девушки. Ей придется мучиться от стыда, поскольку и друзья, и враги станут говорить, что у нее нет оправданий, таких как молодость и неопытность.
– Это похоже на правду, – быстро согласился доктор Уоррен. – И могло бы быть правдой… вот только она не терзается. Она не выглядит более несчастной, чем ты или я. Она просто встревожена. Знаешь, в какой момент я присягнул ей на верность? Когда она сказала: «Я хочу сберечь себя до тех пор, пока все свершится. За себя я не переживаю. Я вынесу все и сделаю все, что надо. Лишь одно мне важно. Поэтому я обещаю быть хорошей пациенткой». Тут ее глаза увлажнились, а губы она ради приличия сжала, чтобы не было видно, как они дрожат.
– Так не бывает, – пожала плечами миссис Уоррен.
– Я бы не сказал, – возразил доктор.
– Возможно, она считает, что мужчина на ней женится.
Доктор Уоррен неожиданно расхохотался.
– Моя милая женушка, ты бы ее видела!.. Мой смех вызван несочетаемостью фактов. Кольцо с рубином, гербовая печать, меблированные комнаты – и при всем этом она совершенно безукоризненна! Ей и в голову не приходит, что у окружающих могут закрасться сомнения. Пятнадцать лет брака в Южном Кенсингтоне, три дочери в частной школе, четверо сыновей в Итоне и то не смогли бы выковать более очевидную безмятежность. А ты заявляешь: «Возможно, она считает, что мужчина на ней женится». Какова бы ни была истинная ситуация, я абсолютно уверен, что она никогда не задавалась подобным вопросом.
– Следовательно, – сказала миссис Уоррен, – у нас самый Экстраординарный Случай из всех, что мы имели до сих пор.
– Тем не менее я присягнул ей на верность, – подвел итог Уоррен. – А значит, в дальнейшем она расскажет мне больше. – Он решительно тряхнул головой. – Да, пройдет какое-то время, и она почувствует необходимость мне довериться.
Супруги поднялись на второй этаж, чтобы переодеться к ужину. Остаток вечера они почти полностью посвятили обсуждению этой истории.
Глава 20
Отъезд леди Уолдерхерст из Полстри, хотя и неожиданный, прошел в спокойной и деловой обстановке. Осборны знали, что ей срочно потребовалось посетить Лондон; а затем лондонский доктор посоветовал отправиться в Германию на воды. Эмили прислала вежливое письмо, в котором все объяснила и принесла извинения – до отъезда в Германию побывать в поместье не получится. Вероятно, она вернется домой вместе с мужем; а он, скорее всего, прибудет в Англию в течение двух месяцев.
– Она получила известие, что супруг возвращается? – спросил капитан Осборн у жены.
– Она написала ему и попросила вернуться.
Осборн ухмыльнулся.
– Теперь болван раздуется от собственной значимости. Как нам обоим известно, он из тех мужчин, что испытывают восторг, когда их вызывают осуществлять контроль над мероприятием, которое обычно отдают на откуп пожилым женщинам.
Письмо, которое Осборн взял из стопки ожидавшей отправки корреспонденции, он «проконтролировал» сам. По крайней мере это послание до лорда Уолдерхерста не дойдет. Вовремя услышав о сломавшихся перилах моста, Осборн проявил достаточно прозорливости, чтобы догадаться: письмо, написанное немедленно после происшествия, содержит такие эмоции, что даже его светлость почувствует – ему желательно быть дома. Женщина перепугалась, потеряла голову и повела себя как дурочка; через пару дней успокоится, и масштабы случившегося уменьшатся пропорционально тревоге.
На самом деле ему на руку сыграло другое обстоятельство, а именно временное расстройство здоровья лорда Уолдерхерста, вызванное плохим усвоением пищи. Маркизу было предписано отправиться на одну из горных застав. Находившийся на попечении доктора и расстроенный вопиющим нарушением своих планов, Уолдерхерст, надо признать, уделял сравнительно мало времени мыслям о жене, с комфортом расположившейся в Полстри.
– На какой конкретно немецкий курорт она собралась? – спросил Алек.
Эстер перечитала письмо с показным интересом и в конце концов изрекла:
– Она в своем репертуаре – не затрудняет себя объяснениями. У нее привычка вывалить на тебя кучу всякой чепухи и позабыть упомянуть самое важное. Очень подробно пишет о своем здоровье, о своих эмоциях и о моих. Явно ожидает, что мы вернемся в Кеннел-Фарм и будем рыдать по поводу того, что нам не оказали достаточно гостеприимства.
Эстер играла роль, играла очень хорошо – роль сварливой эгоистичной женщины, испытывающей раздражение и злость, потому что от нее требуют покинуть место, которого она достойна.
– Надо же, а ты любишь ее не больше, чем я, – прокомментировал Осборн, после того как несколько секунд придирчиво разглядывал жену. Если бы он был уверен в ней так же, как в Амире!..
– Я не вижу особых причин ее любить, – сказала Эстер. – Богатой женщине легко проявлять щедрость!
Осборн налил себе виски с содовой. Завтра они возвращаются в Кеннел-Фарм, и хотя Алек и так привык частенько прикладываться к бутылке, количество порций спиртного все возрастало. В течение дня он лишь пару часов пребывал в нормальном состоянии и осознавал, что делает.
«Немецкий курорт», куда направилась леди Уолдерхерст, находился ближе к Полстри, чем кто-либо мог предположить, а именно в нескольких часах езды по железной дороге. Проведя день в тихом лондонском пансионе, миссис Капп вернулась к своей госпоже с информацией о доме на Мортимер-стрит. Она выяснила, что вдова, купившая дом вместе с обстановкой, устала от проблемных и неплатежеспособных квартиросъемщиков и страстно желала одного – сбыть с рук то, что еще не разрушено. Эмили всплакнула от радости.
– Этот дом мне дорог. Никому и в голову не придет искать меня там. Да мне и не нужно никого, кроме вас и Джейн. Я буду там в безопасности и уединении. Скажите вдове, что у вас есть подруга, которая арендует пансион на год и заплатит ей, сколько нужно.
– Я не буду говорить ей этого буквально, миледи, – ответила дальновидная миссис Капп. – Я предложу ей немедленную оплату наличными, и чтобы не задавала никаких вопросов ни мне, ни вам. Люди в ее положении порой внезапно сдают весь пансион тем, кто платит лучше, чем квартиросъемщики. У высших слоев общества тоже бывают проблемы; порой требуется приличный дом, за любые деньги. Я предложу ей сделку.
В итоге на следующее утро вдова покинула дом с потяжелевшим кошельком и легкостью на душе, какой она не испытывала много месяцев. В тот же вечер, по наивности не подумав о том, что ее могут принять за леди, попавшую «в щекотливое положение», кристально честная и добропорядочная Эмили Уолдерхерст под покровом темноты прибыла в кэбе на Мортимер-стрит. Устроившись в «лучшей спальне», которая в свое время ей была далеко не по средствам, она опять всплакнула от радости, потому что четыре унылые стены, туалетный столик из махагониевого дерева и украшенные рюшами уродливые подушечки для булавок олицетворяли заведенный порядок и безопасность.
– Здесь как дома, – промолвила леди Уолдерхерст и отважно добавила: – Очень уютно!
– Мы постараемся сделать жилье более ярким, – с благодарностью проговорила Джейн. – А настоящий
