- Ответьте, умоляю вас, - вконец встревожился Пейли. Верить или не верить? Что он сейчас услышал - правду или насмешливую ложь? И от кого исходит эта правда или насмешка - от этого человека либо от его собственного, Пейли, разума, жаждущего контроля над данными, над информацией, поставляемой органами чувств? Разума, ждущего хоть чего-нибудь осмысленного? Там, на столе, громоздится кипа бумаг. - Покажите мне, - воскликнул Пейли. - Покажите хоть что-нибудь, - умолял он.
- Предъявите мне свои рекомендательные письма, - возразил Шекспир. - Нет, - и он двинулся к Пейли, - я сам посмотрю. Его глаза загорелись. В них прыгали странно-зловещие искорки.
- Красивый юноша, - проговорил Шекспир. - По мне, бывают и краше, но покувыркаться малость в летнее утро, пока день не разогрелся...
- Не замай, - выпалил Пейли, - не замай, - бормотал он, пятясь, и ему казалось, что архаизм этот отчего-то звучит фривольно. - Не трогайте меня!
Напирающая фигура превратилась в настоящий ходячий кошмар: шея раздулась, на ладонях рук, простертых к Пейли, засверкали зрачки. Слоновий хобот, выросший посреди лица, извивался, щупая воздух; две-три присоски, проклюнувшись на его кончике, вслепую потянулись к Пейли. Тот бросил суму, чтобы легче было защищаться. Вместо слов чудовище изрыгало хриплые выкрики, покряхтывало и повизгивало. Притиснутый к углу стола Пейли бросил взгляд на измаранный черновик (как там о Шекспире говорили: "В жизни не вымарал ни одной строки"):
Живя в тюрьме, я часто размышляю,
Как мне ее Вселенной уподобить?
Чем на Вселенную она похожа?
Есть ли различья меж темницей и Вселенной?
И хотя тело судорожно пыталось увернуться от этих огромных рук (с десятью пальцами каждая), ученый в Пейли подал голос:
- "Ричард Второй"! Вы пишете "Ричарда Второго"?
Пейли - этот Клод Бернар от литературы - понял, что должен любой ценой передать Свенсону весть, что в 1595 году Шекспир работал над "Ричардом Вторым". Бросившись на пол, Пейли схватил суму и, нащупав передатчик, начал набирать радиограмму. Эта внезапная капитуляция, казалось, изумила Шекспира; его руки-вилы стали растерянно ворошить воздух. А Пейли, ослепший от пота, тяжело пыхтя, сообщал: "УШ авт Р2".
Тут распахнулась дверь.
- Слыхал, шумите, - то был давешний бесформенный урод с глазами на голой груди. Его уродство усугубилось; облик менялся беспрестанно, но как бы рывками, словно его чеканили безмолвные и невидимые молотки. - Он пришел на тебя напасть?
- Не из-за денег, Томкин. У него своего золота вдосталь. Гляди, оказалось, из сумы, второпях брошенной Пейли, на пол просыпались монеты. А Пейли и не заметил; эх, надо было переложить деньги...
- Вот это да!.. - монстр по имени Томкин с жадностью уставился на пол. - А те, другие-то, золота с собой не приносили...
- Забирай и его, и золото, - небрежно распорядился Шекспир. - И с ним, и с деньгами делай, что пожелаешь.
Томкин слизняком пополз к Пейли. Тот завопил, слабо пытаясь отбиваться сумой - но клешня Томкнна легко выхватила ее у Пейли.
- Там внутри есть еще, - пробурчал Томкин, сглатывая слюни.
- А разве я не говорил, что служить мне - дело прибыльное? - спросил Шекспир.
- И бумаги.
- Бумаги? Ага, - Шекспир взял у Томкина пачку листов. - Отведи его к королевскому маршалу. Скажи, чужеземца поймали в городе. Мелет глупости, как тот алеман, что в прошлый раз приходил. Безумные речи ведет. Маршал разберется, что с ним делать.
- Но я джентльмен, - вскричал Пейли, сдавленный тяжелыми руками-лопатами. - Из Нориджа! Я драматург, как и вы! Поглядите, у вас в руках пьесы, которые я написал.
- Сперва призрак, теперь из Нориджа, - улыбнулся Шекспир, вновь воспарив в воздух, как собственный портрет. Двумерный портрет с объемной рукописью в руках. - Экий ты, брат, право. Или есть другие миры, похожие на наш, из которых люди переносятся в наш мир силой колдовства? Такие истории я уже слышал. Один германец...
- Это правда, я вам не лгу! - уцепился Пейли за последнюю ниточку надежды, одновременно цепляясь ногтями за дверь спальни, в то время как Томкин тянул его за собой. - Вы умнейший человек своей эпохи! Вы способны это вообразить!
- И поэтов, которые еще не рождены; этого, как там его, Бляйрона, и лорда Тенниссуя, и пропойцу-валлийца? С тобой разберутся, как и с тем, другим.
- Но это правда!
- Проваливай своей дорогой, - заворчал Томкин. - Твой дом - Бедлам.
И поволок Пейли - бьющегося с пеной у рта, воющего Пейли - за дверь.
- Вы ненастоящие, все вы! - вопил Пейли. - Это вы тут призраки! А я настоящий, это недоразумение, отпустите меня, выслушайте, я все объясню!
- Ишь как запел, - пробурчал Томкин и вытащил Пейли в коридор.
- Дверь закрой, - приказал Шекспир. Томкин прихлопнул ее ногой. Вопли и топот ног удалились по коридору. Скоро вновь воцарилась тишина, давая возможность присесть и почитать.
А пьесы отменные, рассудил Шекспир. Загадочно, что одна из них, по всей видимости, повествует о еврее-ростовщике. Очевидно, парень из Нориджа читал Марло и обратил внимание на драматический потенциал, заложенный в Лопесе и злодеях подобного типа. Он, Шекспир, и сам лениво раздумывал, не написать ли на эту тему пьесу. И нате вам, вот она, уже готовенькая - кто-то за него постарался. Здесь же имелась парочка многообещающих исторических хроник. О короле Генри Четвертом. И комедия под названием "Много шума из ничего". Вот ведь подарки с неба свалились! Он улыбнулся. Вспомнил другого пришельца, алемана - доктора Шлейера или как его там, - чья история очень напоминала историю этого безумца. (Безумца? Разве безумцы способны творить такие пьесы? "Влюбленные, бепмцы и поэты" - хорошая реплика в пьесе о феях, принесенной Шлейером. Бедняга Шлейер умер от чумы.) Пьесы, которые принес Шлейер, были хороши - но эти все-таки лучше.
Шекспир перекрестился. Может ли статься, что, говоря о своих "Музах", древние поэты имели в виду таких вот, как этот безумец, чьи слабые крики все еще доносились с улицы, или как Шлейер, или как тот, что под пыткой клялся, будто родился в Виргинии в Америке и будто в той земле имеются университеты получше Оксфордского, Лейденского и Виттенбергского? Шекспир пожал плечами: есть многое на свете и т.д. Кто бы они ни были, пусть приходят - лишь бы пьесы приносили. Шлейеров "Ричард Второй", возможно, нуждается в исправлениях - чем, собственно. Шекспир сейчас и занимался, но более ранние вещи. "Генрих Четвертый" и прочие, имели успех. Он прочел верхнюю страницу этой новой кипы, поглаживая свою посеребренную сединой рыжую бородку, скользя по строчкам живыми серыми глазами. Вздохнул и перед тем, как скомкать и сбросить со стола страницу своей собственной пьесы, перечитал ее. Худо дело - стих хромает и с волшебством перебор. Герцог Индженио говорит:
Задумайтесь, о господа, над этим:
В морских глубинах двойника имеет
Любая живность суши: точно так же
В далеких небесах жизнь наша
Отражена, как в зеркале. И всяк
Имеет б.шзнеи.а. И всякий шаг двоится,
И сам б.шзнеи, вновь отражается, множится
Бессчетно, да и сами звезды
Имеют близнецов...
Не годится: слишком неправдоподобно. Швырнул страницу в мусорную коробку Томкин потом уберет. Взял чистый лист и начал переписывать изящным почерком:
ВЕНЕЦИАНСКИЙ КУПЕЦ
И продолжал работу, не вымарывая ни строчки.
