— Соедините ее со мной, — распорядилась Крис над неубранным завтраком: кофейник, ошметки тоста. Она еще лежала в постели. Было всего двадцать минут десятого.
— Вот я и думаю, — говорила Хильда, — на что ей сдался этот фруктовый отдел «Маркса и Спенсера»? Нет, я же не утверждаю, что прямо никто из людей ее типа и поколения туда не заходит за фруктами. Но она ведь на всем готовом жила в общежитии, когда познакомилась с ним? Так на что ей сдались эти фрукты и овощи? Да, она же сказала — овощи, именно овощи. Хотела где-то там пообедать сама по себе. И где, интересно, она собиралась их парить-жарить и по какой методе? Ничего абсолютно не сходится.
Крис думала: в такую рань уже сидит, подруга, за столом в своем лондонском офисе.
— Может, зашла бы позавтракать? — сказала Крис. — Я никак не очухаюсь. Мы только прилетели из Нью-Йорка.
— Не могу, — сказала Хильда. — В этот раз тебя не увижу. Завтра улетаю, но через недельку, примерно, вернусь, займусь их квартирой. Мой подарок на свадьбу — и это все. Квартира в Хампстеде, точка.
— Ничего себе «и это все», — сказала Крис.
— Вот и я тоже думаю. Пусть спасибо скажут.
Крис сказала:
— Я ужин устраиваю семнадцатого-восемнадцатого октября. Придешь?
— Не знаю. Я позвоню. Не верю ни одному слову этой девицы.
— Мерчи... Мерчи... — сказала Крис, — что-то такое вертится. И что они собой представляют?
Хильде как раз не хотелось разжевывать, что собой представляют Мерчи. Не то чтоб она не доверяла Крис Донован, просто сама не могла разобраться в своих чувствах. Женщина деловая, она терпеть не могла растекаться мыслью по древу. За те два дня, что она видела Мерчи, — до и после свадьбы в Сент-Эндрюсе, — у нее не раз мелькало: что-то тут не то. Но сама свадьба, все гости были вполне приличные, симпатичные люди, именно такие, каких ожидаешь встретить на свадьбе такого человека, как ее сын.
И поэтому Хильда сказала:
— Ах, ну Мерчи как Мерчи. Я же их совершенно не знаю. А в общем, смыться хочется. Прямо кажется иногда, что Австралия недостаточно далеко.
— Если б не Харли, — сказала Крис, — я б с тобой улетела.
Хильда Дамьен в свои пятьдесят три изумительно выглядела, что в этом возрасте дается только сверхэнергичным людям. Нужна энергия, мужество даже, чтоб так следить за собой, как принялась за собой следить Хильда сразу же, едва поняла, сколь богатые перспективы перед ней открывает длительное вдовство. Художники, музыканты, писатели и поэты — те могут плевать на себя и свою наружность в погоне за жгучими, летучими целями. А деловые люди в своем большинстве — совсем другой коленкор; они кожей чуют, как для бизнеса важно, чтоб их массировали, трамбовали, стригли, умащали, заставляли худеть, и они, не жалея сил, самоотверженно занимаются своей внешностью. Начинала Хильда как журналист, и теперь, настоящий магнат, считала более чем естественным вскакивать ни свет ни заря, чтоб поспеть к массажистке или парикмахеру. Седые волосы волной убегали назад с ее гладкого, загорелого лба, зубы сверкали, удачные скулы держали лицо; бабье лето, нежный закат; и у нее было сильное тело.
В свои пятьдесят три, тайком от детей, она решила опять выйти замуж, и единственной причиной секретности было то, что Хильда пока не знала, за кого она выйдет. Но она была уверена, и справедливо, что легко найдет человека, лучше вдовца, богатого, стоящего, привлекательного.
Хильда не была феминистка. Она была выше и ниже этого. И ей не нужен был ручной муж, который помог бы влачить бремя домашних забот. У нее не было домашних забот. Ей нужен был ровня, партнер. Хильда по части секса была робка, особым опытом не обладала и только догадывалась о том, какая мощная штука — половое влечение.
Понятия не имея, за кого выйдет замуж, она зато знала прекрасно, как берут быка за рога. Да, хорошо, что Уильям женился. И поскольку, Хильда не сомневалась, этот брак не надолго, стоило поторопиться с замужеством, пока не развелся сын.
Одна Хильдина подруга, рано заделавшись богатой вдовой, почти сразу уселась в холле отеля «Экцельсиор» в Риме с собачкой на коленях. И довольно скоро возник господин, подходящего возраста, погладил собачку, заговорил с вдовой. От добра добра не ищут, и подруга Хильды вышла за того господина, чуть ли не старика, и жила с ним в счастливом супружестве, пока он не умер. А потом вернулась в холл отеля «Экцельсиор». А еще одна подруга, шестидесяти с хорошим хвостом и трижды вдова, так та решила подыскать себе мужа-ровесника. Поехала на Багамы, у нее там какая-то недвижимость, и — пожалуйста, подцепила очаровательного бизнесмена в каких-то гостях на коктейле. И стал он ее четвертым мужем, и она по сию пору замужем, прямо вся лоснится от счастья. Такие примеры. И Хильда чувствовала, и правильно делала, что главное — сосредоточиться на задаче, и кто-то, безусловно, всплывет. Может, даже в самолете в Австралию или обратно. И, между прочим, недурно бы, думала Хильда, встретить будущего спутника жизни на свадьбе у сына.
Эти Мерчи устроили дочери вполне пристойную, не показушную свадьбу. Жили они возле Сент-Эндрюса, в строении с башенкой под названием Черненький Дом, где комнат было поменьше, и были они похуже, чем обещал фасад. То, что комнатушки такие тесные, согласно Грете, матери Маргарет, было большой удачей: «Не то нам бы их не протопить». Супруг ее, Дэн Мерчи, объявил, что семья занимает дом с 1933 года. И так ударял на этот важнейший факт, будто 1933 год случился в раннем средневековье.
— Ах, как же часто, — Дэн рассказывал Хильде, — я бывал мальчиком на свадьбах! Так и помню эти атласные костюмчики, клетчатые килты. А белокурые головки на этих свадьбах, кудри невесты, наши кудри — могу фотографии показать. Чуть не каждый месяц — желтый атласный костюмчик, голубой костюмчик! В каком-то смысле наши родители умели бросать деньги на ветер. А в каком-то смысле у них ветер свистел в карманах.
— Роскошь, то, что мы теперь называем роскошью, она дешевле была. Портнихи шили чуть не задаром, — вздыхала Грета.
Хильда слушала и не перебивала. Это было ее правило: дать людям высказаться.
Хильда осталась у них переночевать перед самой свадьбой. Комнату ей выделили удобную, уютную, ничего не скажешь. Шторы — то что надо, под цвет к покрывалу, все тютелька в тютельку. Отдельная ванная болотного цвета с белыми птицами в полете по кафелю. Туалетная бумага, ватные диски. Полотенца — как надо. Все как надо. Хильду сразу же, как приехала, провели в эту комнату. Все было как надо, вплоть до статуэтки дрезденского фарфора на полке: смешной человечек в красных штанишках играет на скрипке. И что с ними не то? Хильда переоделась, что было не так уж нужно, во всяком случае, не обязательно, потому что приехала она в изумительных брючках и шерстяном жакете. Осмотрела книги возле постели: три карманных Энтони Пауэлла, «Старший трубач драгунского полка» Томаса Харди, «Золотой клад» Палгрейва[8], три карманных Агаты Кристи, П. Д. Джеймс[9] в бумажной обложке, что-то Теккерея, что-то Алана Силлитоу. Все нормально, не придерешься. Хильда надела платье и пиджак, черное с легким вкраплением белого, все очень хорошее, потрясающее. И спустилась знакомиться с Мерчи. Было полвосьмого вечера.
Тут она увидела Дэна Мерчи, отца Маргарет. Он был в темных очках и вошел в комнату этой чуть скованной, четкой походочкой Ярузельского, которой в свое время мы любовались, когда нам показывали польские новости.
— А-а, Хильда (вы позволите вас так называть?), — сказал он, — как добрались? Садитесь. Я рад, что вы легко нас нашли. Что будете пить? Виски, джин, водку, шерри, что прикажете.
Она попросила виски с содовой. Вошла Грета.
— Как я рада вас видеть, — сказала она (в черном с белым, и эта туда же), — особенно теперь, когда вся суетня закончилась, худшее позади, можно расслабиться. Третья свадьба уж с плеч долой. Двух дочерей выдавала, Маргарет третья. Четвертая еще в школе учится, так что, видимо, со дня на день жди новостей. Жаль, вы раньше не приехали, погостили бы у нас, познакомились бы поближе.
Муж налил жене водки с тоником. Себе взял неразбавленного виски, сглотнул, снова налил.
Хильда подумала: «Они вполне ничего, но что-то тут не так». Потом подумала: «Ах, мне-то что, плюнуть и растереть». И откинулась в кресле, зная, что выглядит изумительно, и держа в уме, как, уж конечно, они тоже держали, что она фантастически богатый и независимый человек.
— Ну прямо как гром с ясного неба, — сказала Грета. Хильда как знала: именно эту фразу она произнесет. А что вообще можно сказать или сделать такого, что не скажет и не сделает каждый? Хильда подумала: «Я чересчур преуспела. Оторвалась. Такова, очевидно, обыкновенная, средняя жизнь».
Мерчи жили тем, что добывали из карьера гранит и другой камень. У них было небольшое, хорошо налаженное дело — Хильда навела справки перед вылетом из Австралии. Компания «Дэн Мерчи, от Мерчи и Сыновья, Каменоломни, Добыча, Оборудование для шахт» была на грани свертывания. Но этот семейный бизнес был связан по субдоговору с туннелем под Ла-Маншем, и Хидьда смекнула, что им нужны такие деньги, какие необходимы, чтоб делать очень большие деньги. Не познакомься Маргарет с Уильямом случайно, во фруктовом отделе «Маркса и Спенсера», Хильда, конечно бы, заподозрила, впрочем беззлобно, что тут идет охота за денежками Уильяма, за ее денежками то есть. Ну а так — нельзя же рубить сплеча, быть чересчур циничной. Люди просто влюбляются, бывает, бывает.
