подозреваете меня в том, будто я интеллигентный человек. Я не оставлю это безнаказанным и бросаю ваше подозрение обратно вам в лицо. Я иду дальше! Я обвиняю вас в том, что вы интеллигентный человек!
У молодого человека был вид несколько ошарашенный.
– В чем вы меня обвиняете? – спросил он и рассмеялся. – Ну, хорошо, я согласен с этим. Что же дальше?
– Раз вы интеллигентный человек, в вашей обязанности объяснить мне психологию рекламы.
– Почему в моей обязанности?
– Потому что вы ее знаете, а я не знаю. Если у вас в кармане имеется тысяча долларов, а умирающий с голода попросит у вас десять центов, не правда ли, вы дадите ему эту монету? Если вы откажетесь объяснить мне психологию рекламы, – я пойду за вами по улице и стану публично обвинять вас в интеллектуальной скупости. Если я расскажу публике, что вы отказали мне объяснить психологию рекламы, будьте уверены, она станет над вами издеваться.
Молодой человек, беспокойно переминаясь с ноги на ногу, взял Майкла за рукав.
– Посмотрите туда, – сказал он. – Я могу кратко объяснить вам психологию этой рекламы. – Он указал на нее пальцем. Наша цель – привлечь внимание публики этими смешными танцующими фигурами, световыми эффектами и т. д. и в то же время запечатлеть в зрителе название нашего продукта. Каждый вспоминает его по ассоциации с этими фигурами, а эти же самые чудные танцующие люди находятся на наших коробках с жвачкой. Надеюсь, вы понимаете?.. Это всем известный закон ассоциаций.
– Какой закон? – допрашивал Майкл.
– Закон ассоциаций! Это относится к психологии. Представление о нашем продукте ассоциируется с этими фигурами.
Майкл выпрямился и смотрел молодому человеку прямо в лицо.
– О, я чувствую, где здесь собака зарыта, – сказал он резко. – Стоит подумать над тем, что вы хотите навязать публике.
– Я вас не понимаю, – сказал молодой человек.
– Теперь я понимаю все ваши уловки. Да, вы пользуетесь законом ассоциации, – но только совсем не так, как вы говорите. Ваша реклама пытается убедить столь же непреложно, сколь непреложен закон ассоциации, что, если кто-нибудь будет покупать вашу жвачку и жевать, – жевать ее целые месяцы, то он потеряет в весе, станет тоненьким, разовьет мускулы и сможет делать стэнты [Особого рода гимнастические упражнения]. Но ведь этого никогда не будет, не правда ли? И, значит, все ваши притязания на то, что реклама, будто бы, этого достигает, – напрасны.
– У нас вовсе нет таких притязаний, – вспыльчиво заявил молодой человек.
– Нет, они у вас есть! – возражал Майкл. Я побью вас вашей собственной логикой. Вы не выполняете того, что обещаете вашей рекламой. Если вы желаете знать, что я думаю, – так вот: я думаю, что вы довольно хитрый малый! Люди по всей стране жуют в эту минуту, подобно коровам, жевательную резинку, надеясь похудеть, стать гимнастами и хорошими танцорами, как раз потому, что все видели эту рекламу.
– Уверяю вас, у нас вовсе нет таких притязаний!
– Так говорите вы, но ваша реклама этому противоречит. В этом и заключается ваша уловка… Так как никто от жевания вашей жвачки не худеет, вы им говорите, что реклама хочет сказать вовсе не то… Я напишу в газетах по этому поводу.
– Ну, и идите своей дорогой, этакий придира! – сказал молодой человек и повернулся спиной к Майклу.
Он тотчас же отошел, но остановился на углу и что-то сообщил полисмену. Они оба обернулись и посмотрели на Майкла, и полисмен засмеялся. Тогда засмеялся и молодой человек.
В то время как разыгрывались эти события, я направлялся в свою холостую квартиру на Мэдисон-авеню, с адресом Майкла Уэбба в кармане. Я был необычайно возбужден.
– Знаменитый Майкл Уэбб! – Так сказала м-с Дэмбл.
Я решил вначале узнать, чем был знаменит Майкл Уэбб, затем отправиться к нему и, наконец, начать наш роман.
Глава третья
Как важно быть второсортным
Вспоминаю: однажды, будучи еще совсем мальчиком я прошел с отцом больше десяти миль для того, чтобы мельком взглянуть на члена правительства.
Был удушливый августовский день, а знаменитость была облечена в черный сюртук и цилиндр. Когда этот знаменитый человек проезжал по деревенским улицам, в ответ на приветствия толпы он снимал цилиндр и всякий раз, приподнимая его, утирал свою плешивую голову платком.
В те дни знаменитостью стать было нелегко. Теперь – совсем другое дело. Мир переполнен знаменитостями, рискуешь столкнуться с ними в толпе на каждом шагу.
«…Вы видите вон того человека?» – говорит Джонс, покуривая сигару и цедя слова сквозь зубы.
«Да, вижу», – отвечаете вы.
«Так вот, это – спекулянт Стернфельд. Он только что заработал чистоганом миллион на Уолл-стрит».
«Что вы говорите?»
«О, да, сэр! – продолжает Джонс. – Чистый, кругленький миллион!»
Так как ваша единственная авантюра на Уолл-стрит закончилась потерей восьми ста долларов благодаря вашей страстной вере в то, что «Болдуин Локомотив» никогда не пойдет на понижение, вы пытаетесь дипломатически переменить разговор.
«Прекрасный мартовский день», – замечаете вы бодро.
«Да, прекрасный денечек, – соглашается равнодушно Джонс и наклоняется к вам через стол, чтобы вы могли его лучше слышать. – Знаете, что сделал этот франт Стернфельд? Я вам расскажу, сэр. Он продал свои «Болдуин Локомотив» как раз перед тем, как они стали понижаться. Много было дураков, которые во что бы то ни стало хотели их купить. Они думали, что «Болдуин» никогда не перестанет повышаться. Стернфельд знал лучше: он дальновидный, умный игрок. Продал по самой высокой цене большую партию, которой у него не было на руках, а когда «Болдуин» пал, – великолепно заработал на разнице. Вы видите, каким он теперь стал. Там у входа стоит его Ролс-Ройс. Хапнул миллион!»
«Я вижу… а девушка, которая с ним разговаривает? Она тоже знаменита?»
«О, эта девушка! Да, она» – тоже знаменитость». – Джонс серьезно вынимает пятидесятицентовую монету из кармана и показывает вам.
«Вы замечаете сходство?» – говорит он.
«Вы хотите сказать, что цена ей пятьдесят центов? О, нет, вы к ней несправедливы! Цена ей, по крайней мере два доллара».
«Нет! – говорит он. – Взгляните на эту женскую голову, что на серебряной монете. Правительство, как вы знаете, предложило премию за лучший профиль… Теперь взгляните. Видали ли вы когда-нибудь нос более изящный, чем этот?»
Джонс смотрит на вас торжествующе и кладет монету обратно в карман.
«Я с ней знаком, – хихикает он. – Очень хорошо знаком. И Стернфельда я знаю… Я хочу сказать, что…здоровался с ним за руку».
Вы платите по счету за завтрак и тащитесь домой по залитым светом улицам, с рекламами о Дугласе Фербэнксе в «Ужине за миллион долларов». Наконец, вы прибываете на вашу собственную квартиру, куда вам почтальон только что доставил «Ярмарку тщеславия». Сколько бы вы ни старались, вам невозможно ускользнуть от знаменитостей. Это одна из самых больших неприятностей в жизни.
И вот теперь Майкл Уэбб стал знаменитым! Посмотрим же, как он до этого дошел.
Известность Майкла началась с выпуска им в свет увесистого научного труда под заглавием: «Как важно быть второсортным». Книга появилась после двух лет упорной работы. В этот период он был окружен сорока двумя секретарями. Кроме секретарей он пользовался помощью прекрасно оборудованного штаба изобретателей теорий, докторов философии, ученых второго сорта, библиотекарей и машинисток.
Издателю было вручено более шестидесяти тысяч написанных на машинке страниц – приблизительно восемьдесят шесть томов; издатель – человек не особенно высокого полета – счел такое предприятие неосуществимым. Он заявил, что произведение слишком многословно, и вернул автору все шестьдесят тысяч страниц с требованием основательно книгу сократить.
Майкл Уэбб потратил три месяца на то, чтобы с синим карандашом в руках просмотреть эти тысячи страниц, и доложил издателю, что не мог найти ни одного абзаца, который не был бы необходим, и ни одной бессмысленной фразы.
После этого издатель нанял целый штаб пессимистов, чтобы произвести
