Он пошел к черному ходу. Но кричать ему не пришлось, потому что прямо за дверью сидел на корточках Томин Терл, и они вернулись в столовую, где мистер Хьюберт сидел по-прежнему сложив руки на краю стола, а дядя Бадди сидел опустив руки на колени, и между ними под лампой, лицом вниз, лежала колода. Ни тот ни другой не взглянули на него и Томиного Терла.
- Тасуйте, - сказал мистер Хьюберт.
Дядя Бадди перетасовал карты, опять положил под лампу и опустил руки на колени, а мистер Хьюберт снял колоду и сложил руки на краю стола.
- Сдай, - сказал он.
По-прежнему ни мистер Хьюберт, ни дядя Бадди не смотрели на них. Просто сидели; между тем руки Томиного Терла, имевшие цвет седла, появились под лампой, взяли колоду и сдали: одну карту рубашкой кверху мистеру Хьюберту и одну рубашкой кверху дяде Бадди, потом одну лицом кверху мистеру Хьюберту и это был король - и одну лицом кверху дяде Бадди - и это была шестерка.
- Бак Маккаслин против приданого Сибби, - сказал мистер Хьюберт. Сдай.
Рука сдала карту мистеру Хьюберту - это была тройка - и карту дяде Бадди - это была двойка. Мистер Хьюберт посмотрел на дядю Бадди. Дядя Бадди стукнул костяшками пальцев по столу.
- Сдай, - сказал мистер Хьюберт.
Рука сдала карту мистеру Хьюберту - и это опять была тройка - и карту дяде Бадди - это была четверка. Мистер Хьюберт посмотрел на карты дяди Бадди. Потом он посмотрел на дядю Бадди, а дядя Бадди опять стукнул по столу костяшками.
- Сдай, - сказал мистер Хьюберт, и рука сдала ему туза, а дяде Бадди пятерку, и теперь мистер Хьюберт просто сидел, не двигаясь. Он никуда не смотрел и не шевелился целую минуту; просто сидел и наблюдал за дядей Бадди, который положил руку на стол, - впервые с тех пор, как стасовал колоду, приподнял уголок своей перевернутой карты, взглянул на него и снова опустил руку на колени.
- Ваше слово, - сказал мистер Хьюберт.
- Играем этих двух негров, - сказал дядя Бадди. Он тоже не шевелился. Он сидел так же, как сидел в повозке, как на лошади, как в качалке, когда стряпал.
- Против чего? - спросил мистер Хьюберт.
- Против трехсот долларов, которые Теофил должен вам за Тенни, и трехсот долларов, которые вы с Теофилом назначили за Томиного Терла, сказал дядя Бадди.
- Ха, - произнес мистер Хьюберт, только на этот раз совсем негромко и даже не отрывисто. Потом сказал: - Ха. Ха. Ха, - и опять негромко. Потом он сказал: - Так. - Потом сказал: - Так, так. - Потом сказал: - Повторим еще раз. Если я выиграл, вы берете Сибби без приданого и берете обоих негров и я Филу ничего не должен. Если вы...
- ... Теофил свободен. И вы должны ему триста долларов за Томимого Терла, - закончил дядя Бадди.
- Это - если я вас раскрою, - сказал мистер Хьюберт -- Если же нет, Фил мне ничего не должен и я Филу ничего должен - если только не возьму этого негра, про которого я и вам и ему уже несколько лет объяснял, что не желаю его иметь. В остальном мы возвращаемся к тому, с чего началась вся эта глупость. Иначе говоря, я должен либо отдать негритянку, либо рискнуть приобрести негра, которого вы, по собственному признанию, не в силах удержать дома. -- Тут он замолчал. На целую минуту и он и дядя Бадди как будто уснули. Потом мистер Хьюберт сидел ни на что не глядя, и барабанил пальцами по столу, медленно, размеренно и не очень громко. -- Хм, - сказал он. -- И вам нужна тройка, а их всего четыре в колоде, и три из них у меня. И вы только тасовали. А я потом снял. И если я вас раскрою, я должен купить этого негра. Кто сдавал карты, Амодей?
Но он не стал дожидаться ответа. Он наклонил абажур, и свет упал на руки Томиного Терла, которым полагалось быть черными, но они были не совсем белыми, на его воскресную рубашку, которой полагалось быть белой, но и она была не совсем - эту рубашку он надевал каждый раз перед побегом, так же как дядя Бак каждый раз надевал галстук перед погоней, - и на его лицо; мистер Хьюберт сидел, придерживая абажур, и глядел на Томиного Терла. Потом он опустил абажур, взял свои карты, перевернул лицом вниз и оттолкнул на середину стола.
- Пас, Амодей, - сказал он.
IV
От недосыпа он уже не мог ехать верхом и на этот раз вместе с дядей Бадди и Тенни возвращался домой в повозке, а Томин Терл вел его лошадку, сидя на старом Джейке. Приехали они на рассвете, и на этот раз дядя Бадди не успел даже приступить к готовке, а лиса - вылезти из корзины, потому что собаки уже были в комнате. Старый Моисей влез прямо в корзину к лисе, так что оба прошли ее насквозь и выскочили с другой стороны. То есть выскочила лиса, потому что, когда дядя Бадди открыл дверь и хотел войти, старый Моисей еще таскал на шее большую часть корзины, и дяде Баку пришлось сбивать ее ногами. А загнали лису на одном кругу: по передней галерее, за дом, и там стало слышно, как лисьи когти застучали по бревну, прислоненному к крыше, хорошая была гоньба, но кончилась слишком скоро.
- Какого черта, - сказал дядя Бадди, - ты травишь эту дрянь собаками прямо в комнате?
- К черту лису, - сказал дядя Бак. - Иди готовь завтрак. Мне кажется, я месяц не был дома.
КОММЕНТАРИИ
(А.Долинин)
СОЙДИ, МОИСЕЙ
В начале 1940 года Фолкнер задумал создать новую книгу по той же методе, что и "Непобежденных", - то есть составить ее из отдельных рассказов, над которыми он тогда работал. По его словам, общей темой книги должны были стать "отношения между белой и черной расами у нас, на Юге".
К работе над книгой Фолкнер приступил лишь год спустя, в мае 1941 года. Первоначально он намеревался использовать для нее семь рассказов, уже написанных к этому времени: "Пункт закона" (соответствует первой части "Огня и очага"; опубликован в журнале "Collier's" 22 июня 1940 г.), "Не всегда золото" (соответствует второй части "Огня и очага"; опубликован в ноябрьском номере журнала "The American Mercury" за 1940 г.), "Отпущение грехов" или другой вариант названия - "Апофеоз" (соответствует третьей части "Огня и очага"; отдельно не публиковался), "Черная арлекинада" (опубликован в октябрьском номере журнала "Harpers" за 1940 г.), "Старики" (опубликован в сентябрьском номере журнала "Harpers" за 1940 г.), "Осень в Пойме" (до выхода книги отдельно не публиковался) и "Сойди, Моисей" (опубликован в январском номере журнала "Collier's" за 1941 г.). Впоследствии к ним добавились неопубликованный рассказ "Почти", который был переделан в первую новеллу-главу книги, и охотничья новелла "Лев" (опубликована в декабрьском номере журнала "Harpers" за 1935 г.), послужившая "заготовкой" для нескольких эпизодов "Медведя".
Сообщая издателю о своих планах, Фолкнер писал: "Я все перепишу более или менее заново, а в процессе работы придумается что-нибудь новенькое". Однако переработка данного материала в целостную книгу представляла значительно большие трудности, чем в случае с "Непобежденными", поскольку это был не новеллистический цикл с общими персонажами и единым рассказчиком, но ряд разнородных текстов на негритянскую тему, между которыми отсутствовала какая-либо прагматическая связь. У каждой из отобранных новелл был свой набор персонажей и свой способ повествования; часть из них имела рассказчиков, причем в их роли выступали Баярд Сарторис и Квентин Компсон, о которых читатель уже знал все. В поисках объединяющего принципа Фолкнер обратился к испытанным приемам семейной хроники, решив построить книгу как историю клана Маккаслинов, в котором есть и белая и черная ветви. Писатель даже начертил для себя примерное генеалогическое древо рода и начал, сверяясь с ним, переделывать рассказы. Все персонажи, не имевшие прежде никакого отношения к Маккаслинам, получили новые биографии и имена, связавшие их друг с другом родственными узами (например, Квентин Компсон из "Стариков" превратился в Айка Маккаслина, главного героя книги, а его отец в Маккаслина Эдмондса, безымянная негритянка из "Осени в Пойме" - в прапраправнучку основателя династии, а ее любовник Бойд - в Роса Эдмондса, и т. п.). Появился в книге и ряд совершенно новых эпизодов и мотивов (например, столкновение Лукаса Бичема с Заком Эдмондсом в "Огне и очаге"), возникли повторяющиеся символы (огонь, кровь и т. п.), в некоторых случаях иной поворот приобрели отношения действующих лиц и обрисовка отдельных характеров (так, Лукас Бичем до известной степени вышел из амплуа "комического старика негра", в котором он выступает в новеллах). Пожалуй, только рассказ "Черная арлекинада" не подвергся существенной переделке, поскольку в общей композиции книги ему отведено место вставной новеллы, развивающей ее основную тему на другом материале.
Композиционным и смысловым центром всей книги Фолкнер сделал повесть "Медведь", которая "придумалась" у него "в процессе работы" (подобно "Запаху вербены" в "Непобежденных"), причем интересно, что в ней, как и в "Запахе вербены", важнейшую роль играют инициационные мотивы и символика (юный герой подвергается символическим охотничьим испытаниям посвятительного характера и, получая статус взрослого, пересматривает общепринятый кодекс поведения; как и Баярд Сарторис, своим поступком он отвергает тяготеющее над Югом "проклятье" с той лишь разницей, что для Баярда это проклятие насилия и мести, а для Айка Маккаслина - проклятие рабства и собственности).
