Нависшая над ними новая смертельная опасность заставила их окончательно забыть о мести.
Израильские племена на западном берегу Иордана, в Ханаане, так долго держались лишь потому, что между искусными в ратных делах царями канаанейцев, властвовавших в древних городах, не было единства. Но как только начались раздоры между евреями Востока и Запада, цари городов заключили союз. Теперь они собирались сообща напасть на израильтян и искоренить их. Никогда eщё со времен Деборы и Барака западный Израиль не оказывался в столь бедственном положении.
Помочь им мог только победитель в сражении при Нахал-Гаде, человек, который благодаря своей искупительной жертве стал помощником Господа.
Судьи всех родов Израиля пришли к Тахану, главнокомандующему Эфраима и потребовали призвать на помощь Ифтаха. Тахан отказался. Тогда судьи обратились к первосвященнику Элиаду.
Элиад собрался ехать в Мицпе. По правде сказать, эта поездка не доставляла ему особого удовольствия. Его дело - размышлять в шатре Господа о событиях в Израиле, обсуждать их с учениками, записывать и толковать. Он неохотно вмешивался в решение проблем рода, предпочитал давать советы. Теперь он испытывал самые неприятные ощущения оттого, что должен беседовать с этим Ифтахом, который так жестоко поступил с людьми Эфраима. Однако Элиад отдавал себе отчет в том, что без помощи Ифтаха Израиль не спасти.
Элиад отправился в путь. Стояло раннее лето, дорога оказалась легкой и приятной, но в его душе с каждым шагом накапливалась горечь. От того, как он обратится к Ифтаху, зависит, быть Израилю, или он исчезнет с лица земли. Но способен ли он найти для Ифтаха нужные слова?
Он привык анализировать поступки людей и нередко думал о характере Ифтаха. Образ Ифтаха был ему неприятен, однако он жаждал увидеть этого человека, хотел поговорить с ним.
Элиад тщательно обдумывал линию своего поведения. Жители Гилеада не имели обыкновения укреплять свои селения. Цивилизация сковывала их, как узкое платье. Они оставались детьми пустыни Тогу, а Ифтах, вероятно, eщё более провинциален, чем они. Слава и успех породили в нем самоуверенность, а кровавая клятва, видимо, вконец испортила его характер. Если он, Элиад, не нашел общего языка с Таханом. Что же говорить об Ифтахе? Сумеет ли он задеть невидимые струны в душе этого одержимого героя?..
Первосвященник решил, что во время беседы, прежде всего, будет думать о цели своей поездки, поэтому всеми силами постарается приноровиться к настроению Ифтаха и выберет подходящий момент для решающего разговора.
Когда Ифтаху сообщили, что с ним желает побеседовать первосвященник Эфраима, его охватил порыв прежнего высокомерия. Этот священник из Шило слыл мудрецом. Сыны Эфраима послали к нему самого умного человека, чтобы убедить его в чём-то, но его сердце защищено теперь толстым панцирем, и никакой священник не сможет ему противостоять.
Ему любопытно было бы понаблюдать, как эфраимиты будут вести себя в беде, но он не собирался принимать окончательное решение. Возможно, он проявит великодушие и спасет их. Возможно... Все будет зависеть от его настроения. Захочет - поможет. Не захочет... На нет и суда нет.
Но вот в палатке Ифтаха появился первосвященник Эфраима. Он представлял себе Элиада совсем иначе. Желтоватое лицо с острым взглядом окаймляла коротенькая бородка, неприметная, расползающаяся фигура. Для своей должности он казался слишком молодым. Не больше пятидесяти, облачен в скромное коричневое одеяние, но из самого лучшего материала, выглядит очень ухоженным. Ифтах ни за что не признал бы в нем служителя Господа. Священники, как правило, не следили ни за собой, ни за своими жестами. Пожалуй, этот человек из Шило напоминал ему важного господина из Вавилона, которого он когда-то взял в плен - принца Гудеа.
Некоторое время они молча стояли друг против друга.
- Мир тебе! - выговорил, наконец, Элиад, склонившись в поклоне.
Вместо "шалом" у него, как у всех эфраимитов, получилось "салом". Ифтах рассмеялся. Это было чудом. Он не смеялся уже много дней, но когда вспомнил, как подшучивали над эфраимитами, когда он был ребенком; как пытавшиеся спастись сыны Эфраима у брода через Иордан тщетно старались правильно произнести слово "шиболет", его охватил новый приступ смеха.
Элиад предполагал, что Ифтах не встретит его, как положено встречать людей его ранга, но подобного приема не ожидал. Он почувствовал себя оскорбленным, но мгновенно овладел собой, вспомнив о слове, которое сам себе дал: не забывать, что спасение Израиля зависит от этого Ифтаха. Он постарался убедить себя, что Ифтах смеется не над ним и не над Эфраимом. Мало ли, что могло прийти в голову человеку, обагрившему свои руки кровью... Спокойно, с достоинством он ждал, когда приступ смеха пройдет.
- Прости, - опомнился Ифтах. - У меня и в мыслях не было оскорблять гостя.
Он подошел к Элиаду, обнял его, поцеловал и жестом пригласил присесть.
- Я благодарен тебе, - продолжал он, - что после всего, что произошло у брода через Иордан, ты не питаешь ко мне отвращения. Угроза для вас, должно быть, очень велика.
- Да, велика, не скрою, - просто и искренне согласился Элиад. Впервые со времен Деборы против нас объединились цари и города Канаана. Они хорошо вооружены и превосходят нас численностью. Опасность не минует и Гилеад. Если Канаан уничтожит западный Израиль, враги будут теснить вас не только с востока, но и с запада.
- Враги теснили меня с юга и с севера, и в доме моем тоже были враги. Но я справился со всеми, - небрежно парировал Ифтах. - Тебе не понять...
- Ты воевал во славу Господа, - остановил Ифтаха Элиад и внимательно посмотрел на него. - А Господь - Бог всего Израиля. Я пришел тебе как к Его фельдмаршалу.
- Тогда ты, верно, ошибся и не к тому обращаешься, - ответил Ифтах. Свои долги Господу я заплатил. Теперь я Ему не слуга и не должен вести за Него войны. Мы с Ним квиты.
Элиаду захотелось сказать Ифтаху грубость или, хотя бы, отреагировать на его слова вежливой иронией, но сердить этого человека он не смел. Он молчал, потирал руки, обдумывая следующий ход.
Элиад вновь посмотрел в лицо Ифтаха. На его жестких чертах лежала печать усталости. Кожа сморщилась, живой Ифтах напоминал мертвеца. Этот человек воевал со своим Богом и был истощен этой борьбой. Теперь он хотел покоя, но не мог освободиться от Господа.
- Ты ошибаешься, Ифтах, - сказал священник. - В твоих отношениях с Богом нет места вине, службе и долгу. Ты не в силах расквитаться с Ним. Ты - часть Господа.
Ифтаха охватил страх. Никто, кроме Яалы, не ведал, что лик Бога напоминает лицо Ифтаха. Откуда об этом узнал чужеземец?
Элиад увидел, что его слова задели Ифтаха.
- Если есть сейчас герой в Израиле, это - ты. А, стало быть, ты третья часть Бога. Мы описываем жизнь Израиля и знаем это. В тебе больше Господа, чем в нас, в остальных людях. Кто нападает на Господа, тот нападает на тебя.
- Не трудитесь, господин священник, превозносить меня! - попытался ерничать Ифтах, стараясь насмешливым тоном прикрыть свою растерянность. - Я не медведь, которого приманивают медом.
Элиад понял: Ифтах ожесточен и чрезмерно упрям. Но глупым его никак не назовешь и в умении думать ему не откажешь. Он закрылся от людей панцирем, а слова Элиада пробили в этом панцире брешь. Элиад ощутил проблеск надежды. Он отбросил прежний свой план и решил рискнуть - привлечь Ифтаха на свою сторону смелыми идеями, которые кому-то другому показались бы, вероятно, кощунственными.
- Меня ничуть не удивляет, что ты не воспринимаешь себя частицей Господа, - сказал он. - Ты - солдат и призван действовать, сражаться. Думать о Боге - не твое дело. Для этого существуют священники. В Шило с беспримерным усердием размышляют о Боге. И тут мы добились определенных успехов. Во всяком случае, осмыслив твою ситуацию, я берусь утверждать: хочешь ты того, или нет, ты - часть Господа. Господь живет в тебе, а ты живешь в Нем. Мелкие божки чужеземцев селятся на деревьях, в камнях, в водных потоках... Самые простодушные из нас тоже представляют нашего Бога в конкретных фигурах. Однако настоящий Бог, твой и мой, живет в делах Израиля.
Ифтах был озадачен. Не ведая того, священник говорил именно то, о чем рассказывала ему Яала. Неслыханные, кощунственные слова притягивали, завораживали его.
- Если я правильно тебя понял, - все eщё поддерживая насмешливый тон, уточнил он, - ты всерьез утверждаешь, что Господь живет в моих делах?
- Вот именно! - подтвердил Элиад.
- Выходит, если я совершаю преступление, - издевался Ифтах, - значит, его совершает Господь?
- Не совсем так, - мягко поучал его первосвященник. - Когда ты идешь на преступление, Господь слабеет, становится меньше.
- Я - солдат. Ты сам сказал это, - внезапно посерьезнел Ифтах. - Мне трудно понять твои красивые, гладкие слова.
- Ты прекрасно все понимаешь, - резко возразил ему Элиад. - Даже в тот момент, когда хочешь закрыться от меня...
