал китель с левой стороны, чтобы удостовериться, что рапорт на месте, стянул сапоги и принялся бесшумно шагать по комнате в носках. Я очень устал, но спать мне не хотелось.
В дверь легко постучали, я сказал "войдите", и на пороге появилась Эльзи. На ней был самый красивый из ее халатов. Я с удивлением заметил, что она даже надушилась.
- Я не мешаю тебе?
- Да нет же, заходи.
Она закрыла за собой дверь, и я поцеловал ее в щеку. Я чувствовал неловкость, так как был без сапог, а это делало меня ниже ее ростом.
Я сухо произнес:
- Садись, Эльзи.
Она присела на койку и смущенно проговорила:
- Я услышала, как ты вошел.
- Я старался не шуметь.
- Да, да, - сказала она, - ты всегда делаешь это очень тихо.
Помолчав, она продолжала:
- Я хотела бы поговорить с тобой.
- Сейчас?
Она неуверенно проговорила:
- Если ты не возражаешь, - и добавила: - Понимаешь, ведь я так мало вижу тебя в последнее время.
- Это не от меня зависит.
Она подняла на меня глаза.
- У тебя очень утомленный вид, Рудольф. Ты слишком много работаешь.
- Да. Но ведь ты хотела со мной о чем-то поговорить, Эльзи, - заметил я.
Она слегка покраснела и торопливо пробормотала:
- О детях.
- Да?
- Это относительно их занятий. Ты знаешь, ведь когда мы возвратимся в Германию, окажется, что они намного отстали от своих сверстников.
Я кивнул, и она продолжала:
- Я говорила об этом с фрау Бетман и с фрау Пик. Их дети в таком же положении. Они тоже очень озабочены...
- Да?
- И вот я подумала...
- Да?
- ...Быть может, мы могли бы выписать учительницу-немку для детей офицеров.
Я взглянул на нее.
- Что ж, это прекрасная мысль, Эльзи. Немедленно займись этим. Мне надо было раньше об этом подумать.
- Но, - неуверенно проговорила Эльзи, - дело в том, что я не знаю, где ее поместить...
- У нас, конечно же.
Я снова ощупал левую сторону своего кителя и сказал:
- Ну вот, все в порядке. Вопрос решен.
Эльзи не уходила. Она сидела, опустив глаза, сложив руки на коленях. После долгой паузы она подняла наконец голову и через силу сказала:
- Посиди со мной рядом, Рудольф.
Я посмотрел на нее.
- Отчего же, конечно.
Я сел рядом с ней и снова почувствовал запах духов. Душиться - это так мало походило на Эльзи.
- Ты хочешь еще что-нибудь мне сказать, Эльзи?
- Нет, - пробормотала она смущенно, - мне просто хотелось немного поговорить с тобой.
Она взяла меня за руку. Я слегка отстранился.
- Я так мало вижу тебя в последнее время, Рудольф.
- У меня много работы.
- Да, - грустно сказала она, - но на болоте ты тоже много работал. И я не бездельничала. А все же было не так.
Наступило молчание. Потом она снова заговорила:
- На болоте у меня не было денег, не было комфорта, прислуги, не было машины, и все же...
