по полному праву назвать ее бестолковой.
– Она болтлива?
– Ничуть! Одно из ее достоинств – искреннее уважение к высказываниям собеседников.
– Она легко возбудима?
– Скорее наоборот. Если возбудимостью считать живость, то я бы назвал ее флегматичной.
– Я думаю, – медленно продолжила Мэри, – что ты пока что не рассмотрел одну возможность: а что, если женщина находится в плену каких-то ложных представлений?
Уоррен резко повернулся к жене.
– Тебе пришла в голову блестящая идея! Ложные представления?
– Помнишь, – пришла на помощь жена, – то запутанное дело, когда юная миссис Джеррольд при аналогичных обстоятельствах решилась на побег? Она тайно уехала в Шотландию и скрывалась там в домике пастуха, потому что у нее сложилось ошибочное впечатление, будто муж нанял детективов за ней следить. Какая приятная женщина, и какой ужас внушил ей бедняга!
– Еще бы! Один из наших Экстраординарных Случаев.
Воображение миссис Уоррен распалилось.
– Что мы имеем? Женщина живет затворницей в меблированных комнатах, явно располагает деньгами, носит кольцо с огромным рубином, получает документы с внушительной печатью, выходит на прогулку только в темноте и страдает по поводу писем, которые вот-вот должны прийти – однако все не приходят. С другой стороны, со своими манерами и внешним видом она совершенно не вписывается в образ персоны, имеющей сомнительную репутацию; да и тревожится исключительно по одному поводу, который той персоне был бы неважен. Не может ли быть так, что, находясь в уязвимом физическом состоянии, она вбила себе в голову, будто ей угрожает опасность, от которой нужно скрываться?
Доктор Уоррен воспринял идею серьезно.
– Да, она говорила, что самое главное – быть в безопасности. «Я хочу сберечь себя» – вот ее слова! Ты, как всегда, прозорлива, Мэри. Завтра я наведаюсь к пациентке с очередным визитом. И тем не менее, – у него в глазах вспыхнуло очередное воспоминание, – она выглядит абсолютно здравомыслящей!
На следующий день доктор поднимался на второй этаж дома на Мортимер-стрит, обдумывая возможные подходы к решению головоломки. Лестница была вполне типичной для дешевого пансиона, хотя Каппы и постарались сгладить общее впечатление неряшливости, прикрыв истрепанный ковер листами фетра веселой расцветки. Стены, оклеенные желтоватыми обоями с грязными потеками, вгоняли в депрессию любого, кто заходил в помещение; они годами подвергались воздействию сырости, и тусклый узор уже не различался. Всем своим видом дом намекал на то, что хозяева делали ремонт нечасто и лишь по необходимости.
Джейн все силы направила на преображение гостиной, где днем проводила время ее госпожа. Она вносила улучшения постепенно и незаметно для окружающих, чтобы не возбуждать любопытство соседей, которые не привыкли лицезреть у ворот вереницу фургонов, доставляющих заказы. Покупала, к примеру, один ковер зараз и со временем заменила обстановку на более радующую взор и удобную для жизни. Доктор Уоррен видел результаты изменений; следовательно, его пациентка не была стеснена в средствах. К тому же отношение молодой горничной к госпоже демонстрировало не только почтение и хорошие манеры, но и свидетельствовало о глубокой преданности, граничащей с обожанием. Джейн Капп была воплощением воспитанности и безупречной репутации. Подобные качества явно не для тех молодых женщин, которые попали в щекотливую ситуацию и вынуждены жить в изоляции. Когда горничная взялась за ручку двери гостиной, чтобы войти и объявить о приходе посетителя, доктору пришло в голову: сегодня он скажет Мэри, что если миссис Джеймсон – героиня некоей нешаблонной домашней трагедии, то Джейн Капп, такая, как она есть, непременно заявила бы еще полгода назад: «Извините, мэм, но я, как молодая девушка, считаю своим долгом сегодня же потребовать расчет». Однако вот она стоит, в форменном платье и аккуратном переднике; горничная довольна своим положением, а ее милое юное лицо светится живым сочувствием.
День выдался пасмурным и холодным, однако камин в гостиной встречал живым теплом. Миссис Джеймсон сидела за письменным столом и перечитывала разложенные на нем письма. Она больше не выглядела пышащей здоровьем. Лицо осунулось, а когда женщина подняла глаза, доктор сразу заметил в них опустошенность.
«Она пережила какое-то потрясение, – подумал Уоррен. – Бедняжка!»
С присущей ему мягкой настойчивостью доктор начал расспрашивать пациентку о самочувствии. Возможно, пришло время, когда она решит довериться? Недавнее потрясение, что бы ни было его причиной, поставило ее в положение женщины, которая не в состоянии ничего понять. Доктор почувствовал: она спрашивает себя, что делать, и вполне вероятно, сейчас задаст этот вопрос ему. С другими его пациентками подобное бывало ранее, однако они, как правило, вываливали на него утомительные подробности, сопровождаемые рыданиями, и взывали проявить благородство и совершить невозможное. Порой даже умоляли пойти к кому-нибудь и использовать свое влияние.
Эмили отвечала на все вопросы, как всегда, любезно и разумно. Да, она чувствует себя плохо. Вчера упала в обморок.
– Что стало причиной обморока? Вас что-то расстроило? – осведомился Уоррен.
– Дело в том, что я… я испытала ужасное огорчение. – Она помедлила. – Пришло письмо, а в нем… а в нем не то, что я ожидала.
Эмили была в отчаянии и ничего не понимала. Почему то, что она написала Джеймсу, совершенно не затронуло его сердце, и он даже не счел нужным отреагировать?
– Я всю ночь не спала, – сообщила она.
– Так не может продолжаться, – ответил доктор.
– Я все думала… и думала…
– Вижу.
Возможно, следовало набраться мужества и хранить молчание. Однако ей было так одиноко и так хотелось спросить совета! Индия находится в тысячах миль, и почта туда и оттуда идет очень долго. Она сойдет с ума от тревоги, пока получит ответ на второе письмо. Да еще с перепугу поставит себя в нелепое положение. Не лучше ли послать за леди Марией, сюда, на Мортимер-стрит, и объяснить ей все? Нет, вряд ли стоит полагаться на чувство юмора ее светлости. А вот энергичный и дружелюбно настроенный доктор – хороший вариант. Он поможет найти нужные доводы. Страх, наивность и благоговение перед мужем до сих пор не позволяли Эмили рассуждать здраво, хотя она этого и не осознавала. Она была слишком встревожена и слишком напугана.
Доктор смотрел на женщину с большим интересом, однако назойливости не проявлял, понимая, что ее настроение далеко от адекватного.
Уоррен намеренно затянул свой визит. Принесли чай, и он выпил чаю вместе с хозяйкой, чтобы дать ей время настроиться. И когда наконец доктор встал и собрался уходить, она тоже встала. Она выглядела нерешительной, нервничала, однако позволила ему дойти до двери.
А затем внезапно бросилась вперед и преградила путь.
– Нет, нет! Пожалуйста, вернитесь. Я… думаю, что должна вам сообщить кое-что.
Доктор развернулся. Жаль, Мэри нет рядом! Женщина пыталась улыбаться и выглядела сдержанной и щепетильной даже в смятении.
– Если бы я не запуталась или рядом был хоть кто-нибудь… Надеюсь, вы сумеете дать мне совет; я должна, должна сберечь себя.
– Вы хотите мне что-то рассказать? – спокойно произнес он.
– Да. Я
