31
Т. Н. ТАЛЬФУРУ *
Даути-стрит,
среда вечером, октябрь 1837 г.
Марри *, полагая, что от одного упоминания в "Квортерли" * всякий молодой человек должен непременно сойти с ума от радости, прислал мне вчера выпуск этого журнала. Сдается мне, что Хейуорд * никак не может забыть того, что я в свое время отклонил его дружбу. Впрочем, я на рецензию не в обиде, и многое в ней нахожу справедливым, а то, что не нахожу справедливым, вероятно, тоже справедливо, ибо я не могу себя считать в этом деле беспристрастным судьей.
Трудно, я думаю, сыскать писателя, у которого было бы меньше авторского тщеславия, чем у меня, и если я и дорожу мнением публики, то это оттого, что сочинительство для меня является, к сожалению, не только призванием, но и ремеслом.
При всей Вашей скромности Вам совсем незачем краснеть, вспоминая "другое дело", и я только жалею, что не знаю лучшего способа заверить Вас в том, что являюсь вашим искренним, сердечным и преданным другом.
32
ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
Брайтон,
пятница, 3 ноября 1837 г.
...Сегодня чудесный день, и мы этим воспользовались, а до этого ветер был такой сильный, поднимались такие штормы, что Кэт едва осмеливалась нос высунуть на улицу. В среду налетел настоящий ураган, он разбивал стекла, срывал ставни, сшибал людей с ног и задувал огонь в очагах, вселяя страх и ужас в сердца. Несколько часов кряду в воздухе было черно от шляп (подержанных), кои, если верить слухам, были сорваны ветром с голов неосторожных пассажиров во всех концах города, а впоследствии старательно подобраны рыбаками. Как гласила афиша, Чарльз Кин * должен был играть в "Отелло" "по случаю бенефиса миссис Сефтон, любезно согласившись отложить свой отъезд в Лондон на один день". Не знаю, добрался ли до театра он сам, но уверен, что никто, кроме него, туда не попал. Сегодня вечером дают "Медовый месяц", и я по этому случаю решил поддержать старуху драму. У нас тут прекрасная гостиная с огромным итальянским окном и видом на море, но брат нашего Б., который обещал показать мне местные достопримечательности, ни разу не появлялся, вследствие чего мое представление об этом месте несколько сужено и ограничивается павильоном, молом и морем. Впрочем, я довольствуюсь последним, и если только ко мне не присоединится некое лицо мужского пола (а как по-вашему, присоединится или нет?), то, по всей видимости, круг моих знакомств не расширится.
Я рад, что Вам нравится последний выпуск Оливера, и особенно рад, что Вы отмечаете первую главу. Я возлагаю большие надежды на Нэнси. Если только мне удастся написать ее так, как я задумал, и если еще один персонаж, который должен служить ей контрастом, получится, тогда мне уже, пожалуй, не страшен ни мистер....., ни его дела. По вечерам я с трудом удерживаюсь - так и тянет расправиться с Феджином и компанией; но так как я приехал сюда отдыхать, я не поддаюсь соблазну и со всем прилежанием предаюсь труднейшему занятию - праздности. Читали ли Вы (впрочем, конечно, читали) "Историю сатаны" Дефо? Какая великолепная вещь! Я купил ее за пару шиллингов вчера утром и не могу от нее оторваться. Надо было быть такими безмозглыми гениями, как мы, чтобы не предвидеть, что ответит М. Передайте ему сердечный привет от меня. Но вот идет X. Я должен быть на репетиции его оперы. Это будет лучше всякой комедии. Кстати о комедиях. Надпись "Проезда нет" все еще мозолит мне глаза, когда я бываю на той улице. Я взял билеты на следующий вторник. Мы будем дома к шести, и я надеюсь увидеть Вас хотя бы вечером. Боюсь, что восемь пенсов покажется Вам чрезмерно большой ценой за такое письмо *; впрочем, если самые горячие уверения в дружбе и преданности и радость, которую я ожидаю от встречи с Вами, чего-нибудь да стоят, бросьте их на чашу весов вместе с сотней добрых пожеланий и еще одним сердечнейшим заверением в том, что я и т. д. и т. п. Остаюсь Ваш _Чарльз Диккенс_. Для завитушки не хватило места - в следующий раз, когда буду писать Вам, пририсую ее.
33
МИССИС XЬЮ3
Лондон, Даути-стрит, 48,
понедельник, 29 января 1838 г.
Сударыня,
Я прочитал статью, которую Вам было угодно прислать мне, и, к прискорбию своему, должен сообщить Вам, что использовать ее не могу. Сочинения такого рода не подходят для "Альманаха", редактором которого я являюсь, начать же новую серию я сейчас не в состоянии.
Я надеюсь, что Вас не обидит мое сообщение: я глубоко тронут, поверьте, тем теплым, поистине женским чувством, которое пронизывает Вашу небольшую повесть, а также похвальными причинами, побудившими Вас написать ее.
Если позволительно мне дать Вам совет, то я самым искренним и настоятельнейшим образом хотел бы убедить Вас поискать каких-либо других средств помочь Вашему другу. Вы не можете себе представить, сколько забот и неприятностей Вы уготовите себе, если вступите на путь писательства, сколько досады и горечи проникнет в Вашу жизнь, судя по Вашему письму, столь уединенную. Никакое денежное вознаграждение, поверьте, никогда не возместит Вам потери душевного покоя.
Я верну Вам рукопись, как только Вы укажете мне, куда и как ее направить. Позвольте мне уверить Вас, что эти несколько слов я набросал со всей искренностью, ибо тон Вашего письма таков, что я не мог ограничиться сухим деловым ответом.
Остаюсь, сударыня, Вашим покорным слугой.
34
КРУКШЕНКУ
Мой дорогой Крукшенк, на очаге должен быть маленький чайник, а на столе маленький черный чайник для заварки с подносом и прочим и жестяная баночка для хранения чая - на две унции. Кроме того, висит шаль, а перед очагом играет кошка с котятами.
Всегда преданный Вам.
35
ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
9 февраля 1838 г.
...Первая глава "Николаса" окончена. Пришлось повозиться, но мне кажется, что она удалась...
36
ДЖОНУ ФОРСТЕРУ
...Только меня выкинет на берег и я принимаюсь мужественно атаковать "Оливера", как поднимается волна моей ежемесячной работы и затягивает меня снова в море рукописей...
37
РИЧАРДУ ВЕНТЛИ
11 февраля 1838 г.
...Я много думал последнее время о "Барнеби Радже". Гримальди * отнял столько времени от короткого промежутка, который у меня был между окончанием "Пиквика" и началом новой работы, что, боюсь, я не доведу ее к намеченному мною сроку до такого состояния, которое удовлетворило бы меня и годилось бы для Вас. Я хотел бы, чтобы Вы поразмыслили над следующим предложением: не кажется ли Вам, что Вам было бы выгоднее, а мне много проще начать печатать "Барнеби Радж" в "Альманахе" тотчас по окончании "Оливера Твиста" и выпускать его в течение того же срока, что и предыдущий роман, с тем чтобы впоследствии издать его в трех томах? Рассудите сами. Для того чтобы "Альманах" удержался на том же уровне, необходимо продолжать печатать в нем какую-либо мою повесть, - после того, как закончится "Оливер". Если я засяду за "Барнеби Раджа" и примусь писать его урывками в свободное время (а учитывая мои многочисленные обязательства, таким образом я мог бы окончить его очень нескоро), ясно, что я никак не могу одновременно начать какой-либо новый роман в выпусках для "Альманаха". Писать три разные повести сразу, давая в печать ежемесячно по большой порции каждой, было бы не по плечу самому Скотту. Между тем, если мы начнем публиковать "Барнеби" в "Альманахе", мы восполним берешь, которая образуется с окончанием "Оливера", а у Вас будет еще то преимущество, что новая работа безусловно поднимет цену на "Оливера Твиста". Поразмыслите об этом на досуге. Я действительно пекусь о том, чтобы поступить наилучшим образом не только по отношению к себе, но и к Вам, и если бы Вы приняли мое предложение, все материальные выгоды были бы на Вашей стороне...
38
ФОРСТЕРУ
21 февраля 1838 г.
...Вчера написал двадцать страниц "Николаса", - остается еще четыре на утро (встал в восемь!), - и заказал лошадь на час.
39
ФОРСТЕРУ 9 марта 1838 г.
...Вчера до обеда обдумывал "Оливера", но как только я принялся за него всерьез, меня позвали к Кэт *. Впрочем, я успел сделать восемь страниц и надеюсь сегодня утром довести их число до пятнадцати.
40
ДОКТОРУ КЮНЦЕЛЮ *
Даути-стрит,
понедельник вечером, июль 1838 г.
Дорогой сэр,
Держите, пожалуйста, "Английских писателей", сколько Вам угодно. Я жалею только о том, что этот сборник не столь полон и занимателен, как мне бы того хотелось.
К стыду своему, должен признаться, что в постоянной спешке чуть не забыл о Вашей просьбе. Чтобы не забыть ее совсем, расскажу Вам сейчас же "все, что мне известно".
Я родился седьмого февраля 1812 года в Портсмуте, английском портовом городе, замечательном главным образом большим количеством грязи, евреев и матросов.
Отец мой по долгу службы - он числился в расчетной части Адмиралтейства - был вынужден время от времени менять место жительства, и таким образом я двухлетним ребенком попал в Лондон, а в шесть лет переехал в другой портовый город, Чатам, где прожил лет шесть или семь, после чего снова вернулся в Лондон вместе со своими родителями и полдюжиной братьев и сестер, из которых я был вторым.
